Эмма горько усмехнулась. Ратмир думал, что Арлетт поможет ей, посоветует что-то толковое. Хотя польза есть: Эмма нащупала принцип экранирования, и это ей пригодится в будущем. Можно сказать, что начало обучению положено.
Хотелось бы только понять, почему магичка с первого взгляда записала её во враги? За весь день Эмма с Ратмиром почти не обмолвились ни словом. Откуда же личная неприязнь или это взыграла аристократическая спесь?
Эмма повернулась набок и с улыбкой посмотрела на спящего Жара. Он улыбался во сне и иногда смеялся. В эти мгновения забываешь обо всех трудностях, связанных с маленьким ребёнком.
Мысли вернулись к Арлетт. Нет, не похожа она на аристократку. Её красота поражает и поначалу ошеломляет, но нет в девушке спокойной уверенности в себе, что даёт кровь предков. Она сама себя создавала, она сама строила свою жизнь и выбирала судьбу. Это боец во всех смыслах, но не более.
Утром Эмма спустилась вместе с Жаром в общий зал, заказала себе завтрак и еды в дорогу, села за выбранный столик. Народу было достаточно. Последняя осенняя ярмарка собрала всех в крупных поселениях, и оборотни спешили продать-закупить, посмотреть-подумать, а пока завтракали, составляли планы на день.
Эмме нравилось ощущать деловитое настроение оборотней, лёгкое любопытство в отношении неё, удовлетворённое наблюдение за Жаром. Невольно все следили за тем, как она относится к малышу, и замечая, что волчонок счастлив, добродушно улыбались.
Вдруг общее настроение переменилось. Повеяло восхищением, переходящим в похоть. Эмма сосредоточилась на поданной еде, и это помогло ей закрыться в эмоциональном плане. Она не ожидала, что Арлетт подсядет к ней.
Магичка села на скамью так, чтобы опереться о стену, а одну ногу поставила на сидение, сгибая её. Поза транслировала, что «плевать она на всех хотела»! Оборотни усмехались, откровенно разглядывали её, а она взглядом посылала всех куда подальше и ждала завтрак. Эмма с Жаром молча доедали, с неприязнью посматривая на неё.
— Из какой глуши ВЫ, — насмешливо и особо выделила обращение Арлетт, — вылезли? Замашки королевишны при нищенской одежде, — издевательски пропела она.
Жар набычился, сжал кулачки, а Эмме стало смешно. Красавица не увидела за простым кроем великоватых штанов, за лаконичной рубашкой с проглядывающей в вырез футболкой, идеальных швов, необычных тканей, фурнитуры, что привела гномов в восторг. Она не поняла, что в этом мире Эммина обувь может быть по цене сопоставима со стоимостью хорошего дома, а за термос, липучки и застёжки на рюкзаке она надеется выручить столько, сколько не предложат боевому магу за год работы.
Арлетт изменилась в лице и угрожающе наклонилась вперёд, видя, что реакция на её слова лишь кривоватая улыбка и снисходительный взгляд. Но Эмма не дала ей ничего сказать. Склонив голову набок, она ответила:
— Бедность — не порок, и не стоит позориться, пытаясь высмеять это. А вот невежества и разухабистости стоило бы стыдиться.
Эмма не успела отреагировать на подскочившую с места Арлетт, которая оттолкнула бросившегося наперерез Жара и ухватила её за затылок, с силой толкая в стол, чтобы Эмма разбила себе нос, лоб. Осуществить задуманную расправу помешали сложенные руки на столе, которые смягчили удар, а потом вмешались оборотни. Они крепко ухватили красавицу и, несмотря на то, что она очень профессионально вырывалась, ей не дали устроить драку.
— Животные! Вы все пожалеете! Не смейте меня трогать!
Ошалевшая от происходящего Эмма кинулась к малышу, чтобы его случайно не затоптали, Арлетт орала и пыталась запугать всех расправой — и вдруг всё стихло.
Магичку отпустили, и она, гордо приподняв подбородок, с вызовом смотрела на подошедшего судью.
— Я требую наказания для всех тех, кто посмел коснуться меня, — раздувая ноздри, чтобы быстрее отдышаться, она стояла перед ним словно оскорблённая царица.
