Читать интересную книгу Соломон Крид. Искупление - Саймон Тойн

– Холли Коронадо только что заходила ко мне в офис. У нее была квитанция на то, что Джим заказал, но так и не забрал. Она… в общем, не знаю, как-то она выглядела не в себе. Пока ждала в офисе, ей кто-то позвонил, и она стала уж совсем не своя.

– Ты услышала имя того, с кем она разговаривала?

– Нет.

Морган посмотрел на сарай. Медики выкатили тело на коляске и направились к «скорой помощи». У дома в кресле-качалке сидела Элли. Кто-то стоял рядом, держал ее за руку и говорил, хотя она, кажется, не обращала внимания, просто качалась, держа дробовик на коленях, уставив слепые глаза в багровеющее небо.

– Думаю, она собирается с кем-то встретиться, – сообщила Джейнис, снова приковав внимание шефа к телефону. – Не могу представить с кем. Но она показалась мне взбудораженной.

Морган отступил, позволяя пройти рабочему с ранчо. Тот тащил за собой в поводу двух пойманных коней, возвращал в кораль. Шефу не пришлось долго гадать, на встречу с кем могла поехать Холли.

– Учитывая то, что ей пришлось пережить, я очень беспокоюсь за нее, – сказала Джейнис.

– Не беспокойся, – посоветовал Морган, направляясь к патрульной машине, припаркованной рядом со «скорой». – Я о ней позабочусь. А ты иди домой. И не забудь хорошо запереть дверь.

60

Холли прошла долгий путь до дома пешком, избегая главной улицы и оживленных кварталов. Не хотелось, чтобы ее видели знакомые. Рассказанное Соломоном сильно укрепило это нехотение.

Смерть Пити Такера глубоко потрясла Холли. Она думала о нем как о враге, считала, что и он виноват в смерти Джима, но известие о гибели Такера подействовало с неожиданной силой. Оно не прибавило радости, не принесло удовлетворения от мести, но оставило лишь тоску и опустошенность, словно в этом городе смерть сделалась унылой бессмысленной повседневностью. Несколькими часами раньше Холли было бы наплевать. Она похоронила мужа и шла домой сквозь дождь с одной мыслью: отключить все и вся, повернуться спиной ко всему и забыться. А теперь старалась держаться подальше от чужих глаз, опасаясь за свою жизнь, которую недавно так обыденно и равнодушно решила окончить.

Настроение поменял Соломон – человек, сотканный из противоречий: знающий столь многое обо всем, кроме себя самого, но, несмотря на это, упрямо настаивающий, что пришел спасти ее мужа, словно граница между жизнью и смертью для него ничто. Холли устыдилась, видя его убежденность, решимость отыскать правду. Он зажег в ней искру жизни, которую Холли уже посчитала погасшей.

Она дошла до своего перекрестка и осторожно заглянула за угол, ожидая увидеть большой черный джип. Ничего. Холли прошла по задней улочке, соединявшейся с проездом у дома выше по склону. Возможные наблюдатели наверняка ожидают увидеть ее поднимающейся от главной улицы, а не спускающейся с холма.

Холли приблизилась к дому, держась тенистой стороны, напряженно всматриваясь, проверяя, нет ли признаков чужака. Соломон сказал не возвращаться, но Холли решила, что кража машины привлечет больше внимания, чем выезд на своей. Да к тому же трудно угнать, если не имеешь понятия, как это делается. И одолжить машину не у кого. Разве можно доверять кому-то из местных? Взять свою показалось Холли лучшей идеей. Правда, это было раньше. Сейчас идея представлялась, мягко говоря, сомнительной.

Перейдя дорогу примерно в сорока ярдах от своего жилища, Холли завернула во двор пустовавшего соседнего особняка, скользнула в проход между ним и гаражом, вышла в сад, такой же, как и у нее, ухоженный, но открытый пустыне. Холли пересекла его, перешагнула через низкую изгородь, отмечавшую границу владения, и, прячась за деревьями и высокой травой, прокралась к своей задней двери. Ключи от машины лежали в кармане. Осталось добраться до нее и выехать.

Так странно красться в свое же обиталище между клумбами цветов, которые Холли всегда связывала с безмятежностью, отдыхом и покоем. А теперь здесь только страх и опасность. Холли присела на корточки за той же купой муленбергии, за какой прятался Соломон, и стала наблюдать. Все кажется тихим и пустым. Но не факт, что так на самом деле.

Подождав немного, Холли, пригнувшись, направилась к воротам, соединявшим гараж с домом. Машина стояла за ними – неделю не заводившаяся, со старым аккумулятором, иногда не справлявшимся со стартером. Опять показалось, что взять свою машину – совсем плохая идея. Но уже слишком поздно что-то менять. Холли вытащила из кармана ключи, крепко сжала, выставив зазубренный край, словно крохотный нож.

