встал рядом, возвышаясь над ней.
– О чем вы говорили с Адамом?
– Что, простите?
– О чем вы говорили, пока он провожал вас домой?
– С какой стати я должна вам отвечать? – раздраженно бросила она и снова взялась за дверную ручку, но он развернул ее лицом к себе.
– Что ж, хорошо, – с досадой вздохнула она. – О Джейн Остен. О чем еще, по-вашему, мы должны были говорить?
– Вы любите его?
– Вы вообще в своем уме? – воскликнула она. – Сперва добились того, что меня уволили, затем называете наркоманкой – все эти годы вы только и делали, что отталкивали меня!
– Что значит «отталкивал вас»?
– Боже мой, – пробормотала она, – вы даже наняли на работу ту, что была моим злейшим врагом еще в колледже… эту шпионку экстра-класса…
– Аделина, ради всего святого, что значит «отталкивал вас»?
Она отвела глаза, разглядывая собственные сапожки.
– Ничего не понимаю.
Он вздохнул, взглянул на луну, затем, проведя рукой по лбу, уставился в землю.
– Вы ничего не понимаете? Значит, мне одной все понятно.
– Аделина, пожалуйста, выслушайте меня.
Он попытался взять ее за руку, но она резко отдернула ее.
– Выслушать? Ваше нытье о том, как вам одиноко, когда за неполный год я лишилась мужа и дочери? Вы как нельзя вовремя!
Ее голос все сильнее дрожал от гнева.
– Прошу, позвольте мне войти, и мы спокойно обо всем поговорим.
– Нет, постойте, что за неслыханную чушь вы несете?! Вы не посмеете, слышите вы меня или нет?
Она пыталась открыть замок, но у нее так сильно дрожали руки, что она никак не могла попасть ключом в замочную скважину.
– Думаете, что раз вылезли из спячки, можете приставать к первой попавшейся женщине? К молодой женщине, которая теперь свободна? И все потому, что вам одиноко по ночам? Вот это вам нужно? Да как вы посмели! Как могли подумать такое обо мне!
Наконец она открыла дверь, но он попытался удержать ее.
– Аделина, я ни о чем подобном не думал. Ни о чем таком. Вы же хорошо меня знаете.
– Уходите, пожалуйста, – взмолилась она, и слезы хлынули из ее глаз. – Неужели вы не понимаете, как мне больно?
Она захлопнула дверь, оставив его одного в темноте, и он слышал, как она рыдает. Хуже он сделать уже не мог, даже если бы очень постарался. Возможно, эти слова были последними, что он от нее услышит, – а ведь он пришел сюда совсем не за тем, гонимый ревностью к Адаму Бервику с его подарочками.
Он постоял так еще несколько минут, пока не стихли ее всхлипывания, и побрел прочь по садовой дорожке, не оборачиваясь, не глядя на дом, где все еще не зажегся свет. Так он и шел в полной темноте, под луной, невероятно одинокий, и некому было указать ему путь, кроме этого безликого небесного тела, светившего всем – и никому. Никто больше не заботился о нем, он никому не был нужен, кроме той, что покинула его много лет назад, и вот вселенная в своей безграничной несправедливости заключила с ним сделку: снова испытать подобную боль или не получить вообще ничего.
Так и вышло – он вновь остался ни с чем, лишь причинив себе еще больше страданий, и в этом была его вина.
Едва ступив на порог собственного дома, он увидел связку ключей в замке его кабинета. Да, это могло помочь умерить боль, и никто бы не узнал об этом. Никто, кроме Аделины, – и тогда он бы стал на шаг ближе к той жалкой развалине, какой казался ей, и он не был уверен, что сможет вынести подобный позор.
Жалость к себе обычно заставляла его замкнуться, поддаться боли и зависимости. Но сегодня ему уже нечего было терять, и в то же время перед ним открылись все дороги. Он не продвинулся бы на йоту к достижению собственной цели, если бы сейчас снова уступил. Сделать так означало снова ступить на проторенный путь, что вел через сад к той двери, что захлопнулась перед ним, и к другим таким же дверям и таким же людям – если у него вообще хоть когда-нибудь будет второй шанс.
Его жизнь была болью – собственно, он и не жил по-настоящему. Вместо этого он забывался в наркотическом дурмане. Уже несколько недель он не открывал шкаф, помня свою клятву на церковном кладбище в сочельник. Либерти Паскаль, эта «шпионка экстра-класса», как ее окрестила Аделина (даже сейчас он не смог сдержать улыбку), отлично справлялась с возложенными на нее обязанностями, ничего не упуская из виду. Он пытался стать лучше, и сейчас причина этих перемен была невероятно далеко – но в ее мнимой недостижимости и крылась коварная ловушка. Если он сумеет противостоять искушению сейчас, в этот тяжелый миг, значит, это и вовсе ему не нужно. Это было очередным испытанием – бог знает, сколько он уже провалил. И хотя Аделина и была так далеко, она тоже смогла побороть своих демонов в этот мрачный час, и он сказал себе, что у нее есть чему поучиться. Она была умнейшей из всех, кого он знал, и, отвергнув его, лишь подтвердила это – он все понял, невзирая на боль, причиненную этим наитием.
В конце концов, перед ним лежал новый путь, ступив на который, возможно, он смог бы стать тем, кого заслуживает Аделина.
Глава 23
Чотон, Хэмпшир.
Второе февраля 1946 года.
Полночь
Когда встреча подошла к концу, Франсес предложила Мими и Ярдли остаться у нее на ночь в отведенных для гостей комнатах. Мими была безумно рада провести ночь в доме, где когда-то спали Остены и, быть может, даже сама Джейн оставалась ухаживать за больной племянницей или племянником, несмотря на то что сама жила по соседству.
Втроем вместе с Эви они направились к особняку, пройдя через всю деревню; Эндрю Форрестер пошел в противоположном направлении, возвращаясь в Олтон, а Адам провожал домой Аделину. Зимний день короток, и в половине пятого солнце уже клонилось к закату, а полная луна терпеливо ждала своего выхода. Ярдли засыпал Франсес вопросами о Чотоне и его истории, на которые она охотно отвечала, хоть и ссылалась на то, что лучше всех в округе об этом осведомлен Эндрю Форрестер – второго такого знатока было не найти.
После запоздалого ужина в столовой и напитков у огня Эви поднялась в свою спаленку на чердаке в южном крыле, а мисс Франсес удалилась в свою – в углу напротив Эви. Внизу, на втором этаже, была