— Или усыпит.
— Напомни, сколько тебе лет? — Она набирает ответное сообщение. — Потому что ты говоришь, как моя мама.
— Недостаточно взрослая, чтобы пить, как и ты.
Мы добираемся до нашей комнаты в общежитии и бросаем наши сумки для танцев. Моя двуспальная кровать так и манит меня, но Эйнсли права. Как я могу не отпраздновать окончание первого курса?
— Этот парень купит выпивку для нас. — Она хватает халат и направляется в ванную. — Он хочет, чтобы мы встретились с ним через час, так что нам нужно быстро принять душ. — Возбуждение в ее голосе и блеск в глазах заставляют меня застонать.
— Подожди. Что за парень? Пожалуйста, скажи мне, что это не тот нувориш, который всегда отвратительно флиртует. — Я работаю над тем, чтобы высвободить волосы из балетного пучка. — Как его зовут? Кингсли?
— Кингстон.
— Больше похож на Куинстона14, — бормочу себе под нос. Парень одевается так, будто он отпрыск Элтона Джона и Дэвида Гэнди.
— И ты не в том положении, чтобы называть кого-то нуворишем, мисс Стерлинг-Пенн. — Она встряхивает своими туго накрученными волосами.
Туше.
— Ты уверена, что не предпочла бы съесть наш вес в углеводах? — Я падаю спиной на кровать, думая, что есть углеводы в постели гораздо веселее, чем отбиваться от приставаний богатых пьяных чуваков.
— Мы идем. Эта тема не подлежит обсуждению. — Подруга исчезает в ванной.
Я выпиваю энергетический напиток, чтобы собраться с силами и привести себя в порядок, но прилагаю мало усилий, готовясь. Джинсы, легкий свитер и конверсы. Эйнсли сногсшибательна в коротком платье и туфлях на каблуках. Хорошо, сегодня вечером она привлечет все взгляды, и я смогу отойти на второй план.
Час и пятнадцать минут спустя мы выходим из нашего общежития и садимся в такси.
— Яхт-клуб, — говорит Эйнсли водителю.
— Яхт-клуб? — В прошлом мы встречали этого парня на вечеринках или в шикарных ресторанах. Не то чтобы я когда-нибудь оставалась надолго. Как только Эйнсли как следует прижималась к нему, я брала такси домой.
— Не говори так удивленно. Парень при деньгах.
— Вы с ним встречаетесь?
Я обнаружила, что последние несколько месяцев почти невозможно общаться с друзьями, не говоря уже о романтических отношениях. Если я не на занятиях, не на репетициях или не сплю, то стираю или ужинаю с родителями, и ни то, ни другое не происходит достаточно часто. Как Эйнсли справляется с общественной жизнью, выше моего понимания. Единственная причина, по которой мы остались подругами — это то, что мы соседки по комнате и вместе участвуем в балетной программе.
— Мне бы хотелось. — Она проверяет свой макияж на экране своего телефона. — Я ясно дала понять, что заинтересована…
Из того, что я видела, Эйнсли дала это понять более чем ясно. Она не раз буквально вешалась ему на шею.
— …но он никак не заглатывает наживку.
— Так почему тогда мы снова встречаемся с ним?
— Он продолжает приглашать нас куда-нибудь, так что должно быть парень заинтересован. Может быть, просто хочет узнать меня получше, прежде чем ввязываться во что-то. — Довольная своим макияжем, она кладет телефон обратно в сумочку. — В любом случае, он секси. — Ее глаза загораются от возбуждения. — Я пока не отказываюсь от него.
Парень динамит ее. Теперь он мне действительно не нравится. В моей голове разыгрывается сегодняшняя ночь — я пью в одиночестве, в то время как Эйнсли отвратительно флиртует, а парень отвергает ее, чтобы потешить свое собственное эго.
Мы расплачиваемся с такси и выходим на пристани Яхт-клуба. Запах морепродуктов и нагретой на солнце воды залива приятен. Внутри здание клуба оформлено в морском стиле от «Ральфа Лорена» — красный, белый и синий цвета вперемешку с ржавыми корабельными якорями, рулевыми колесами и флагами на стенах.
Я иду за Эйнсли в бар, размышляя, не следовало ли мне одеться во что-нибудь поприличнее, потому что в этом заведении царит атмосфера строгого дресс-кода. Или, может быть, это просто потому, что средний возраст тех, кто внутри, по крайней мере, на двадцать пять лет старше нас.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— О, боже, вот он, — говорит Эйнсли.
