Читать интересную книгу Расширение прав и возможностей женщин в России - Джули Хеммент

попросила грант для поддержки двух проектов одновременно. Мы вместе набросали заявку (я написала ее по-английски), в которой мы подчеркнули связь между двумя недавно образованными неправительственными организациями, конкретизировав необходимость обеспечения поддержки и ресурсов для кризисного центра. Мы заявили о цели «создать солидную волонтерскую базу с опытом работы в области гендерного образования и подготовить кадры женщин-лидеров, способных передать полученные ими навыки другим женщинам в Твери и близлежащих регионах». Для этого мы предлагали, чтобы преподаватели Центра женской истории и гендерных исследований провели серию занятий по гендерному просвещению и женскому лидерству, а затем можно было организовать семинары под руководством активистов британских кризисных центров[132].

Мы надеялись, что сможем расширить проект, и сперва обсудили, что будем его расширять для покрытия текущих расходов кризисного центра. К сожалению, этого не произошло, и главным образом потому, что Британский совет настаивал на том, чтобы Валентина оставалась директором проекта. Валентина сказала мне, что, несмотря на ее неоднократные просьбы, чтобы представители Британского совета сами поговорили с директором кризисного центра Октябриной, они хотели иметь дело только с Валентиной. Валентина понимала, что в этом решении есть смысл, но она была откровенно разочарована. Валентина всегда стремилась сосредоточиться на чем-то одном, ограничить свою деятельность, уйти от попыток заниматься всем подряд вместо работы, которую она любила больше всего и для которой лучше всего годилась. Когда ее вынуждали быть ключевым звеном, Валентина не хотела брать на себя такую роль. По иронии судьбы, несмотря на проповедь прозрачности, фонды все так же держались за связи и знакомства, вплоть до того, что отказывались доверять тем, за кого ручались проверенные ими грантополучатели.

2000–2003 годы: встречи в разных местах

В 1999–2000 годах я была занята поисками места на рынке труда, писала диссертацию, и мне не удалось снова побывать в Твери ни на зимних, ни на летних каникулах. Валентина писала мне по электронной почте, из ее писем я узнавала хорошие новости о кризисном центре. Октябрина выиграла небольшой грант на 4000 долларов от АЙРЕКСа (Американского совета по международным исследованиям и обменам) на помощь в работе Центра. Она потратила эти деньги на покупку второго компьютера и пригласила профессиональных психологов и юристов проводить консультации в Центре. В августе 1999 года, через десять месяцев после открытия кризисного центра, наконец был установлен телефон. На это пошли деньги Международного женского клуба, которые нашла для нас наша американская подруга-адвокат. В результате Центр запустил телефон доверия. Центр теперь работал в будни с 9:00 до 18:00. Осенью 1999 года было создано несколько групп поддержки. Тем временем Октябрина каждый месяц ездила в Москву на семинары по правовым аспектам домашнего насилия, проводимые Американской ассоциацией адвокатов. Стресс и неувязки стартапа остались в прошлом, Октябрина достигла некоторого равновесия, и проект набирал обороты.

Мы с Октябриной увиделись в Бостоне в марте 2000 года. Она приехала на обучающую программу по приглашению американской неправительственной организации «Проект “Гармония”»[133]. Она приехала в составе группы из пятнадцати мужчин и женщин – юристов, полицейских, врачей и активистов НПО из разных городов. В США они приехали в рамках специальной программы для профессионалов, которые работают с проблемами домашнего и сексуального насилия[134]. В конце их двухнедельного визита я присоединилась к ним. Я была очень рада встретиться с Октябриной в США (прежде она приезжала сюда всего один раз, в рамках молниеносного тура, организованного Библиотекой Конгресса, но тогда нам не удалось встретиться). Теперь мы поменялись ролями: я была чужой для ее группы, я спала в номере гостиницы, где Октябрина жила с еще одной женщиной-юристом. Меня радушно позвали поучаствовать в семинарах на правах подруги Октябрины по проекту. Программа была откровенно хорошей. Ее вели два спикера, бегло говорящих по-русски. Семинары проходили гладко и динамично, и с российской стороны удалось собрать хорошую команду профессионалов. Октябрине тренинг нравился, он был, по ее словам, исключительно хорошо продуман, она многое узнала от коллег, которых считала яркими и интересными людьми.

