Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сотрудники центра «АННА» приняли нас радушно. Как я уже сказала, запуск нашего проекта совпал с моментом расширения сети НПО, поэтому новичкам, особенно из провинции, были рады. Спонсорам поднадоели Москва и Санкт-Петербург, и в результате возникла новая тенденция поддерживать провинциальные группы. Заместитель директора Ирина рассказала нам о работе «АННА» и сети в целом, сказав, что работа ведется по западной модели, но она адаптирована к российским условиям («Зачем изобретать велосипед?» – как выразилась Ирина). Она рассказала нам, что по телефону доверия и на индивидуальных консультациях сотрудники Центра и волонтеры проводят бесплатные и конфиденциальные юридические и психологические консультации с женщинами, пострадавшими от сексуального или домашнего насилия. Некоторые центры организовали группы поддержки для жертв насилия. Ирина сообщила нам, что (в идеале) консультанты проходят тренинг длительностью 80 часов, который проводят сотрудники самых опытных центров, им помогают феминистские психологи, ученые и юристы. Участников обучают навыкам недирективного слушания, кризисного консультирования и профилактики самоубийств, им читают феминистские лекции о мифах и стереотипах об изнасилованиях и домашнем насилии. Большинство кризисных центров вели и просветительскую работу, которую Ирина назвала ликбезом, иронически ссылаясь на советскую аббревиатуру «ликвидация [политической] безграмотности». Она пояснила, что сотрудники центра «АННА» проводили семинары и тренинги не только для региональных кризисных центров, но и в полиции, для юристов и врачей в разных городах Российской Федерации.
Когда мы посещали разные центры, Октябрина оценивала своих новых коллег и соратников по продвижению кризисных центров. На нее произвел большое впечатление профессионализм многих женщин, с которыми она столкнулась, и объем работы, которую они выполняли. «Это по-настоящему новый вид обществоведения», – сказала она, когда мы выходили из офиса «АННА». Ей было ясно, что эти (бесплатные) услуги заполняют лакуну и раньше подобного не существовало. На Октябрину произвела впечатление феминистская парадигма кампаний, их «гендерный подход» как основа для понимания домашнего и сексуального насилия, где не считалось, что виновата сама женщина-жертва. Это согласовывалось с гендерным подходом, который Октябрина видела в «Женском свете» и который оказался таким мощным инструментом для осмысления ее собственной жизни. Она была очень впечатлена уровнем поддержки, которую кампании смогли предложить активистам. В июне мы ездили в Псков на официальную стажировку или тренинг, организованный Тверской женской ассамблеей, и я познакомила Октябрину с Викторией и ее коллегами. Женщины часами беседовали на кухне об особенностях работы провинциальных неправительственных организаций (об искусстве сотрудничества с местными властями, о том, как привлечь волонтеров, о политэкономии грантов и финансирования). При этом женщины делились историями из личной и профессиональной жизни, советовались друг с другом (Виктория обращалась к Октябрине как к врачу, консультировалась с ней по поводу своих заболеваний, а Октябрина с восхищением слушала истории Виктории о жизни властей – как она была городским депутатом, на что похожи структуры власти изнутри, как приходилось сражаться там за свои интересы). Поразительно, насколько у этих двух женщин различались прошлое и жизненный путь. Теперь в женском движении они были вместе.