Недавно восхищавшиеся и желавшие её оборотни, смотрели на неё как на мерзость. Арлетт, провоцируя Эмму, даже не заметила, как подняла руку на «зверёныша». Он ей мешал, и она, не задумываясь, отмахнулась от него.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Вряд ли кто-то из оборотней заступился бы за Эмму. Разборка между магичками — это их внутренние дела, и все знают, что эти девицы поголовно чокнутые, но малыш… никто из чужаков не смеет обижать ребёнка!
Эмма уловила общий настрой и прижала к себе Жара, испытывая страх за него и одновременно благодарность. Она думала, что станет защитой ему, а пока получается, что он, не считаясь ни с чем, встаёт преградой перед любой опасностью.
— Отказано, — прозвучал безликий голос судьи.
— Но… — Арлетт замолчала, так как он подошёл к ней и, схватив за хвост, заставил задрать голову.
Эмма обомлела.
— За нападение на дитя моего народа ты изгоняешься из наших земель без права на возвращение. Немедленно! — зачитал он приговор.
— Я не…
Судья, не выпуская хвоста, заставляя выворачиваться Арлетт, вывел её из общего зала и, легонько оттолкнув её от себя, добавил:
— Срок — три дня. По истечении этого времени любой будет знать о незаконности твоего нахождения здесь.
— Я не успею! — она ринулась на него с кулаками, но остановилась, смотря в его глаза… оборотни невольно ссутулились и отпрянули от входа… а Арлетт, ожигая ненавистью всех свидетелей её позора, бросилась бежать.
Три дня, по истечении которых её сочтут магом-отступником, пришедшим вредить на земли оборотней. По закону её можно убить, а уж во что выльется противостояние — неважно. Карьере конец, если она, защищаясь, убьёт парочку-другую местных, то ещё её будут судить!
Эмма не понимала, как относиться к тому, что произошло на её глазах. Признаться, она ожидала склоку и даже не попыталась сгладить, но что Арлетт кинется в драку…
Не задавая никаких вопросов Ратмиру, Эмма поднялась в комнату и пакуя купленную еду, всё же внутренне полностью одобрила судью.
Магичка была наказана за малыша. Она гостья на этих землях, искореняющая промахи своих коллег, а Жар свой. Её сила, как магическая, так и физическая, бесспорна, но это и ответственность, и если не можешь контролировать себя, то ищи другую работу.
Эмма тут же возражала, считая, что Арлетт всё же не применяла свой дар, но если бы она даже случайно ожгла ребёнка огнём или использовала свою силу не по делу, то и разговор с ней был бы другой.
На этом Эмма сделала для себя выводы и, выйдя на улицу, ещё долго обдумывала, а чем её способности могут быть опасны для окружающих и какие могут существовать правила этики по этому поводу?
Дождь лил, не переставая, и Эмма надела поверх новой куртки старую, а на Ратмира, держащего на руках Жара, накинула дождевик. Это позволило им не вымокнуть и продолжить путь. Перекусывали по дороге, не останавливаясь, стараясь пройти как можно больше, так как завтра станет ещё хуже. Ратмир шёл босиком, жалея кожаные сапоги, Эмма выискивала места посуше, и пока ещё скакала через лужи, но вскоре это станет опасным. Земля напитывалась водой, глина расползалась под ногами и всё чаще пыталась задержать путников, заставляя оскальзываться или засасывая в свои недра.
— Она успеет? — неожиданно спросила Эмма, и Ратмир сразу понял, о ком спрос.
— Не будет времени на отдых, но через три дня Арлетт уже пересечёт границу.
— Ей придётся бежать.
— Все маги на наших землях бегают, иначе полжизни пройдёт, пока они будут перемещаться из одного селения в другое.
— Вот для кого пригодится самоходный транспорт!
— Пожалуй.
Разговоры под дождём не клеились. Дорога стала отбирать слишком много сил. Днём старались остановиться на отдых в тавернах, чтобы просушить Эммины ботинки, поесть горячего. Солнышко больше не выглядывало, не приветствовало путников, а дожди не прекращались. Даже в минуты затишья в воздухе висела мокрая взвесь, плавно переходящая в морось, потом в слабый дождь, который усиливался и отступал, чтобы вскоре заново начать моросить.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})