К попадьї дьяцок ходил. Поп собиралса неводить и говорит попадьї:
— Еду я на двое сутки, уж в самой крайности, што завтра вернусь, ноцевать не жди.
Поп уехал. Дьяцок созвал дьякона:
— Пойдем к попадьї.
— Пойдем!
Они пришли к попадьї.
Она їм из пецки доставает — всего настрепано, напецено. Бутылок наставила.
А был один целовек, он за попадьей присматривал, и тут в окно загленул: у ей танци. Он к попу побежал, догонил и сказал ему:
— Вот не веришь, што у таковой попадьї гости, пойди посмотри своїма глазами.
Показал попу: потом завертел попа в солому, на спину звалил и стал к попадьї колотиться:
— Пусти прохожая ноцевать.
Она было:
— Дак как пустить, у меня мужа дома нет? Нет, уж не ловко! Как пустить?..
— Пусти, пожалуйста, я околел на холоду!
А дьякон да дьяцок говоря:
— Ну, как не пустить? Пусти! Што? Мы тут сидим, — он в другой избы повалится. Не помешат нам!
(Знашь, духовны — они добродушны.)
Попадья говорит:
— Ну, заходи, прохожай!
— У меня поклажа есь.
— И поклажу неси, тут положишь.
Вот он попа в соломы занес.
Там танци у папады, весельё, — он и запел:
Ты послушай-ко, солома,
Дойди, Гришенька, до дому:
Дьяку раз, дьяцку — два…
Попа-то Григорием звали.
Ах, это гостям подравилось. Попадья говорит:
— Как вы хорошо поете! Подите сюда к столу, їм здравитця ваше пеньё.
Он к їм зашел да и давай:
Ты, послушай-ко, солома,
Дойди, Гришенька, до дому:
Дьяку раз, дьяцку два.
А те дьяцок да дьякон:
Трахи-рахи-тарарахи!
На задних ногах по избы ходят. А поп вышел, да и надавал дьяцку да дьякону. После засадил їх в боцьку с под уголья, да и говорит тому целовеку, Сергею:
— На тебе сто рублей, утопи їх, пожалуста.
Тот покатил боцьку, а дьякон с дьяцком змолилисе:
— Не губи нас, мы тебе по сту рублей заплатим.
— Ну, што-ж, можно и не губить.
А он слышал эту произведенцию, што на городах за деньги зверье показывают. На завтра коня запрег, боцьку в Архангельске повозит. Стретился знакомець около Пинега, в лодки по реки пловет.
— Што везешь? Эу-у! Сергей!
— Цертят!
— Со откуда?
— Неводил, дак поймалис!
— А куда с їма?
— Да подавал телеграмму в Архангельско, в Исполком, велели везти — купим.
— Сергей, покажи!
— Да што в потеми смотрять!
— Покажи!
Тут народ скопилса, все хотят смотрять. Он оброк положил: по десеть копек. Окошецко в боцки было, он его застеклил. По дороги едет, везде цертят смотрят.
— Ой, видела, дева?
— Видела, дева, церти. Охти мнечиньки!
— Цем они кормятця?
— Да несите житня да молоцня, — едят!
— Анделы! Едят!
Уж по дороге сто рублей нажил оброками. Стретилса один знакомець:
— Продай мне цертят. Говори, каку цену наложишь?
— Сто рублей.
— Сто рублей не деньги. Я в представленье произведу їх. Дак больша наживу.
Купил боцьку, в Архангельско привез. Объявленьё сделал: «В таком-то помешшены, такого-то цисла из боцьки будут цертят выпушшать».
Народушку собралось дивно: смотрять будут, как из боцьки цертей выпустят. Тут и Исполком хлопочет, тут и стража:
— Окуратняй!
— Людей может поїсть!
— Тиша! Спокойняй!
Боцьку открыли: вылезли — дьякон дя дьяцек, все церны, боцька ведь из под уголья, одежа прирвалась — в боцьке ведь їх вертели — одны ремки. Да сразу и видать, што дьякон и дьяцек: волосья-те долги ведь. Легаютси!
Берег кричал:
— Жонка!
— Мужики! Про мужиков! Они омманшшики! Дьякон да дьяцек!