Петли ворот заскрипели. В любой другой день она бы даже и не заметила, но сегодня скрип почудился самым громким в мире. Вот и красная «тойота» в потеках от недавнего дождя. Холли подошла к водительской дверце, сжавшись от страха, не спуская глаз с дома. Дверца брякнула. Ужасно громко. Холли скользнула за руль, трясущимися руками, не попадая и звякая, принялась совать ключ в замок зажигания. Не получилось. Наклонилась посмотреть и лишь тогда вставила.

«Пожалуйста, заведись», – попросила она про себя, ставя передачу на нейтралку.

Машина была старая, и ее ручной тормоз тоже, потому Холли всегда оставляла «тойоту» на передаче, чтобы та не покатилась вниз.

«Пожалуйста, заведись», – попросила Холли снова, поворачивая ключ.

Мотор лениво рыкнул. И не завелся.

В стекло постучали. Сердце Холли чуть не выпрыгнуло из груди. Кто это?

– Маргарет, – скорее выдохнула с облегчением, чем сказала Холли.

Она опустила стекло и посмотрела на дом.

– С тобой все в порядке? – спросила соседка. – Я видела, как тебя увозили в полицейской машине.

– Маргарет, со мной все хорошо, спасибо.

Та наклонилась и произнесла вполголоса:

– Я слыхала, кто-то стрелял в шефа Моргана.

– Надо же! – проговорила Холли и снова повернула ключ.

Мотор зарычал, закашлялся, но ожил. Старая «тойота» – куча мусора. Но надежного мусора.

– Ну ладно, раз ты в порядке, – сказала Маргарет, отступая. – Но если что, ты дай знать. Что угодно – только позови.

Холли улыбнулась и подняла обороты: пусть старушка прогреется; и оглянулась – нет ли машин?

– Спасибо, Маргарет, вы очень добры.

61

Малкэй стоял у серой раковины, когда-то бывшей белой, и плескал водой себе в лицо. На кране значилось «холодная», но вода грелась в трубах весь день и стала теплее крови. Малкэй открутил кран и подождал, но она не стала холоднее.

Он глянул в зеркало. В тесном грязном туалете воняло мочой. Громоздкий кондиционер не охлаждал, а всего лишь гонял туда-сюда духоту. Зеркало было маленькое, прямоугольное, в синей пластиковой рамке со звездчатым узором трещин в углу – наверное, следом падения на бетонный пол. Оттого же, по-видимому, раскололось и само зеркало: через его середину косо бежала неровная, с острыми выступами линия раскола, и верхняя половина лица казалась странно смещенной по отношению к нижней. Зеркало висело на засаленной веревочке, зацепленной за гвоздь, который торчал в щербине, очень напоминавшей след от пули.

Малкэй запустил пятерню в волосы, присмотрелся к расколотому отражению. Так заметны мамины черты! Похожие глаза: миндалевидные, внешние уголки чуть опущены, отчего мама казалась обиженной и надувшейся, а Малкэй – постоянно опечаленным. И цвета те же: бледная веснушчатая кожа, каштановые волосы. Полное соответствие с ирландским именем, которое дал папа. Может, отец тоже видел в мальчишке черты матери и оттого часто злился? А на самом деле злился совсем не на него. Малкэй вытянул из кармана телефон, проверил время и позвонил отцу.

Пока устанавливалась связь, Малкэй чуть приоткрыл дверь. Тио склонился над пятигаллонной, только что купленной – этикетка еще висела на ручке – канистрой, одной рукой придерживая заправочный пистолет, вторую уперев в бедро. Небо за ним пылало, словно раскаленный уголь. Босс не заметил, что за ним подглядывают, слишком уж его занимали ноги женщины у соседней колонки. Женщина стояла, прислонившись к «харлею», пока ее приятель наполнял бак. Для посторонних Тио выглядел всего лишь мексиканским фермером, покупающим бензин для своего электрогенератора.

Наконец трубку сняли. Малкэй притворил дверь.

– Буэно.

– Пожалуйста, позвольте мне поговорить с отцом.

В трубке вздохнули, потом зашуршало, наконец голос отца спросил:

– Микки, что за черт?

Малкэю стиснуло глотку.

– Пап, ты в порядке?

– Бывало и лучше.

Папа казался усталым, старым и напуганным. Малкэй сглотнул, прокашлялся:

– С тобой нормально обращаются?

– Более или менее. Больше не бьют, если ты это имел в виду.

– Пап, тебя больше не станут бить. Скоро тебя выпустят. Ты только потерпи немного, только и всего.

– Немного – это сколько?

– На самом деле немного. Уже скоро им позвонят и тебя отпустят. Ты немедленно двигай подальше. Не домой, и вообще не туда, где тебя знают. Поселись в каком-нибудь мотеле, еду заказывай в номер, посмотри несколько дней телевизор. Сиди, пока я не позвоню тебе. Договорились?