В ходе этих поездок мы многое узнали о работе кризисных центров и о нетворкинге. По мере того как мы становились увереннее в проекте, мы стали лучше себя позиционировать. В общении с новыми знакомыми Октябрина говорила о «Женском свете» с растущим чувством причастности и личного вклада. Она с гордостью рассказывала об истории группы и ее образовательных проектах. Во время подготовки к проекту окрепли наша дружба и чувство причастности к «Женскому свету». И по мере того как мы оттачивали навыки нетворкинга, произошел тонкий сдвиг в наших отношениях друг с другом, наши роли изменились. Я была организатором этих встреч и знакомила ее с разными людьми. Мне удавалось войти в нужный круг людей, но Октябрина вступала с ними в разные виды отношений и устанавливала более прочные связи. Хотя российские активисты, с которыми я познакомилась во время моих исследований, относились ко мне тепло и я получила статус «своей» из-за моей тесной связи с «Женским светом», я все еще оставалась аутсайдером, иностранкой, исследовательницей, которая, как считалось, в первую очередь занята своими собственными целями. Октябрина была с этими активистами на передовой; я должна была уехать, а она оставалась. Я заметила, что активисты, с которыми я ее познакомила, говорили с ней по-другому, делились с ней другой, более глубокой информацией. Они рассказывали истории из личной жизни, говорили о семейных проблемах, а также о политической экономии грантов и финансирования.
Нам было очень весело в этом вихре деятельности. «Такое ощущение, что мы в фильме, который снимает неизвестный режиссер!» – воскликнула как-то Октябрина, выходя из офиса «АННА», где ей пообещали включить ее в следующую программу обучения консультированию. «Сюжет мы не выбираем, но двери продолжают для нас открываться – и пока они открываются, мы будем продолжать пробиваться!» Для меня кульминацией нашего захватывающего двухмесячного подготовительного проекта стала поездка в московский офис Американской ассоциации юристов, которая ознаменовала первую встречу Октябрины с представителями иностранных агентств[112]. Я была знакома с Кристен, молодой американкой, которая в одиночку работала там «гендерным экспертом». Несмотря на существование программы по гендеру, в Ассоциации гендерные вопросы не были основным видом деятельности. Я поняла, что многие из коллег Кристен считали ее работу второстепенной по сравнению с их более широким кругом обязанностей. Тем не менее Кристен тратила маленький бюджет на неустанную работу с сетью кризисных центров, помогая российским юристам работать с кризисными центрами и поддерживать женщин, пострадавших от сексуального и домашнего насилия. Я позвонила Кристен в мае, зная, что она скоро уезжает из России, и спросила, можем ли мы зайти к ней. Она с готовностью согласилась, пригласив нас на свою прощальную вечеринку. Когда мы пришли, то обнаружили в офисе полный беспорядок. Это была типичная для Америки корпоративная вечеринка, где большинство участников не отрываются от своей работы. Кристен пригласила нас немного посидеть с двумя новичками – ее преемницей Дайан, юристом и давним активистом женского движения из Нью-Мексико, и коллегой Дайан, юристом-правозащитником из Техаса. Они были в России впервые и выглядели подавленными и растерянными. Во всяком случае, они были рады отвлечься на нас. Воодушевленные присутствием Октябрины – Кристен представила ее как директора нового проекта кризисного центра в провинциальной Твери, – они предложили ей рассказать им о себе и проекте. Разговор шел через их переводчика. Неожиданно для себя мы оказались в центре внимания. Я отошла в сторону, и Октябрина красноречиво принялась рассказывать о «Женском свете», о прекрасной «школе», которую она прошла, и о том, что благодаря группе у нас есть готовый отряд «хорошо приспособленных» и феминистски ориентированных потенциальных волонтеров. Через два часа, когда мы стояли у лифта, а в ушах звенели приглашения на семинары и предложения финансовой поддержки, мы смотрели друг на друга круглыми глазами. «Похоже на кино!» – сказала Октябрина, качая головой. «Да, – ответила я, – и ты в главной роли провинциалки!»
Американская ассоциация юристов оказалась для нас отличным источником поддержки. Дайан, используя партизанскую тактику, которую она отточила во время работы в США в движении женщин, переживших побои, умело обходила бюрократические препоны и добивалась увеличения бюджета. Она помогла нам договориться о скромном гранте, который позволил Октябрине купить оргтехнику и компьютер; позже Дайан купила подержанную мебель в закрывающемся американском офисе, сказав Октябрине, что мебель перейдет ей, если она сможет добраться до Москвы и забрать ее. Между тем нас