Блудная дочь возвращается домой.
Я замечаю миссис Гулд в другом конце комнаты. Она что-то увидела во мне, когда мне было тринадцать лет, и посвятила свое время тому, чтобы сделать из меня лучшего танцора, каким я только могла быть. Миссис Гулд пришла на мой первый концерт в «Джульярде» и принесла мне дюжину роз.
— Габриэлла, это ты? — Ее британский акцент возвращает меня к более простым временам, когда я мечтала стать прима-балериной.
— Миссис Гулд, давно не виделись.
Женщина крепко обнимает меня.
— Не могу поверить, что это действительно ты. — Она отстраняется, чтобы подержать меня на расстоянии вытянутой руки, но продолжает придерживать меня за плечи. — Посмотри на себя, совсем взрослая.
— Приятно снова видеть вас.
Ее взгляд легко скользит по моим шрамам, и я вижу в ее глазах, что она знает мою историю. Предполагаю, что мои родители, должно быть, передали мое оправдание за то, что я больше не посещаю «Джульярд».
— Как ты, милая?
— Бывало и лучше. — Я оглядываю студию, чтобы не видеть жалости в ее глазах и чтобы женщина не видела печали в моих.
— Такова жизнь, я полагаю. — Ее взгляд падает на пуанты в моих руках. Ее глаза загораются. — Ты здесь, чтобы потанцевать?
— Честно сказать, не знаю. Это было так давно, и врачи сказали, что мне придется переучиваться… — Я сглатываю комок в горле. — Я даже не знаю, помню ли, как это делается.
— Врачи осматривают тело. Танец идет от души. — Ее темно-карие глаза потеплели. Она берет мою руку и прикладывает ее к моему сердцу. — Балет живет здесь. Не в твоем мозгу и даже не в твоих мышцах, а здесь. В твоем сердце. Ты никогда этого не забудешь.
— Хотелось бы, чтобы это было правдой. Прошло так много времени с тех пор, как я танцевала.
Она берет пуанты из моих рук.
— Давай начнем медленно. — Женщина вздергивает подбородок, ее плечи напрягаются. — Положи свои вещи, скинь обувь и ложись на пол для растяжки. — Она щелкает и показывает пальцем.
В ее суровом приказе есть утешение. Теплота. Правильность.
Не знаю, вернусь ли когда-нибудь в это место после сегодняшнего, но прямо сейчас знаю, что я именно там, где мне нужно быть.
ГЛАВА 29
Габриэлла
Хотела бы сказать, что потеряла счет дням, прошедшим с тех пор, как я в последний раз видела Кингстона, но это было бы ложью.
Прошло тридцать четыре дня.
Я думала, что со временем буду думать о нем меньше. Думала, что его предательство будет гореть все сильнее с каждым днем, пока, в конце концов, не выгорит, и я полностью забуду его. К сожалению, меня мучает прямо противоположное.
У меня так много вопросов, но я не доверяю ему, чтобы просить его сказать мне правду. И также не могу доверять своим родителям.
Вот почему мне пришлось обратиться к единственному человеку, у которого нет причин лгать мне.
Со своего места у окна кофейни я вижу, как подходит Эйнсли. Она колеблется у двери, как будто сомневается в своем согласии встретиться со мной. Задерживаю дыхание, пока она, наконец, не открывает дверь. Я машу ей, и Эйнсли, не отрывая глаз от пола, направляется ко мне.
Потом встаю, чтобы поприветствовать ее, но мы не обнимаемся и не пожимаем друг другу руки. Невидимый барьер нашей общей истории стоит между нами.
— Спасибо, что пришла.
— Конечно. — Она заказывает латте, и мы говорим о погоде и о том, что наше любимое место для завтраков обанкротилось, пока у нас не заканчиваются темы для светской беседы.
— Эйнсли, я надеялась, что ты сможешь ответить на несколько вопросов о ночи катастрофы.
Ее лицо бледнеет, но она кивает.
— Мне известна история до момента, пока я не упала, но все, что было после этого, не помню.
Она отпивает свой латте и осторожно ставит кружку трясущимися руками.
— Ты можешь рассказать мне, что произошло той ночью?
— Это была моя вина, — говорит она, опустив лицо к своей кружке.
