Серое небо, серые стены, серые улицы… Здесь просто царил серый цвет.
Серый цвет и безлюдие.
- А где… где люди? – Кристина обвела взглядом улицу, по которой они шли. Не то, чтобы она ожидала толп людей, но… хотя бы одного человека! Пока что им не встретился никто. Разве что позади мелькали силуэты, да и то это были, скорее всего, охранники самой Кристины.
- На работе, - пожал плечами Мюрелло. Его здешняя атмосфера явно не угнетала, он даже, казалось, приободрился, как это бывает, когда человек возвращается в давно забытое, но родное место.
- А женщины?
- На работе.
- А дети?
- На работе. Какой смысл бродить по улицам?
Как будто в пику этим словам хлопнула дверь одного их монотонно повторяющихся подъездов и из нее выскочили две девушки, скорее даже – девочки, лет двенадцати-тринадцати на вид. Серые – а как же – юбки, в отличие от уже надоевшей Кристине длины «в пол», достающие чуть ниже колен. Из под юбок торчат тонкие ноги в глухих черных чулках, обутые в тяжелые ботинки. Сверху – серые блузки, с простенькой вышивкой. На голове – черные шляпки, из под которых задорно качались из стороны в сторону косы.
У одной девочки волосы были кислотно-зеленые, у второй – ядовито-розовые.
Кристина даже остановилась на секунду, но Мюрелло никак не отреагировал на такое явление анимешниц, так что подобное, видимо, было обычным явлением. Хотя и непонятным. Но требовать разъяснений «вотпрямщас» глупо – они могут привлечь лишнее внимание, а это именно то, что не стоит делать.
Девчонки скользнули по «доктору с помощницей» равнодушным взглядом и скрылись в узком проулке.
- Туда, - указал пальцем в другую сторону Мюрелло, - Сорок первая улица, дом семнадцать.
Сорок первая улица под острым углом пересекала ту, по которой она шли, и которая была Двадцать третьей. Видимо, при нумерации улиц удобство определения адреса никто не учитывал. Благо хотя бы дома нумеровались все же по порядку нахождения на улице, а не по японской системе – в порядке постройки, и найти нужный дом было относительно легко.
- Двадцать один… Девятнадцать… Семнадцать. Вот и он.
Искомый дом выглядел так, как будто его силой воткнули между двумя соседними, не имел таблички с номером – как, впрочем, и все дома на улице – но на стене белой краской было кривовато выведено «17».
Хлопнула деревянная дверь подъезда, и они вошли внутрь.
Изнутри дом выглядел как общежитие: узкий коридор, проходящий насквозь от торца до торца, ряды дверей, раскрашенных кто во что горазд, мощный запах, составляющие которого Кристина даже затруднилась определить… Одним словом – запах общежития.
По узкой скрипучей лестнице они поднялись на второй этаж, который выглядел близнецом первого, и подошли к двери, на которой ржавыми шляпками гвоздей был выбит номер «39».
- Ну что…?
Пока Кристина собиралась с духом – все-таки сейчас она увидит неуловимого доктора, который сумел придумать космический корабль – Мюрелло коротко постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, толкнул ее, открывая вид на небольшую комнату…
А там сидели два смуглых горбоносых типа и бросали кости, играя в какую-то игру.
Глава 39
- Всегда была своенравной. Всегда, все делала по-своему.
Гримодан пожал плечами. Он не очень хорошо знал Кармин Эллинэ, как до ее… кхм… «воскрешения» так и после него. Семья Эллинэ до сих пор не входила в круг его интересов. Немножко… высоковато. Пока. Пока высоковато.
Начальник охраны семьи Эллинэ смотрел остановившимся взглядом на прихотливый золотисто-изумрудный рисунок обоев. Но видел он явно не его. Череста мысленно был далеко отсюда, то ли в прошлом, где непослушная девчонка Мими первый раз отчебучила что-то «своенравное», то ли на другом конце города, там, где все та же непослушная девчонка подвергала себя ненужной и бессмысленной – с точки зрения Череста – опасности.
