- А ты…?
- Я в них участвовал. Мне были нужны деньги.
- В молодости?
- В детстве.
Разговор увял. Еще и потому, что они подошли к двери в квартиру номер 39.
Короткий стук, Мюрелло толкнул дверь и они вошли внутрь.
Точно такая же небольшая комнатка, не заслуживающая громкого названия «квартира», как и та, где жили игроки. Метра, пожалуй, три на три. Из мебели – узкая двухъярусная кровать. Стол, две табуретки, полки на стенах. И всё.
Ну и хозяйка «квартиры», естественно.
Женщина того неопределенного возраста, какой приобретают те, кто много и тяжело работает: морщины, бледная кожа, усталое лицо, тусклые глаза. С равным успехом ей могло быть и двадцать и сорок и пятьдесят.
На верхнем этаже кровати сидел мальчишка лет восьми, в черных штанах не по размеру и черной майке. Пацан то ли играл в какую-тоигру, требующую внимания и терпения, то ли решал головоломку – Кристине видно не было.
- Что надо? – посмотрела на вошедших женщина, поставила на стол закопченный чайник и вытерла руки о фартук.
- Мы ищем одного человека, - начал Мюрелло.
- Ну я человек, считай, нашли.
- Мы ищем конкретного человека.
- Это кого же?
- Господина Эри.
Женщина задумчиво посмотрела на него, налила из чайника кипяток в жестяные кружки, и опять отвернулась, что-то разыскивая на полках.
- Господина Эри… А кто его ищет?
- МЫ ищем.
- Вы двое или вы – кто-то еще?
- Мы двое.
- А зачем?
- А можно меньше вопросов?
- А меньше, - женщина сняла с полки несколько баночек, тарелку с небольшими ломтиками чего-то похожего на хлеб, зеленоватого цвета, - не получится. Уж больно долгая история.
Кристина поняла две вещи: неуловимый доктор Воркеи опять скрылся от них и здесь его знают. Возможно, здесь она получит очередную подсказку, чтобы продвинуться дальше в его поисках.
Гребаный квест. Хорошо хоть, здесь нет пингвинов…
- Мам, - мальчишка спрыгнул с кровати, - Я пойду гулять?
- Беги, сынок, - женщина погладила его по лохматой голове и присела за стол.
- И вы садитесь, - кивнула она Кристине с Мюрелло, - Чай будете?
Она сыпанула в кружки щепотку черного порошка из одной баночки, пару крупинок белого – из другой. Из кружек послышалось легкое шипение, и поднялся легкий дымок.
Безымянная хозяйка комнаты – ну не могла Кристина назвать это обиталище квартирой – посыпала зеленые ломтики очередным порожком и подвинула тарелку к Мюрелло. Потому что тот сидел ближе.
Кристина задумчиво посмотрела, пытаясь осознать, чем это таким ее угощают. В ларсийской кухне было известно такое блюдо, как хлеб с посыпкой, по факту – чуть поджаренный ломтик хлеба, посыпанный солью и специями, в самом простом варианте – сушеным чесноком. Но вот это вот – что?
- Хлеб, - ответила женщина на невысказанный вопрос, - вкус только курицы, больше не осталось пока.
Кристина осторожно взяла серо-зеленый «хлеб». От него резко пахло дошираком.
- А… из чего его делают? – девушке некстати вспомнился фильм «Зеленый сойлент». Хотя она его и не смотрела, но из ЧЕГО делают зеленый сойлент – помнила.
- Из травы, - коротко пожала плечами женщина, - Дешевле всего. Собрали, перемололи, обработали, высушили, спрессовали – кушайте.
Мюрелло хрустнул ломтиком:
- Когда я здесь жил, кормили нас… не очень. Но все же не травой.
- Ну так а что еще нам есть? – бледно улыбнулась женщина, - В столовой на обеде покормят, что останется – в семью принесешь, а в остальное время – чай, хлеб, да горох.
Она кивнула в сторону стоящей в углу стола небольшой миски, до середины заполненной неровными желтоватыми шариками, которые Кристина приняла за конфеты-драже.