Парень выглядит совершенно неуместно в море спортивных пиджаков и рубашек для гольфа. Он высокий, худощавый, одет в облегающие черные брюки с закатанным голенищем, красные носки и черные армейские ботинки. Его рубашка из ярко-красного шелка покрыта маленькими тиграми. Весь ансамбль выглядел бы как клоунский, если бы Кингстон не носил его так хорошо. У парня такое лицо, которому самое место на уличном рекламном щите на Хьюстон-стрит.
— Ты сделала это, — говорит он, глядя прямо на меня, а не на Эйнсли.
— Да, я вытащила ее. — Эйнсли с обожанием улыбается ему. — Давай закажем ей выпить, пока она не передумала.
— Она не передумает. — Парень ухмыляется. Скорее дерзко, чем уверенно. — Что ты хочешь выпить?
— Чтобы пережить эту ночь? Мартини с двумя оливками.
— Я очень постараюсь сделать ее незабываемой, — мягко обещает он и поворачивается к бармену, чтобы заказать нам напитки.
Я достаю наличные, чтобы заплатить за выпивку.
— Здесь не принимают наличные. — Кингстон смотрит на мои двадцать баксов так, будто это разноцветные деньги из «Монополии». Словно он находит их и мое предложение заплатить милыми. — Выпивка за мой счет.
Парень пододвигает ко мне матовый бокал с мартини.
— Спасибо, эм…. напомни, как тебя зовут?
Он разворачивается после озвучивания своего заказа с ухмылкой на губах.
— Кингстон.
Я поднимаю свой бокал в тосте.
— Спасибо за выпивку, Кингсли.
Парень прищуривает глаза, но кончики его губ приподнимаются.
— Не за что, Би.
Тьфу. Я делаю большой глоток и стараюсь не реагировать на обжигающий напиток, который скользит по моему горлу.
— Пойдем. Наш столик вон там. — Он ведет нас во внутренний дворик, расположенный на причале, где многомиллионные яхты пришвартованы рядом с модными парусниками и несколькими небольшими скоростными катерами. — Габриэлла, Эйнсли, это мой друг Реми.
У его друга далеко не такие стандарты моды, как у Кингстона. На нем расстегнутая синяя рубашка-поло и коричневые шорты-карго. Парень явно из частной школы, в комплекте со слипонами Сперри. Реми привлекателен, но далеко не так красив, как Кингстон. Не то чтобы я смотрела на кого-то из них таким образом. Мы здороваемся и направляемся к столику снаружи. С Реми разговор между нами идет легко. Мы говорим об учебе и нашем последнем концерте, а он рассказывает о своих занятиях в Нью-Йоркском университете. Он на пару лет старше, законный возраст употребления алкоголя, но его рассказы о шалостях и вечеринках братства заставляют его казаться намного моложе.
Я замечаю, что Кингстон вообще не участвует в этих историях.
Он почти не произнес ни слова.
Я несколько раз ловлю его на том, что Кингстон наблюдает за мной, и в то время как большинство людей отвели бы взгляд, стыдясь того, что их поймали, парень только наклоняет голову и смотрит дольше и пристальнее каждый раз, когда я его ловлю.
— А как насчет тебя, Кингстон? — Эйнсли наклоняется к нему.
— Что насчет меня? — говорит он, не глядя на нее.
Эйнсли делает все возможное, чтобы вовлечь его в разговор, привлечь к себе, но парень ведет себя так, будто она назойливая муха на нашем полуночном пикнике.
Какой засранец. Он пригласил ее для того, чтобы игнорировать? Потешить свое самолюбие?
Осмелев от своего мартини, я смотрю ему прямо в лицо.
— Что? У меня что-то на лице?
Чувствую, как Эйнсли напрягается рядом со мной, вероятно, беспокоясь, что я испорчу весь вечер.
Кингстон ухмыляется, словно его забавляет мое раздражение.
— Насколько я вижу, нет. Если хочешь подойти ближе…
— Пас. — Я проглатываю остатки своего напитка.
— Я тебе не нравлюсь. — Его замечание заставляет его усмехнуться.
Предполагаю, что парень привык к тому, что женщины падают к его ногам, смеются над всеми его шутками, выпрашивают его член.