Читать интересную книгу Расширение прав и возможностей женщин в России - Джули Хеммент

в России сталкиваются с вереницей сложных препятствий: бедностью, бюрократической волокитой, отсутствием прозрачности, четких правил и законов, а также с сохранением системы протекций советских времен. Каждый переживает это по-своему, и это зависит в основном от того, где он находится, и от тех культурных ресурсов, которыми он может воспользоваться. Переход к деятельности в формализованных структурах затрагивает в том числе и культурные процессы. Важную роль, помимо прочего, в этом играют культурный капитал, связи, доступ к информации, ресурсам и нужным людям, а также способность развивать и улучшать отношения с этими людьми. Хотелось бы подчеркнуть, что такие неформальные связи важны не только для постсоветских людей, но и для западных европейцев и американцев, работающих в спонсорских организациях. Возникает второстепенный сюжет о важности личных знакомств между спонсорами и получателями спонсорской помощи, между российскими активистами и представителями иностранных агентств.

Лето 1998 года: проекты стартуют, а я собираюсь уезжать

Получить финансирование на стартап нам оказалось легко, но если мы хотели продолжать, нам нужно было больше денег. Проекты были разными и нуждались в разном. И если тверской Центр женской истории и гендерных исследований пользовался базовой инфраструктурой и поддержкой университета (помещения и заработная плата преподавателям), то кризисный центр оказался в совсем других условиях. Поразительно, но у Октябрины зарплаты не было. Она отказалась занять одну из предложенных оплачиваемых должностей отчасти из-за того, что не подошла (должность была для «специалистов по социальной работе»), отчасти потому, что, по ее мнению, при занятии должности, спонсируемой городскими властями, возникла бы угроза ее независимости. Пока Валентина занималась поиском материалов и ресурсов (книг и денег на проведение конференций), мы с Октябриной сосредоточились на обеспечении текущих расходов кризисного центра. Тем летом мы подали несколько заявок на гранты для поддержки обоих проектов. Даже в конце 90-х многие фонды требовали оформления заявок на английском, поэтому я взяла на себя задачу по их написанию. От Центра женской истории и гендерных исследований мы с Валентиной подали пару заявок в Институт «Открытое общество»[113]. Мы начали работать над потенциальными ресурсами для поддержки кризисного центра. Благодаря участию в конференциях по кризисным центрам мне было известно, что кризисные центры активно поддерживаются разными посольствами. В связи с этим я решила попробовать обратиться в «мое собственное»[114] посольство Великобритании. В это же время мы готовили заявку на новый грант «Открытого общества», занятого организацией и финансированием обмена между активистами кризисных центров бывшего Советского Союза. Программа гостевого обмена Института «Открытое общество» предлагала модель обучения, которая нам особенно подходила. Мы очень радовались, что нашли грант, целенаправленно поддерживавший новичков в сети кризисных центров. Наш проект мы назвали «Кризисный центр для женщин – Женский свет». Мы плотно засели за работу. Опять же, заявка должна была быть написана на английском языке, поэтому я взяла на себя основную часть работы, связавшись с одной из московских сотрудниц программы. Она была моим другом и давно участвовала в женском движении. Я познакомилась с ней, когда занималась исследовательской работой в Москве.

Несмотря на весь наш скепсис и недоверие к организациям-спонсорам, я не могу не признаться, что это было головокружительное и приятное время. Работа по написанию заявок на гранты облегчала мои муки совести, что я оставляю проекты и моих подруг в такое ответственное время. Я надеялась, что и в США продолжу работать в этой новой роли. Мы были настроены оптимистично и надеялись, что финансирование поможет нам добиться поставленных целей. Валентина надеялась стать свободнее от других проектов, чтобы сосредоточиться на самой важной для нее образовательной работе. Октябрине проект сулил новый мир и новое будущее: она могла бы реализовать себя в Твери и заняться социально ориентированным проектом, о котором так давно мечтала. Было весело погружаться в это новое искусство создания проектов. На этом этапе мы были уверены, что делаем их на наших условиях. Мы были командой с глубоким чувством общей истории и с общей целью, в какой-то степени возникшей в результате дискуссий на наших семинарах. Созданные нами нарративы подчеркивали долгую историю существования «Женского света» и его работу, а гранты, которые мы для этого тратили, были небольшими, конкретными и целенаправленными. Мы были уверены, что рулим процессом, находясь в поиске поддержки для проектов, которые мы определили таким образом, чтобы не ставить под угрозу нашу целостность или независимость.

