Бросив последний взгляд на зеркало, Эмма порадовалась тому, что благодаря тщательно приглаженным волосам стала заметна сияющая нежностью кожа и выделились глаза. Простенький уход за собою, отдых и капелька силы, вложенная в маски, всё же сделали своё дело. В утренних лучах солнышка казалось, что лицо Эммы настолько свежо, что не каждый персик сравнится с нею.
— Ну, хоть что-то, — удовлетворённо вздохнула она, придирчиво оглядывая себя. Секси-стиля в одежде не получилось, но что-то из милитари-фэнтези всё же есть, в основном благодаря грубоватым земным ботинкам.
Нарядив малыша в новенькую одёжку, они вышли на улицу. На душе царил праздник, и было так жаль, что никто не видит, какие они красивые, как хорошо на них смотрятся обновки.
Эмма поставила тяжеленный рюкзак на ступеньку. Он был заполнен подготовленной едой. Вот только если придётся тащить его самой, то никто не похвалит её за предусмотрительность, так как она задержит всех в пути. Судья не заставил себя долго ждать и, кажется, он верно оценил жаждущие комплиментов взгляды малыша и Эммы.
— Ты стал таким солидным, — с улыбкой обратился он к Жару, — и кажешься старше.
Малыш улыбался и с удовольствием делал вид, что он взрослый.
Эмма помнила о разговоре перед приходом к постоялому двору и понимала, что Ратмир ничего не скажет ей, но не ожидала, что он станет разглядывать её. Они стояли рядом и любое действие, кроме непосредственно разговора, приобретало какое-то новое значение. Солнце светило ей в глаза и щурясь, она стеснительно улыбнулась, беспокоясь, увидел ли он, что она привлекательна. Неловкую ситуацию разбила женская команда:
— Идём.
Задев Ратмира и толкнув Эмму, на крыльцо вышла магичка.
— Арлетт, — сухо позвал её судья, — напоминаю один раз. Я сопровождаю госпожу Горчакову с её подопечным.
— …сыном, — поправила Эмма, на что магичка лишь хмыкнула.
— Да, да, — небрежно бросила красавица, — знаю, помню! Ритм движения, отдых, питание — всё зависит от того, кого ты сопровождаешь. Мне всё равно, я иду с тобою. Может, мне тоже нужна помощь?! — при этом она, явно красуясь, огладила плотно прилегающую к телу куртку, задержалась ласкающим движением на ножах и небрежным движением, в котором таилось превосходство во всём, поправила свой заплечный мешок.
Эмма опешила от такой открытой демонстрации своей привлекательности Ратмиру. До сих пор все женщины-оборотницы шарахались от него, а эта смотрит вызывающе, ведёт себя провоцирующе и играет с ним, дразня его. Неожиданно Жар разрядил обстановку. Он, по-своему повторяя движения магички, похлопал себя по курточке, с недовольством нахмурив брови, обнаружил, что у него нет ножей, и растерялся.
— Идём, малыш, — тихо велела ему Эмма и потянулась за своим рюкзаком, что раза в четыре был больше мешка магички. Но судья молча и привычно закинул его себе за спину, а она облегчённо выдохнула.
Первый час шли быстро и молча. Арлетт задавала темп и сердилась, когда видела, что судья отстаёт, ориентируясь на соплячку со зверёнышем.
Эмма чувствовала её злость, раздражение, даже презрение, хотя не могла понять, почему её считают чем-то вроде плесени. Она пыталась отстраниться от ощущаемых эмоций, изменить о себе мнение на первой же стоянке, устраивая горячий перекус.
— Что за убожество? — лениво выдохнула магичка, когда Эмма протянула ей бутерброд и кружку с исходящим паром глёгом из таверны.
— Что вам не нравится? — продолжая стоять с протянутыми руками, в которых она держала угощение.
— Мало того, что ты ползёшь как беременная улитка, так ещё тебе и пожрать надо, едва только начав путь!
Эмма отступила и, выбрав удобное место, с удовольствием откусила предлагаемый ранее бутерброд и запила вкуснотищу брусничным перчёным глёгом. По телу побежало тепло, а в голове приятно затуманились мысли, как будто от алкоголя.
Насытившись, она наблюдала, как сосредоточено подкрепляется Жар, как Ратмир взглядом спрашивает, можно ли ему доесть ещё один оставшийся бутерброд.
