Читать интересную книгу Тысяча осеней Якоба де Зута - Дэвид Митчелл

— Аяме тоже нет здесь, — говорит Орито. — Мачеха уволила ее.

Эта «дезориентация» — во времени и ощущениях, — она уверена, вызвана медицинскими препаратами учителя Сузаку, которые он дает перед ужином каждой сестре- монахине. Эти добавки учитель называет «Утешением». Она знает, что удовольствие, которое они приносят, губительно и вызывает привязанность к ним, но, если она не станет их пить, ее не будут кормить, а может ли голодающая женщина надеяться на побег из горного храма посреди зимы? Лучше есть.

Труднее справляться с мыслями о мачехе и сводном брате, которые просыпаются в резиденции Аибагавы в Нагасаки. Орито беспокоится о ее вещах и вещах отца, которые могли быть проданы: телескопы, их приборы, книги и медицинские препараты; материнские кимоно и драгоценности… Теперь все это принадлежит мачехе, готово к продаже тому, кто даст самую высокую цену.

«Как она продала меня», — думает Орито и чувствует, как гнев скручивает желудок…

…пока она не слышит Яиои в соседней келье: ее рвет, она стонет, ее вновь рвет.

Орито с трудом поднимается с постели и надевает залатанное верхнее кимоно.

Она повязывает платок поверх ожога и торопится наружу, в коридор.

«Я больше не дочь, — думает она, — но по-прежнему акушерка…»

«…куда я шла?» — Орито стоит в мрачном коридоре, по обе стороны которого деревянные сдвижные ширмы. Дневной свет попадает в коридор через решетки наверху. Она вздрагивает от холода и смотрит на свое дыхание, зная, что куда‑то шла, но куда? Забывчивость — еще один эффект «Утешения» Сузаку. Она оглядывается вокруг, пытаясь понять, как здесь оказалась. Ночная лампа на углу, рядом с уборной, погасла. Орито касается ладонью деревянной ширмы, потемневшей от бесчисленных зим. Толкает ее в сторону, но ширма сдвигается совсем на чуть-чуть. В отверстие Орито видит сосульки, свисающие с карниза крыши.

Ветки старой сосны гнутся вниз под тяжестью снега, снег лежит и на камнях для сидения.

Корка льда стягивает Квадратный пруд. Голый пик испещрен снежными прожилками.

Сестра Кирицубо появляется из‑за сосны, идет вдоль стены Дома с другой стороны двора, ведет сросшимися пальцами сухой руки по деревянным ширмам. Она обходит четырехугольник двора сто восемь раз в день. Когда ее пальцы находят пустоту приоткрытой двери, она говорит: «Сестра встала очень рано этим утром».

Орито нечего сказать сестре Кирицубо.

Третья сестра Умегае появляется во внутреннем коридоре. «Это только начало зимы в Киоге, самая новая сестра. — Пятна на коже Умегае темно — лилового цвета. — Дар в чрево — как теплый камень в карман».

Орито знает, что Умегае говорит так, чтобы напугать ее. И срабатывает.

Похищенная акушерка слышит, как кого‑то рвет и вспоминает: «Яиои…»

Шестнадцатилетняя женщина сгибается над деревянным ведром. Желчь капает с губ, и новый поток блевотины вырывается изо рта. Орито ковшом разбивает лед на глубокой миске с водой и с миской подходит к Яиои. Та, с остекленевшими глазами, кивает гостье, словно говоря: «Худшее позади». Орито протирает рот Яиои клочком бумаги и подает ей чашку ледяной воды. «Большая часть, — говорит Яиои, пряча заостренные уши под головной повязкой, — этим утром попала в ведро, по крайней мере».

— Со временем, — Орито вытирает брызги блевотины, — будет попадать все.

Яиои вытирает глаза рукавом.

— Почему меня так часто рвет, сестра?

— Рвота иногда продолжается до самых родов…

— В последний раз мне очень хотелось сладостей данго. В этот раз даже сама мысль о них…

— Каждая беременность протекает по-своему. А теперь приляг.

Яиои ложится на спину, складывает руки на большом животе и погружается в тяжелые раздумья.

Орито читает ее мысли:

— Все еще чувствуешь, как пинается ребенок?

— Да, моему Дару… — она похлопывает по животу, — радостно, когда он слышит тебя… но… но в прошлом году сестру Хотару тоже начало рвать на пятом месяце, а потом случился выкидыш. Дар умер за несколько недель до этого. Я была там, и вонь стояла…

— Сестра Хотару, выходит, не чувствовала пинков несколько недель?

Яиои одновременно и хочет, и не хочет соглашаться.

— Я… полагаю, нет.

— А твой пинается, и какой вывод ты можешь сделать?

Яиои хмурится, позволяя логике Орито успокоить ее и подбодрить.

