бы это на исход ночи, но, по крайней мере, ты не смогла бы превратить фонтан в оружие. – Она многозначительно смотрит в центр сада, откуда убрали кучу щебня.
– Что я сделала?
– Водой ты покалечила дюжину стражей. – Ее голубые глаза смотрят на меня, прежде чем она тянется к другому цветку. Желтая роза, которая раскрывается под ее прикосновением, больше первой.
Да, я понимаю. Принцесса Ромерия была злой. Анника хочет, чтобы я получила полный и подробный список своих преступлений, поскольку не могу их вспомнить.
– Подумать только, ты могла бы использовать ту реку для побега, но не сделала этого. Взамен ты спасла меня и позволила себя схватить.
– Я должна была оставить тебя там умирать?
Она хмыкает.
– Это имело бы гораздо больше смысла.
Боз предупредил Зандера о воде той ночью, а затем Зандер разрезал мне руку кинжалом. Это родство, о котором он говорил? Я изучаю бледную линию, протянувшуюся вдоль моей ладони.
– Что еще я могу делать?
– Кроме того, что взрывать фонтаны? Мне не разрешено говорить тебе об этом.
Я тяжело вздыхаю, мое разочарование нарастает. Я киваю на розы.
– Ладно. Что тогда можешь делать ты?
– Немногое. Наши родственные связи не так сильны, как у наших ибарисанских кузенов. Дешевые салонные трюки в основном. Заставить распуститься цветок или расти живые изгороди. – Ее голубые глаза обращаются к вьющейся розовой лозе. Я зачарованно наблюдаю, как стебель вырывается из решетки и хлещет воздух, подобно кнуту. Шипы ищут жертву.
Мой прищуренный взгляд скользит по ней и замечает легкую улыбку на пухлых губах. Внезапно порез на моей руке от неостриженного куста вовсе не кажется несчастным случаем. Что это было? Какое-то испытание, чтобы увидеть, стану ли я подозревать ее?
– По сравнению с тем, что можешь делать ты, это ничто, – говорит Анника, резко добавляя: – Думаю, я достаточно забила тебе голову на сегодня.
– Уже? – Но у меня еще столько вопросов – и об этих заклинателях, и о Судьбах, и о нимфеуме. Где он хотя бы находится?
Она, должно быть, видит мое унылое выражение лица, когда я понимаю, что возвращаюсь в свою тюрьму.
– Король сообщил мне, что я впредь буду сопровождать тебя в прогулках по территории. Так что, возможно, я смогу предоставить больше информации в другой день.
Мое сердце замирает.
Мне известно, что у всех этих недавних действий, вероятно, есть скрытый мотив – они используют меня, но я не знаю, как именно, – однако я с радостью приму любые преимущества.
– Завтра?
Анника тяжело вздыхает.
– Посмотрим, чего захочет Зандер.
* * *
Уже почти полночь, когда я сажусь на пол рядом с дверью, скрестив ноги в лодыжках и держа на коленях вазу с фруктами, которую Коррин принесла сегодня вечером вместе с моей обычной едой. Я все еще радостная от сегодняшней прогулки по территории с Анникой и надеюсь, что долгие дни, проведенные взаперти, в этих стенах, скоро подойдут к концу.
– Что это за виноград? – спрашиваю я, зная, что Элисэф с другой стороны ходит взад-вперед. Я задерживаю дыхание, надеясь на ответ.
– Тот, что растет на виноградных лозах, Ваше Высочество, – следует спокойный ответ с ноткой юмора.
Я ухмыляюсь.
– Никогда не видела такой сорт.
Вся горстка умещается в ладони. Темные плоды голубовато-черного цвета, размером не больше черники, и приторно-сладкие. На языке попадаются семена. Если бы подобное подавали на благотворительных вечерах для высшего общества вместо той слизистой рыбьей икры, я бы, вероятно, с бóльшим удовольствием попробовала такую еду.
– Вы просто не помните.
Внезапно меня охватывает паника.
– Верно. Просто не помню.
Мне нужно лучше следить за своими словами, прежде чем я ненароком заговорю о жизни, которую не должна помнить.
– Это лакомство из Сикадора, и пользуется оно большим спросом. Нам нечасто его привозят, так как оно быстро портится, как только его срывают с лозы. Груз, должно быть, прибыл в порт в последний день или около того.
– Я удивлена, что Коррин принесла мне виноград, – говорю я себе, изучая ложку.
Я провела с ней последний час, зажимая ее между моим запястьем и манжетой, в попытке сорвать эти волшебные оковы и убедиться-таки в том родстве с водой, которым я, по словам других, обладаю. Но манжета осталась нетронутой. Запястье болит, и я думаю, что Коррин будет что сказать о погнутой ложке. Теперь я сижу и пытаюсь ее выпрямить, слушая глухие шаги Элисэфа, решая, как лучше заговорить с ним.
– Эй, а ты был моим стражем перед нападением?
– Нет, у вас были собственные сопровождающие, Ваше Высочество.
– Честное слово, Элисэф, хватит формальностей. Мы тут одни.
Долгая пауза, а потом:
– Как пожелаете.
– Какой я была? – спрашиваю я с полным ртом винограда.
– Я не проводил много времени в вашем непосредственном присутствии.
– Но ты, должно быть, что-то слышал? Или что-то видел? Я знаю, ты всегда смотришь. Я практически чувствую, как ты сверлишь дверь взглядом.
Его смешок мягкий, расслабленный. Проходит мгновение, прежде чем Элисэф отвечает на другой мой вопрос:
– Вы много улыбались. Все время, когда Зандер был рядом. Вы тоже заставляли его улыбаться.
– Это определенно изменилось. – Думаю, лицо этого человека треснуло бы, если бы он еще больше напряг свое каменное выражение лица.
– Ваши руки никогда не размыкались, пока вы находились в одной комнате. Вы подолгу гуляли по саду ночью, цепляясь за его руку, и все время флиртовали. Вам было все равно, что вас увидят. Вы казались по-настоящему влюбленной в Зандера.
Я думаю о долгих прогулках и о той паре, которая сидела сегодня на скамейке в саду, под цветочным деревом, и мои щеки вспыхивают огнем.
– Мне трудно это представить. – Опять же, все, что мне нужно сделать, это вспомнить тот момент в башне, чтобы понять – у Зандера есть и другая сторона. Я замечаю нечто знакомое в том, как Элисэф произнес его имя. – Ты с ним дружишь. С королем.
– Мы знаем друг друга много лет. Да.
– Как много?
– Очень много. – Голос Элисэфа звучит ближе. Наверное, он присел. – А вопросы о короле предлагаю приберечь для короля, чтобы меня не выпороли.
– Он часто так делает? Раздает наказания каждый раз, когда кто-то делает то, что ему не нравится?
– Вам придется спросить его.
Ага. Я уверена, он ответит на все мои вопросы.
– Что еще ты можешь рассказать мне о другой версии меня? Знаешь… о злой Ромерии.
Еще один тихий смешок доносится с другой стороны двери. Прошло так много времени с тех пор, как кто-либо, с кем я говорила, искренне смеялся.
– Она была очень приятной.