Джаррет опустился на колени рядом с ней.
– Черт возьми, не трогай меня!
– Я принес тебе одеяло.
Он укрыл ее, и в этот момент в дверь негромко постучали. Джаррет обмотался полотенцем.
Снаружи отодвинули засов, и в комнату вошел голубоглазый индеец.
Взглянув на Джаррета, он сказал что-то на языке своего племени.
Натянув одеяло до подбородка, Тара с удивлением, но уже без всякого страха смотрела на них. И тут она вспомнила, что именно этого голубоглазого метиса видела во сне.
«Неужели в жилах Джаррета тоже течет индейская кровь? – подумала она. – И как поразительно сходство этих мужчин!»
Индеец протянул Джаррету чем-то наполненную корзинку.
– Спасибо, – сказал тот.
– Не стоит благодарности, – ответил индеец тоже по-английски, без малейшего акцента.
– Откуда вы знаете английский? – сердито осведомилась Тара.
Тот улыбнулся Джаррету.
– Ты еще не сказал ей? Как, еще не развязал руки?
– Не успел. Она сильно сопротивлялась.
Тара вспыхнула от негодования, а индеец улыбнулся еще шире. Улыбка очень красила его, как и Джаррета.
– Оцеола еще здесь? – спросил Джаррет.
– Уехал… Я тоже покидаю вас. Рад был познакомиться с вами, Тара Маккензи. – С этими словами он вышел.
– Что здесь происходит? – гневно спросила она у Джаррета, но не услышала ответа.
Сбросив с себя полотенце, он приблизился к Таре быстро и бесшумно, как пантера. Его намерения не вызывали сомнений. Одеяло было отброшено в сторону.
– Джаррет… – неуверенно пробормотала Тара, охваченная желанием.
– Я слишком долго ждал. Целую вечность… Во всяком случае, так мне показалось.
– Джаррет! – Она взмахнула связанными руками.
Он закинул их ей за голову. Тара все еще сопротивлялась, раздираемая противоречивыми чувствами – страстью и яростью. Ей хотелось ощутить его в себе… и ударить, уничтожить, снять скальп!..
– Да, я не шучу! – гневно шептала Тара, отвечая собственным мыслям. – Снять скальп! Потому что никогда не прощу…
Словно не слыша ее, Джаррет шептал:
– Слишком долго… Слишком…
Он навалился на нее всем телом.
– Джаррет!..
Но он закрыл ей рот поцелуем, его язык проник вглубь, раздвинув зубы. Смуглые руки ласкали грудь, спускаясь все ниже, к бедрам, становились требовательнее, настойчивее…
И вдруг Джаррет приподнялся. В руках, у него блеснул нож.
Тара вскрикнула, но он наклонился, снова поцеловал ее и одним взмахом ножа рассек ремень. Она была свободна, но уже вовсе не хотела бить его, уничтожать… снимать скальп.
Тара обхватила шею Джаррета, прижала его к себе, забыв о гневе и мести и предвкушая то, о чем так долго мечтала…
И это осуществилось.
В ушах застучал барабанный бой, перед глазами вспыхнул ослепительный свет, пространство расширилось, и ее повлекло в бездонную высь. Затрепетав, Тара закричала, но тут покой и умиротворение снизошли на ее душу.
Джаррет перекатился на бок, и она, испытав облегчение, пошевелила освобожденными от пут руками. Это вновь напомнило ей о недавнем страхе и унижении.
– И все-таки я задушила бы тебя!
– Меня? – удивился он. – Когда все это случилось с тобой, я был еще далеко отсюда, любовь моя.
– Нет, ты находился здесь, в селении, и велел им изощренно издеваться надо мной!
– Они ведь сразу сказали, что не причинят тебе вреда?
– Нет, не сразу, к тому же я не поверила им.
– Вот и они не верят белым и зачастую оказываются правы. Даже Оцеола не сделал тебе ничего дурного.
– Оцеола? – Тара вздрогнула. – Это голубоглазый индеец?
– Нет.
– Значит, тот пожилой, в головном уборе с перьями?
– Да.
– Как же ты допустил, чтобы я попала в руки человека, ненавидящего всех белых?
– Не всех, дорогая. Тебя он только слегка наказал за ослушание.
– Но мог и убить, верно? Как тех несчастных из отряда Дейда и многих других!
– Он хороший и достойный человек, Тара. Оцеола видит, что происходит с его народом. И он далек от того, чтобы ненавидеть всех. Оцеола воюет.
– Объясни это тем, кого он убил или оскальпировал! Будь ты неладен! Бросил меня в его лагере!
– Я оставил тебя в нашем доме, где тебе и следовало находиться. Когда я напал на твой след, ты была уже здесь.
– Но потом все происходило с твоего ведома?
Джаррет кивнул:
– Если бы ты не попыталась удрать…
– Я никуда не удирала!
– А как же ты оказалась на болотах?
Тара не посмела рассказать ему о своем намерении посетить Роберта Трита, опасаясь, как бы Джаррет не заподозрил того в каких-то кознях. Да он и не поверит ей, что она отправилась туда совсем одна просто от тоски и одиночества.
– Я не собиралась никуда удирать, – повторила Тара.
– Куда же изволила держать путь? – насмешливо осведомился он.
– Просто решила прогуляться. – Она поспешно добавила: – Но ты… ты настоящий Белый Тигр, так тебя здесь называют. Быстро напал на мой след и сразу нашел меня. Добыча не ускользнет от тебя, – заметила Тара с искренним восхищением.
– Мне все равно сообщили бы о том, что произошло, – сказал Джаррет.
– А этот… мой главный тюремщик, – спросила она, – как его зовут?
– Бегущий Медведь.
– Почему он так хорошо говорит по-английски? И кто он такой?
– Он хорошо знает наш язык, – согласился Джаррет, не отвечая на второй вопрос.
Он не собирался скрывать от Тары, что его связывают с Джеймсом родственные узы. Однако рассказ требовал времени, а в Джаррете вновь вспыхнуло острое желание.
– Но ведь и ты знаешь язык семинолов?
– С Бегущим Медведем я говорил на языке мускоги, но владею и языком хитичи. Ничего удивительного: я слышал их с детства.
– Где?
Он не отвечал, ибо от страсти у него перехватило дыхание.
– Скажи, – настаивала Тара. – Почему ты скрываешь?
Джаррет, слегка отодвинувшись от нее, лег на спину.
– Джеймс Маккензи… – начал он и умолк.
– О ком ты говоришь?
– О Бегущем Медведе. Его знают также как Джеймса Маккензи.
– Но…
– Он мой брат… а Уильям – твой, – насмешливо добавил он.
Тару поразило это признание. Однако они в самом деле очень похожи, она сразу это заменила.
Значит, его брат – настоящий индеец, а Джаррет, видимо, вырос среди краснокожих. Потому и чувствует себя с ними свободно и в полной безопасности.
Но почему он не сказал ей сразу? Из-за того, что она отказалась говорить о себе? Но ведь тут совсем другое дело. Она просто не может…
Слегка кривя душой, но больше всего опасаясь, как бы Джаррет не потребовал и от нее откровенности, Тара снова начала возмущаться его скрытностью.
– Не говори так громко, – увещевал ее Джаррет. – Здесь это не принято.