- Капризной никогда не была, всегда понимала, что есть вещи, которые – нельзя. Но если ей НАДО… Никто не могу убедить. Ни родители, никто…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
- Она умная девочка, - произнес Гримодан. Просто потому, что нужно было что-то сказать. Череста, собственно, сейчас не нужен был диалог, ему нужны были свободные уши, чтобы излить то, что душило и отравляло его изнутри. Выплеснуть гнетущее наружу – и успокоиться. Почему бы и не побыть для него таким понимающим собеседником? В конце концов, им вместе работать над ловушкой для неуловимого убийцы Спектра, а терзающийся чем-то компаньон в таком деле опасен даже не столько для самого себя, сколько для тебя.
- После того взрыва она даже как-то… повзрослела, что ли… Даже гибель родителей на нее так не повлияла. Наоборот, как будто тормоза отпустила. Еще немного и пошла бы вразнос… Или не пошла бы… Все-таки за наркотики она схватилась, значит, смогла пережить все произошедшее без химических костылей. Но после взрыва немного успокоилась…
- Взрыв, знаете ли, меняет людей, - Гримодан усмехнулся странной улыбкой человека, который услышал шутку, понятную только ему одному.
- Как говаривал мой сержант в семнадцатом кавалерийском: «Пуля многое меняет в голове. Даже если попадает в задницу».
- Надеюсь, потом ему пуля не угодила в зад?
- Да нет. В голову.
- Сочувствую.
- Чему? Он остался жив. Только окосел. Эти современные гуманные пули…
В дверь кабинета коротко постучали. Вошел один из охранников Череста, бросил короткий взгляд на примостившегося в углу щуплого старика с острой седой бородой и дымящейся сигарой в руке, и обратился к начальнику:
- Господин Череста, все готово к поездке.
- Так отправляемся. Доктор Шлойм, рад был с вами встретиться. Всего хорошего. Поехали!
* * *
Стены кабаре «Божья коровка» были выкрашены в кричаще-алый цвет, бросающийся в глаза любому, кто оказался на бульваре Печатников. Но это было единственное неудобство, которое оно доставляло соседям. Толстые стены не пропускали наружу громкой музыки, обнаженные девицы тоже не выскакивали из дверей, чтобы пробежаться по улицам, смущая благонравных горожан. Даже из окон не выглядывали, потому что в кабаре не было окон. Вернее, были красивые разноцветные витражи в стрельчатых окнах, которые каждый вечер сияли изнутри мягким светом, якобы от освещенных внутренних помещений. На самом деле – от включающихся светильников, которые висели за витражами на кирпичах, которыми были заложены оконные проемы.
Череста не поехал к кабаре сразу. Он не исключал вероятности, что за ним может следить Спектр или кто-то из его людей. Которые могут заподозрить неладное, если начальник охраны рванет прямиком к прячущейся подопечной, даже не озаботившись обрубанием излишне любопытных хвостов. Так можно и выдать свое намерение поймать кое-кого в ловушку. А кому нужна ловушка, которую раскрыли? Правильно, никому.
Он вошел в гостеприимно распахнутые перед ним двери, прямо под сияющими – о, совсем, совсем неярко! – буквами «Божья коровка», возле которых светился символ кабаре, та самая божья коровка, которая, фантазией оформителя, выглядела как девушка с небольшими кокетливыми рожками и призывной улыбкой. «Коровка» была одета вполне пристойно, в длинное, до самых туфелек, карминовое платье. А то, что складки этого самого платья выглядели так, что при небольшом напряжении фантазии можно было увидеть длинные стройные, совершенно обнаженные ноги… Фу, какие у вас фантазии, господа! Мы? Сделали это намеренно? Нет-нет-нет, вы ничего не докажете! По крайней мере три раза ревнители нравственности доказать это и не смогли, после чего в ожерелье «коровки» появились три звездчки, по числу выигранных судов.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Начальник охраны семьи Эллинэ прошел по тихому холлу – представление уже началось, поэтому посетителей видно не было, бросил плащ гардеробщику и подошел к тяжелым створкам дверей ложи, которые, собственно, и вели в царство веселья и соблазна.
Двери распахнулись…
Свет!
Музыка!
Яркие цвета!