Мы вместе учились работать с властями предержащими. У нас появились союзники, помогавшие нам в переговорах по обоим проектам. Ольга Михайловна и Людмила Павловна были чиновницами среднего звена, работавшими на двух наших покровителей в местной администрации. Ольга Михайловна была сотрудником мэрии, а Людмила Павловна работала в областной администрации при Шведовой, полпреде президента в области. Хотя их и назначили работать с нами, они не ограничивали себя рамками обязательной работы и относились к нам с теплотой и сочувствием. Обе женщины были готовы решать социальные проблемы. Они недавно заинтересовались женским движением (теперь оно удостоилось интереса местных женщин-предпринимателей и чиновников в Женской ассамблее), и, что интересно, обе недавно приехали в Тверь[115]. Наш рассказ о «Женском cвете» убедил их в том, что оба проекта нуждаются в поддержке[116].

В разгар этих хлопот у Валентины начались совсем другие отношения с международными фондами. Накопленный ею культурный капитал и репутация, приобретенная благодаря работе с фондами, обернулись рядом приглашений, о которых я упоминала в третьей главе. Весной 1998 года к Валентине обратилась Мэри Маколи, глава московского представительства Фонда Форда, и предложила ей провести в стенах университета летнюю школу по правам человека. А в июле, незадолго до моего отъезда, случилось нечто более существенное: Валентине пришло приглашение подать заявку на получение индивидуального гранта для поддержки ее работы по созданию Центра женской истории и гендерных исследований при Тверском государственном университете. Такие гранты, гарантировавшие приличную стипендию и деньги на поездки, были редкими и очень ценились[117]. Предложение свидетельствовало как об особом положении Валентины, так и об изменениях в Фонде Форда. Благодаря семинарам и конференциям, которые Валентина организовывала и в которых участвовала, она зарекомендовала себя не только как серьезную и преданную делу феминистку и ученого, но и как хорошего менеджера. В сообществе спонсоров в это время происходил процесс осмысления и переоценки. Я подозреваю, что дистанция в отношении грантов и финансирования, которой Валентина принципиально придерживалась, также сыграла свою роль[118].

Мне довелось в это время увидеться с Мэри Маколи в Фонде Форда. Она попросила меня отвезти Валентине материалы для заявки. Когда я вернулась в Тверь, Валентина, используя полученные материалы, засела за заполнение официальной заявки. Поскольку документ должен был быть на английском, я помогала Валентине писать черновик. Вместе мы придумали, что для продвижения проекта нужна серия консультационных встреч с учеными-феминистками из Буффало (штат Нью-Йорк), из Нью-Йорка и из Итаки (штат Нью-Йорк), с которыми Валентина была знакома. Именно благодаря этому индивидуальному гранту Валентина смогла приехать ко мне в Корнельский университет на совместную презентацию, где она процитировала «Маленького принца».

В августе 1998 года я уехала из Твери в США, получив от Корнельского университета стипендию для написания диссертации. Хотя развитие проектов внушало оптимизм, мне было невыносимо тяжело уезжать. Когда я размышляла над последствиями перехода из участниц в аналитики по причине мировых политико-экономических изменений, я снова была вынуждена обратить внимание на перемены, происходившие с моими подругами. Через несколько дней после моего отъезда произошел обвал российской экономики. Инвесторы принялись спасаться толпами. Волосы поднимались дыбом, когда, приехав в Англию, я читала сводки о разорении, об