- Одну горошину схватил – и весь день ни усталости, ни голода. Правда, голова как в тумане, и сердце может не выдержать, но как иначе-то? Смену без гороха попробуй, отработай. Пожалуешься, что тяжело – добро пожаловать отсюда, за воротами завода такие, как ты, толпами ходят, кто будет работать и не жаловаться. А если не жалуешься – значит, все хорошо, зачем что-то менять. Вот так и живем: пожаловался – пошел вон, заболел – пошел вон, покалечился – пошел вон, состарился – пошел вон…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
По-прежнему непредставившаяся женщина закашлялась сухим кашлем:
-Ладно, это я так, о своем… Вы господина Эри, говорите, искали?
- Его самого.
- Так ведь нет его. Уже два года, как пропал.
- Куда пропал? – вырвалось у Кристины.
- Ну, знала бы, куда пропал, сходила бы да нашла.
За спиной Кристины распахнулась дверь, в комнату влетел мальчишка:
- Мам, я за двигом!
Он шустро метнулся под кровать, чем-то прогрохотал и мгновенно вылетел обратно.
- Господин Эри… - начала женщина.
Дверь снова распахнулась. В затылок Кристины уперся холодный металлический предмет.
- Не двигаться, - произнес мужской голос.
Глава 41
- Простите, господин, но…
Бумажка впечаталась в грудь охранника, стоявшего на страже… кхм… невинности танцовщиц кабаре. Каждый, имеющий отношение к любому кабаре, уверял, что актрисы кабаре и проститутки – не одно и то же. И каждый, у кого была с собой достаточно крупная купюра, мог убедиться в обратном.
Или нет.
Потому что, несмотря на общую легкость нравов, красотки из кабаре проститутками действительно не были и ложились в постель (или что там находилось поблизости) только с теми, кто им нравился. Другое дело, что большинству из них нравился любой у кого была с собой крупная купюра…
Охранник подхватил падающую бумажку, привычным жестом свернул ее в конвертик и спрятал в карман, где уже шуршал не один точно такой же.
Череста над всем этим не заморачивался: натянув черную полумаску, оставлявшую открытой только губы и подбородок, он шагнул в полутьму обратной стороны кабаре.
Узкие коридоры с высокими потолками, скрывавшимися в темноте, двери гримерок, то и дело открывавшиеся, чтобы выпустить или запустить внутрь очередную раскрашенную и разнаряженную девицу.
Сами девицы, порхавшие туда-сюда усталыми бабочками – необходимость всегда улыбаться на сцене приводила к тому, что в обычной жизни тебе улыбаться уже и не хочется. Некоторые из них на бегу прикладывались к горлышкам бутылочек, глотая стимуляторы, некоторые и вгоняли стимуляторы шприцами прямо в кровь, остановившись в уголку и перетянув плечо шелковой лентой.
Старик-уборщик, хмуро шаркающий метлой, глядя себе под ноги. Если бы люди Череста его уже не проверяли, и не выяснили, что в возрасте уборщика девицы интересуют разве что в плане «поднести стакан воды» - можно было бы подумать, что он стесняется смотреть на мелькающих танцовщиц. А посмотреть там было на что – столько обнаженного тела разом Череста последний раз видел только в свой последний визит в закулисье кабаре.
Он отбросил красную – а как же – занавесь и свернул в отнорок коридоров. Здесь, где-то здесь была гримерка той, кого он искал…
- П-простите… - очередной любитель гибких красавиц попытался выйти и, наткнувшись на Череста, случайно уронил полумаску. Успел быстро ее вернуть на место, но Череста все же узнал лицо. Наверное, читателям романов знаменитого писателя было бы интересно узнать, что в свободное время их кумир шатается по девицам легкого поведения…
Коротко постучав, и дождавшись мелодичного «Войдите», Череста толкнул низкую дверь. Вошел внутрь и закрыл ее за собой.
Небольшое помещение. Огромное чистое зеркало, рядом гудят газовые светильники, гримировальный столик завален тюбиками, чашечками, флакончиками с яркими красками… или как там называется вся эта театральная мишура? Вешалка с костюмами, диванчик, на котором спала обитательница гримерки. Огромный яркий плакат в углу. Низкое кресло, в котором, в длинном шелковом халате – неожиданно селадонового цвета – расположилась девушка.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Одна из тех, что недавно отплясывали на сцене с тросточками – вон, цилиндр, небрежно брошен на стол – в маске, скрывавшей почти все лицо, кроме, разумеется, губ. Золотистые волосы, обязанные своим цветом левиорину, стройная фигура – любой, кто посмотрел бы на нее, мог бы подумать, что перед ним кто-то, до крайности похожий на единственную оставшуюся в живых Эллинэ.