Конечно, можно! Даже нужно, хотя бы ради того, чтобы досадить синеглазой красавице.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Эмма была очень разочарована знакомством с нею и недоумевала, как можно так вести себя. Чувства Арлетт были искренни. Она нисколько не рисовалась, а действительно считала, что надо было не идти, а бежать, а первую остановку сделать не ранее обеда. Но сильнее всего магичка испытывала досаду на судью. Её бесило, что тот считался с Эммой и взял из её рук еду.
Она была в бешенстве!
Эмма наводила порядок в рюкзаке чуть дольше, чем требовалось, так как эмоции попутчицы били по нервам и сидеть, ничего не делая, в ожидании Жара, она не могла.
— Слушай, ты! — неожиданно обратилась к ней красавица.
Эмма замерла, закрыла рюкзак, медленно повернулась.
— Не надо мне тыкать, — сдержанно произнесла она.
— А то что? — задиристо отозвалась магичка.
— Оставляю за собою право считать вас пустотой.
Это всё равно что в костёр плеснуть разжигателем. Арлетт подскочила, но прежде чем приблизилась к Эмме, у неё на пути встали Жар и Ратмир.
Малыша магичка не заметила, а вот на судью посмотрела с интересом. Её настроение и поведение мгновенно изменилось. Она подобралась, стала похожей на хищницу, крутящуюся возле более сильного хищника, красуясь и привлекая.
— Люблю, когда ты такой, — с придыханием протянула она, а Эмма, подгребающая к себе Жара, застыла.
До этого момента она ещё не решила, были ли у Ратмира с этой девицей близкие взаимоотношения или нет. Арлетт могла играть, делать вид, что они вместе прошли все позы Камасутры, но сухость судьи слишком явно демонстрировала его отношение к ней. Но сейчас Эмма склонялась к тому, что перед нею бывшие любовники, только связь у них, на её взгляд, какая-то нездоровая. Идеальная красавица — и, простите, Ратмир — но вы займёте место чудовища! Хотя, стоит отвлечься от внешности, как они меняются местами. Гадкой и неприятной становится Арлетт, а судья как раз привлекает.
Эмма отвела Жара в сторону. У неё мелькнула мысль, что на Земле её знакомые тоже не понимали, почему к ней тянутся красивые, неглупые ребята и сразу зовут её замуж, игнорируя более видных девушек.
Арлетт не оставила даже сантиметра между собою и Ратмиром, тягуче облизывала губы и не сводила с него глаз. От неё наповал било желанием, и в отличие от судьи Эмме стало жарко.
А вот Ратмир смотрел сверху вниз оценивающе, без желаемой для Арлетт заинтересованности, но при этом выжидал. Его выражение лица Эмма сочла бы унизительным. Он явно дожидался оплошности и того момента, когда можно ткнуть носом, унизить или что-то вроде этого. Для неё это представление, причём с обеих сторон, оказалось полнейшей неожиданностью. То, что происходило между ними, не вписывалось ни в какие рамки, которые могла нафантазировать Эмма.
Взгляд судьи всё же остудил Арлетт, но она не сдалась, а лишь мягко подалась назад и, послав ему обворожительную улыбку, села туда, откуда вскочила. Наваждение рассеялось.
Всю дорогу магичка пыталась задеть Эмму. Она бросала в никуда фразы о её неуклюжести, дурацком внешнем виде, безмозглости и прочее, прочее, прочее.
Дойдя до небольшого городка и сняв комнаты на постоялом дворе, Ратмир объявил Арлетт, что не желает продолжать путь вместе с нею.
Эмма была с ним солидарна. Это был самый тяжёлый день. Единственной пользой стало то, что к вечеру она научилась абстрагироваться от эмоций Арлетт, а уже ложась спать, Эмма задумалась о другом.
Почему она так ярко чувствовала всю ту гадость, что транслировала магичка? Почему вообще натренированного ко всяким сюрпризам боевика оказалось возможным прочувствовать?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
И неожиданно её осенило! Красавица — опытный маг и, похоже, она поняла направление дара у Эммы. А раз так, то она, получается, целенаправленно целый день издевалась над нею, бросая реплики и добавляя своих эмоций.
Грубая, хабалистая, но не дура. Она отыгрывалась на ней, мучила её — и наслаждалась.