Скоморох положительно заявил:
— Они можот вдовы были. С горя ходили. А попадья — изменница. Она попа омманула. И все жонки таки! Сама настояшша правда!
Женская честь гибла. Ах, Махонька! Вся надежда теперь на Печорца. Рассказал же он прежде умильную побывальщину. Неужели не вспомнит он сказки, которая подымет женский образ? Думая так, Московка обратилась именно к нему:
— Федосей Павлиныч! Вас просим!
Ошкуй, Федосей Павлинович, хитро прищурился и начал предательство.
13. Жонкина верность
Два мужика выпивали. Расхвастались. Один говорит:
— Я как помру, у меня жонка не пойде взамуж.
— Только, Кирюха, помри, дак живо пойдет. Только ты помри, — посыкнется.
Ударили о полведра.
Он пришел домой и заболел, да и на завтра помер.
Утром жонка встала, пла-акала порато и затопила печьку: хоче блины пекчи на поминки мужу.
Вдрук товарышш под окошко:
— Ай, товарышш, пойдем выпивать!
Жонка и говорит:
— Он ведь умер.
— Ще-то с їм блаословесь слуцилось?
— Вот вчерась пришел да заболел и умер.
И сидит, плачот. Товарышш и говорит:
— Та эка ишшо молода. Не идешь-ле взамуж?
— Не-ет! Я уж не пойду.
— Я знаю жениха, только небольша есь причина.
— Кака?
— Пьяной на место сс…
— Это ницего.
Хватила мутовку на шешки, в голову тропнула мужа:
— Этот ишшо меня об…рывал.
Мужик опеть скоцит и почел жонку драть:
— Я чял, што ты не пойдешь взамуж. Надея на вас плоха. Нать мне товарышшу за залог купить полведра водки.
Берег залился веселым смехом:
— Само правильно! Вот каковы жонки! Надейся!
— А каковы сами? Эдва закопаете, да и жонитесь!
— Жонимся, да не вопим.
— Ну-ка, ишша!
— Про виноватих жонок!
— Про мужиков! Они уж виноватей!
Федосей Павлинович, так же хитро улыбаясь, принялся за новую сказку.
14. Никола Дупленьский
Жил мужик с жоною. Жона улюбилась в дьякона. Мужик ходит на бор, а жона тут дьякона и созовет. Мужик этот проведал. Вот он раз приходит из лесу и говорит:
— Я Миколу дупленьского нашел, сходи да помолись, дак што хочешь сделает тебе.
И дорогу показал, как дуплë найти.
Вот она колобов напекла и пошла. А муж забежал другой дорогой и сел в дуплё.
Жона пришла, увидала дуплё и давай кланетце.
— Микола дупленьской! Подай, штоб муж ослеп, оглох!
— Подай колобы, дак ослепнет, оглохнет!
Она и подала. Домой пришла радехонька, а тот вперед забежал, да уж на печи лежит.
— Ох, што-то ничего не вижу…
— Ах, на-ка! Да што-ты, што ты, блаословесь?
— Да не чую ничего, што говоришь-то!
Тут дьякон пришол, она с їм угощается, всего напекла. Што уж муж не видит, не слышит.
— Ох, горе, дайте уружьем полюбоваться! Последний раз полюбоваться.
— На? Што уж тебе?
Дьякон говорит:
— Надо уж подать ему.
— Молчи, дьякон, куда ему? Лежи уж, куда тебе?
— Нет, уж нать!
И подал ему уружье и опять к ней. Вот они утешаютьця. Она блинов подала, едят.
А мужик уружье на дьякона навел да стрелил. Убил дьякона, полон рот блинов ему напихал, потом посадил в лодку, в руки как-то весло привязал, да в кусья спрятался, смотрит, што будет.
Мужики неводили, — дьякон пловет. Они вопят:
— Дьякон, не езди в тоню! Дьякон, не езди в тоню!
Один лодку пехнул, дьякон увалился в воду.
А тот выскочил из кусья:
— Ты што дьякона утопил!?
Мужики грохотали:
— Ну и жонка! Вот как молитце! Подай, штоб оглох, ослеп!
Женки верещали, и понять было невозможно ни одного слова, точно прорвалась плотина северной сдержанности.