Мое сердце проваливается в пятки от уверенности в ее голосе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Что ты имеешь в виду?
Ее взгляд встречается с моим.
— Кингстон хотел тебя. Ты даже не пыталась привлечь его внимание, но он все равно хотел тебя. — Она делает вдох через нос и выдыхает. — Хотел тебя, а не меня.
— Кингстон. — Мои легкие сжимаются вокруг сердца, заставляя его болеть.
Ее глаза наполняются слезами.
— Я не хотела причинять тебе боль. Просто хотела поставить тебя в неловкое положение перед ним.
Я сжимаю зубы.
— Он был за штурвалом, и все время просил тебя пойти и посидеть с ним. Но ты была так напугана. И так крепко держалась. — Ее слова вырываются в порыве, словно ее сердце отчаянно пыталось очистить их. — Ты встала, чтобы пойти посидеть с ним, и я выставила ногу, чтобы подставить тебе подножку.
— Господи… — шепчу я.
По ее щекам текут слезы.
— Если бы он не развернул лодку в ту самую секунду, ты бы просто споткнулась. Я не хотела, чтобы ты упала за борт.
Я хватаюсь за голову и тру виски.
— Ты чуть не убила меня, потому что ревновала?
— Мне жаль. Я сказала твоим родителям, что сделаю все возможное, чтобы загладить свою вину перед тобой. Сказала им, что хочу все исправить.
— Расскажи мне остальную часть истории. — Я говорю как робот и с трудом узнаю свой собственный голос.
— Кингстон нашел тебя. Он попросил своего друга позвонить в береговую охрану, и делал тебе искусственное дыхание рот в рот, пока они не добрались туда. И пытался остановить кровотечение, прижимал рубашку к твоей шее и угрожал парамедикам за попытку перехватить контроль. Он не отходил от тебя, пока тебя не отвезли в операционную…
— Это все? — Я не знаю, сколько еще смогу это слушать, но понимаю, что это последний раз, когда я вижу Эйнсли, и мой последний шанс узнать свою историю.
— Я пыталась навестить тебя в больнице, но твои родители не позволили мне увидеться с тобой. Они были правы, обвиняя меня в том, что произошло. Сказали, что если я попытаюсь связаться с тобой, они позвонят своим адвокатам. Я так боялась потерять свое место в «Джульярде» и что моя семья узнает, поэтому сделала то, что они просили. Но с тех пор я не прожила ни одного дня без воспоминаний о том, что сделала, и обо всем, что я отняла у тебя.
— Думаю, я услышала достаточно. — Я хватаю свою сумочку и встаю, чтобы уйти.
— Прости меня. Ты должна знать, что мне очень жаль, Габби. — Она вытирает нос и размазывает тушь под глазами.
— Я знаю. Мне тоже. — Я оставляю плачущую Эйнсли в кафе.
У меня голова идет кругом от этой новой информации.
Кингстон спас меня.
Но это не меняет того факта, что он солгал о том, что мы знаем друг друга. Парень все еще лжец и вор.
Кингстон украл мои воспоминания, а потом и мое сердце.
ГЛАВА 30
Кингстон
Жизнь может измениться в мгновение ока. Никогда бы в это не поверил, если бы не пережил сам. Прошло четыре месяца с тех пор, как я подписал документы о принятии финансового подарка от моих братьев, чтобы основать собственную компанию по дизайну интерьеров. И вот я здесь, делаю это.
Мы с Джордан нашли склад в Бруклине с пятью тысячами квадратных футов производственных площадей на первом этаже и тремя тысячами квадратных футов жилой площади наверху. Две квартиры — самую большую я взял себе, а другую планирую сдавать в аренду. Я вложил деньги в небольшую реконструкцию, чтобы привести каменное здание 1910 года в соответствие нормам, но оно все еще далеко от роскоши Ленокс-Хилл.
Моя кухня вдвое меньше моей предыдущей, а в шкафу даже не помещается вся моя обувь, не говоря уже о моей одежде. Но я обнаружил, что эти вещи больше не так важны для меня. Конечно, я отказываюсь появляться на публике в неряшливом виде, но в последнее время был так занят, что мне пришлось сократить время на подготовку менее чем до часа, что счел бы невозможным еще несколько месяцев назад.