По окончании семинара Октябрина и я вышли из гостиницы, чтобы прогуляться в Бостонском ботаническом саду. На прогулке Октябрина делилась со мной последними новостями. Как она изменилась! В ее голосе звучал потрясающий оптимизм. Октябрина рассказала, что подала вторую заявку в АЙРЕКС, и в этот раз она запросила 9000 долларов. Она показала мне фотографии последних мероприятий, и я заметила на них незнакомые лица, это были новые профессионалы, которых ей удалось заполучить, – психологи и юристы. Они каждую неделю проводили встречи в кризисном центре. Кроме того, у них работало несколько студентов психфака, которых к ней отправила Валентина. Связи с университетом были существенным плюсом: приходившие студенты представляли собой умных, энергичных и «хорошо заточенных» на проблемы гендерного насилия людей, потому что они прошли обучение в Центре женской истории и гендерных исследований.

Октябрина сказала, что после установки телефона клиентская база изменилась. Теперь в месяц к ним поступало 50–70 звонков. Звонили женщины, которые узнали о Центре из объявлений. В самом деле, по подсчетам сотрудников Центра, с июня 1999 года по октябрь 2000 года в Центр поступило 759 звонков, 160 из которых были связаны с домашним насилием. Кроме того, они провели 397 очных консультаций (129 из которых относились к компетенциям юристов и психологов). Образовательно-просветительский аспект работы Центра, который, по мнению Октябрины, заслуживал наибольшего вложения сил, действительно набрал обороты. Октябрина сказала: «Нам нужно заниматься профилактикой, так важно передать наши идеи молодым». Для этого было проведено 36 тренингов со студентами университета и в среднеобразовательных школах, читались лекции для представительниц местного женского бизнеса, в женских консультациях и в школах. Кроме того, Центр провел пять круглых столов в женских консультациях, высших учебных заведениях и в отделениях милиции. Уделялось внимание связям с общественностью, активному взаимодействию со средствами массовой информации, которые освещали работу Центра и привлекали внимание к проблемам[135].

Октябрина излучала растущую уверенность как в отношении собственной должности, так и в отношении значимости нарратива кризисного центра. Я попросила ее рассказать мне, с какими проблемами приходят посетители. Многие приходили обсудить проблемы в отношениях с людьми, с которыми они жили: проблемы алкоголизма или ссор из-за жилплощади после развода. Я спросила, сколько из них сталкиваются с домашним насилием. Подумав, Октябрина сказала, что в каждом случае есть «элемент домашнего насилия». Понимание этого явления, однако, было довольно расплывчатым. Одна женщина рассказала о проблемах с матерью, другая – о сложностях в общении с сестрой. Остальные говорили о проблемах с мужьями. Октябрина была удивлена, что женщины готовы прийти и говорить о своих проблемах, как бы они их ни обозначали. Не меньше удивления вызывало у нее то, что люди говорили о домашнем насилии. «Эта проблема и правда существует», – сказала Октябрина.

Мне было ясно, что работа, проводимая в Центре, включает проблематику гендерного насилия и выходит за ее рамки. Октябрина делала часть важной работы, которую и намеревалась делать: это была работа по диагностике, выявлению основных проблем местных женщин. Центр перестраивал и корректировал свою работу в зависимости от этих проблем и приносил существенную пользу женщинам Твери.

Меня также поразило, как по-новому Октябрина рассказывала о двух типах благотворителей. Она начинала работать с местными представителями власти. Раньше она дистанцировалась от них и чувствовала себя чужой. Теперь же Октябрина сообщила, что стала официально сотрудничать с Гуманитарным институтом, на который вначале смотрела с известной долей скептицизма. Она сказала: «Катя делает доброе дело. Она знает, что происходит. У них так много источников финансирования, что почему бы не сотрудничать