— Я благодарна Богине за то, что она привела тебя сюда.

«Эномото купил меня, — думает Орито, едва удерживаясь от ответа, — а моя мачеха продала…»

Она начинает втирать козий жир в большой живот Яиои.

«…а я прокляла их обоих и скажу им обоим в лицо, когда смогу».

Пинок — пониже выпуклого пупка Яиои, у последнего ребра — глухой стук…

…из‑под грудины, пинок, слева — еще одно шевеление.

— Есть шанс, — Орито решает сказать Яиои, — что ты носишь двойню.

У Яиои достаточно знаний, чтобы знать, что это опасно.

— Ты точно знаешь?

— Почти наверняка, и этим объясняется столь продолжительная рвота.

— Сестра Хацуне родила двойню при ее втором Даре. Одними родами поднялась на два ранга. Если Богиня облагодетельствовала меня двойней…

— Что может этот кусок дерева, — взрывается Орито, — знать о человеческой боли?

— Пожалуйста, сестра! — испуганно просит Яиои. — Ты же не стала бы оскорблять свою мать!

Нутро Орито сводит судорогой, невозможно вдохнуть.

— Видишь, сестра? Она может слышать. Скажи, что просишь прощения, сестра, и она остановит боль.

«Чем больше «Утешения» примет мое тело, — знает Орито, — тем больше оно его захочет».

Она берет вонючее ведро Яиои и несет вокруг Дома к тележке с пищевыми отходами.

Вороны сидят на коньке крыши, разглядывая узницу.

«Из всех женщин, которых вы могли взять, — спросила бы она Эномото, — зачем лишать меня моей жизни?»

Но за пятьдесят прошедших дней настоятель Ширануи ни разу не появился в храме.

— В свое время, — отвечает настоятельница Изу на все ее вопросы и мольбы, — в свое время.

На кухне сестра Асагао помешивает суп над пыхтящим огнем. Физический дефект Асагао — наиболее бросающийся в глаза: ее губы стянуты в круг, отчего затруднена речь. Ее подруга, сестра Садае, родилась с деформированным черепом: лицо похоже на кошачью морду, а глаза кажутся необычно огромными. Она замечает Орито и замолкает на полуслове.

«Почему эти две следят за мной, — удивляется Орито, — словно белки за голодной кошкой?»

Их лица показывают реакцию на ее мысль, высказанную вслух.

Еще один унизительный трюк «Утешения».

— Сестра Яиои больна, — говорит Орито. — Я бы хотела принести ей чашку чая. Пожалуйста.

Садае глазами указывает на чайник: один глаз у нее карий, другой — серый.

Беременность Садае уже заметна под одеждой.

«Это девочка», — думает дочь доктора, наливая горькое питье.

Когда аколит Зано гнусаво кричит (нос у него вечно забит): «Ворота открываются, сестры!» — Орито спешит по внутреннему коридору к месту между комнатами настоятельницы Изу и экономки Сацуко и сдвигает деревянную ширму. С этого места, лишь однажды, в первую неделю здесь, она увидела территорию монастыря, находящуюся за двойными воротами: лестницу, кленовую рощу, учителя в голубой рясе и аколита в одежде из грубой мешковины…

…но этим утром, как обычно, аколит у ворот более бдителен. Орито ничего не видит, кроме закрытых внешних ворот и двоих аколитов, везущих отпущенное на день продовольствие на ручной тележке.

Сестра Савараби спешит к ним из Главного зала.

— Аколит Чуаи! Аколит Мабороши! Этот снег, я надеюсь, не заморозил ваши кости? У учителя Генму нет сердца — заморил наших молодых жеребцов, превратил в скелеты.

— Мы знаем, — игриво отвечает Мабороши, — как согреваться, Девятая сестра.

— О-о, как же я могу позабыть об этом? — Савараби поглаживает пальцами между грудей. — Разве не Джирицу должен привозить нам продовольствие на этой неделе, этот бессовестный лежебока?

Легкомыслие Мабороши мгновенно улетучивается.

— Аколит заболел.

— Ай — яй — яй. Заболел, говоришь. Не просто… расчихался?

— Его состояние, — Мабороши и Чуаи продолжают везти тележку к кухне, — похоже, очень тяжелое.

— Мы надеемся, — добавляет сестра Хотару (у нее волчья губа), появившаяся из Главного зала, — что бедный аколит Джирицу не при смерти?

— Его состояние тяжелое, — Мабороши краток. — Мы должны готовиться к худшему.

— Что ж, наша самая новая сестра — дочь знаменитого доктора в ее прошлой жизни, так что учитель Сузаку может что‑то сделать не так, не посоветовавшись с ней. Она придет, и с радостью, потому что… — Савараби рупором приставляет ко рту ладони и кричит во весь голос, глядя на щель, из которой выглядывает Орито: