Читать интересную книгу Расширение прав и возможностей женщин в России - Джули Хеммент

участвовала, а также следующие поездки и тренинги, которые центр «АННА» проводил в Твери. И все же Октябрину раздражала неопределенность отношений между спонсорами и получателями средств, в числе которых она сама оказалась. Октябрина критически относилась к общей логике и принимаемым решениям. В ноябре она участвовала в совместной американо-российской конференции по борьбе с домашним насилием, проходящей в Москве. Мадлен Олбрайт по факсу приветствовала делегатов и желала им успехов в борьбе. Однако это громкое событие разочаровало Октябрину; с российской стороны сотрудников кризисных центров и волонтеров было значительно меньше, чем представителей власти – от Министерства внутренних дел, региональных социальных служб и Министерства образования. Впечатления Октябрины напомнили мне критику проектов гражданского общества антрополога Дона Калба, который называл их «праздничным банкетом» для элиты [Kalb 2002]. Октябрина сказала мне, что конференция мало что дала, а щедрые расходы показались кошмарным расточительством: «Они могли бы пустить эти деньги на создание и содержание регионального кризисного центра!» Октябрине было не по себе из-за всей этой борьбы и толкотни у кормушки финансирования. Москвичи захватили все, что могли, они набрасывались на иностранцев, раздавая визитки направо и налево. Октябрина пожаловалась: «Я поняла, как важно говорить на [английском] языке – я бы так не растерялась и смогла бы наладить контакт с этими людьми».

Илл. 7. Участницы «Женского света» и коллеги по университету в квартире Валентины. Зима 1998 года

Это был болезненный этап в развитии кризисного центра. Действительно, из-за организационных моментов и правил игры, установленных и фондами, и местными властями, положение Октябрины по отношению к обеим значимым группам поддержки было ненадежным. Октябрину задевала ревность местных жителей, которые подозрительно спрашивали ее: «Как ты попала к мэру?» Теперь, когда организация Центра была на виду и отражена в документах, Октябрина боялась, что кто-то другой может прийти и сместить ее. Она придумала хитрый способ защиты: использовать меня как щит против неуместных поползновений присвоить Центр. Ссылаясь на меня и нашу дружбу, она говорила: «Джули этого не поддержала бы!» Тем самым она изящно намекала, что проект и поддержка иностранных организаций завязаны на ее собственное участие в проекте.

Лето 1999 года: развал

Когда через полгода я в следующий раз вернулась в Тверь, ситуация была очень неопределенной. Мне казалось, что начался развал, судьба кризисного центра казалась неясной, а противоречия в стремлении создать профессиональную НПО в неоднозначных условиях провинции были почти непреодолимыми. То, что переживала Октябрина, совсем не напоминало легкость начальных стадий проекта; «невидимый управляющий», похоже, собрал чемоданы и отправился домой. Противоречивость моей собственной роли в проекте ощущалась остро. По моим полевым заметкам видна моя неуверенность в решении разных задач. Я должна была поспеть за всем, что произошло за время моего отсутствия, осмыслить происходящие процессы и поддержать мою подругу и партнера Октябрину.

С одной стороны, я узнала о больших успехах: Центр работал каждый день, в постоянном штате было пять сотрудников, четверо из которых получали зарплаты, и несколько волонтеров (многие из них были студентками Валентины). Шесть женщин прошли обучающую программу по кризисному консультированию в центре «АННА». Деньги грантов от ABA/CEELI и «Открытого общества» дошли, и в Центре появилась скромная мебель: стулья, пара столов, полки с буклетами и брошюрами Российского женского движения (бюллетени Московского независимого женского форума, несколько экземпляров газеты «Вы и мы») и материалами кризисного центра. На стенах висели плакаты, в том числе постеры кампании «Скажи “нет” домашнему насилию», стояла гортензия в цветочном горшке. Центр был оснащен компьютером, принтером, копировальной машиной, телевизором, видеопроигрывателем и видеокамерой. Это была типичная провинциальная НПО. Тем не менее Октябрина и ее коллеги не могли делать бо́льшую часть из того, что считали своей работой. Они столкнулись с некоторыми серьезными организационными противоречиями и ограничениями.

Во-первых, несмотря на распоряжение мэра, телефона не было. На самом деле, во всем здании имелся только один городской телефон. Чтобы позвонить, сотрудники кризисного центра должны были спускаться вниз и ждать в длинной очереди. В таких условиях о входящих звонках речи идти не могло[120]. Таким образом, запустить телефон доверия оказалось невозможно. Октябрина рассматривала это обстоятельство как основной камень преткновения, для нее помещения без телефона доверия казались почти бесполезными. На тренингах женщин специально обучали навыкам телефонных консультаций, а с очными консультациями они справлялись менее успешно.

Профессиональный психолог мог бы проводить группы и консультировать индивидуально. Октябрине хотелось бы нанять такого специалиста, но уровень официальной заработной платы для этой должности, утвержденной специально для поддержки социальных работников, был самым низким («копеечным»): всего 330 рублей. Привлечь опытных специалистов за такие деньги не представлялось возможным. Точно так же Октябрине не удалось взять на себя юридическую сторону проекта кризисного центра, потому что она не могла позволить себе нанять профессионального юриста. Пока у них не появился телефон, Октябрина не видела смысла в широкой рекламе Центра, и соответственно в нем было относительно немного клиентов. Многие из них узнали о существовании таких услуг благодаря сарафанному радио, так как были знакомы с кем-то из сотрудников или волонтеров или случайно зашли в офис. Не имея возможности делать то, что она считала настоящим призванием Центра, отрезанная от работы, которую она была готова выполнять, Октябрина импровизировала, решив вместо этого сосредоточиться на образовательном аспекте кампании против гендерного насилия. Октябрина с коллегами выступали с информационными лекциями о домашнем и сексуальном насилии в школах, университетах и на местных заводах. Но у них опускались руки, потому что им не давали выполнять работу, которую они считали наиболее важной.

Следующая серьезная проблема заключалась в структурных противоречиях, связанных со статусом Центра. Хотя Центр был зарегистрирован как независимая неправительственная организация (общественная организация) и во главе его стояла Октябрина, штатные должности в нем выделялись администрацией городского агентства по социальной защите. Сотрудники Октябрины были служащими агентства[121]. Это привело к определенным сложностям. Несмотря на формальную самостоятельность, Октябрина зависела от этого агентства. В самом деле, от нее требовалось подавать директору агентства ежемесячные отчеты о деятельности Центра. Эта работа была не только обременительной и времязатратной, но и бессмысленной. В силу иной системы ценностей директор агентства не понимал, какую работу ведет кризисный центр. Позже, когда я снова приехала в Тверь в 2004 году после закрытия кризисного центра, Октябрина показала мне плотные стопки документов, которые она хранила у себя дома в буфете: те самые отчеты, которые требовали от нее местные власти и которые по закону она обязана была хранить в течение десяти лет. Кроме того, у агентства существовали требования к графику работы оплачиваемых сотрудников: они должны были два полных дня в неделю находиться в агентстве и работать на телефоне. Октябрина объяснила мне, что они не могут вести там кризисное консультирование, потому что телефон, к которому у них имелся доступ, являлся контактным. То есть это был некий единый номер, по которому люди звонили, чтобы записаться на прием. Вокруг всегда толпились люди, никакого уединения не было. Требования директора агентства социальной защиты не только мешали ее сотрудникам сосредоточиться на работе кризисного центра, но и подрывали статус самой Октябрины. Ее положение было двусмысленным, четких полномочий она не имела. Эти противоречия привели к стычкам с руководством агентства социальной защиты. Октябрина была расстроена и считала, что директор ведет себя самоуверенно и предъявляет необоснованные требования