– Он хочет, чтобы вы помогли ему мыться.
Боже! Там, в этой ванне, тот голубоглазый метис! Она видела его смуглые плечи и темноволосый затылок, окутанные паром.
Тара почувствовала дурноту. Она ожидала всего, только не этого! Нет! Никогда!.. Ее парализовало от страха и возмущения.
– Нет! – крикнула Тара. – Я не буду!
– Не ждите, когда он встанет и подойдет к вам!
– Постойте! – прошептала Тара. – Да ведь у меня связаны руки. Развяжите их и…
Мужчина прервал ее нетерпеливо и грубо.
– Он говорит, – перевела индианка, – что вас нельзя развязывать. Вы опять попытаетесь удрать. К тому же, по его мнению, вы гораздо лучше ведете себя, когда связаны. Так услужите же ему.
Индианка быстро вышла из дома и задвинула наружный засов.
Тара кинулась к двери и начала колотить в нее связанными руками. Рыдания душили ее.
Значит, нет выхода! Нет выбора! Ладно, черт с ним, она выполнит его требование. Вон там у очага два кувшина, какой-то таз… Дьявол с ним! Она сделает то, что ей велят… Из кувшинов идет пар – в них, наверное, кипяток… Она услужит ему…
– Будь ты проклят! – Бормотала Тара. – Я покажу тебе, что значит кипеть в аду!
Смуглые руки сжали ее запястья. Она яростно вырывалась, и мужчине пришлось выскочить из ванны. Они боролись в полутьме. Тара била его ногами, головой, и раза два он охнул от боли.
А потом… потом он потерял равновесие, упал в ванну, но при этом увлек Тару за собой.
Она ощутила упругость смуглого тела, жар и… и овладевшее им возбуждение. Его руки коснулись ее груди…
Она дико закричала.
– Тара!
Знакомый голос произнес ее имя? Или это только почудилось?
Знакомые руки снова коснулись ее тела, сжали Тару в объятиях, и совсем близко она увидела знакомое лицо. Его лицо с безжалостными глазами.
Но отчего он так похож на того индейца? Только цвет глаз разный.
Таре казалось, что она сходит с ума.
– Кто вы? – хрипло выкрикнула она.
– Тара, ты не узнала меня?
Это сказал ее муж… Джаррет.
Глава 14
– Маккензи! – выдохнула она.
Он не сводил с нее глаз.
– Господи, это ты! – Тару захлестнула ярость. – Как я испугалась! Как они издевались надо мной! А ты… Почему ты здесь? В этом доме?.. Значит, ты знал?
Несмотря на смятение, она понимала, что сейчас не время выяснять отношения.
– Помоги мне подняться и выбраться из воды! – потребовала она. – О, я разорвала бы тебя на части!.. И руки! Развяжи руки!
Джаррет спокойно разглядывал ее.
– Ты хуже этих дикарей, Маккензи! Хуже всех семинолов, вместе взятых!
– Пусть так, зато теперь ты знаешь, любовь моя, как порою наказывают тех, кто удирает без разрешения.
«Значит, он побывал дома, увидел, что меня нет, и пустился на поиски!» – догадалась Тара, и ее гнев начал улетучиваться.
Но как Джаррет посмел проделать с ней такое?..
– Как ты мог? Как ты мог? – повторяла она, тыча ему в грудь все еще связанными руками. – Ты был здесь, и ты разрешил… этим людям…
– Семинолы, радость моя, – он провел мокрым пальцем по ее лицу, – как и прочие индейцы, а также белые, иногда бывают жестокими. Они не прощают измены и наказывают за предательство. Даже членов семьи.
– Ты не смеешь… – начала она, но Джаррет встал во весь рост, поднял ее и закричал:
– Это ты не смеешь! Да понимаешь ли ты, что наделала? Удрала из дома, никого не предупредив… Наплевала на всех!
– А ты наплевал на меня! Бросил в лапы дикарей! Я едва не сошла с ума от страха!
– Ты – моя жена…
«Нет, – подумала Тара, – я еще не твоя жена. Ты хочешь, чтобы я стала ею, но ничего не получается – ни у тебя, ни у меня. Я чужая – тебе и этим местам… Чужая при свете дня. Но не ночью. Однако это ничего не меняет…»
Тара вдруг догадалась, что Джаррет уже давно в этой небольшой хижине и отсюда руководил всем этим спектаклем.
Оглядевшись, она увидела то, чего не заметила раньше: аккуратные стопки простынь и полотенец, пистолеты – все говорило о том, что здесь живет белый человек.
Он!.. Джаррет! Человек с двумя лицами. Живущий и здесь, и там. И среди белых, и среди индейцев. Это он велел поймать ее и привязать к столбу! Это из-за него она чуть не лишилась рассудка – от страха за свою жизнь, за свою честь!
– Негодяй! Сукин сын! Я вырву твое жестокое сердце!
– Не кричи! – тихо, но властно сказал он.
– Больше никогда в жизни, клянусь…
Джаррет так сильно прижал Тару к груди, что у нее перехватило дыхание.
– Тише, – повторил он. – Не нужно, чтобы все слышали твою брань. Здесь это не принято.
– Мне наплевать на это!
– А мне нет, миссис Маккензи. Я не хочу, чтобы моя жена ставила меня в трудное положение.
– Ты в трудном положении? – Она задрожала от злости и возмущения. – Ты? Да если бы ты знал, что со мной…
Он закрыл ей рот ладонью.
– Дорогая, подумай только, как изменят свое мнение обо мне семинолы, если увидят, что я не могу справиться со своей женой, проявившей неповиновение и кругом виноватой?
– Эти дикари, которые схватили меня и как мешок бросили на лошадь?
– Они спасли тебя от худших бед, потому что обещали мне обеспечить твою безопасность и не могли понять, как ты оказалась в чаще, на границе с болотами, совсем одна… Я тоже не понимаю этого.
Тара сознавала, что совершила глупость, едва не обернувшуюся непоправимой бедой, когда из ревности и любопытства совсем одна отправилась к Роберту. Здешние места не прощают опрометчивых поступков.
– Что вы делаете? – гневно прошептала Тара, внезапно почувствовав, что Джаррет расстегивает ее платье.
– Не волнуйся, сейчас я ничего не хочу от тебя, просто снимаю мокрую одежду.
– Развяжите мне руки!
– Ты смеешь требовать это, беглянка?
– Да!
– Если бы я связал тебя раньше, в нашем доме, ты не оказалась бы здесь.
– Развяжи меня! Тебе не удастся снять платье, пока у меня связаны руки.
О, скорее бы он освободил ее! С каким наслаждением она влепит хорошую затрещину этому голому красавцу!
– Ты так уверена в этом? – усмехнулся Джаррет.
И в то же мгновение платье, разорванное сверху донизу, упало к ногам Тары.
– Сукин сын! – Она снова попыталась ударить его.
Джаррет приподнял ее, опустил на подстилку из шкур и, несмотря на отчаянное сопротивление Тары, снял с нее мокрую одежду.
– Ты заплатишь мне за все, Маккензи! За все! Я выцарапаю тебе глаза, вырву…
– Тише! И ты еще называешь кого-то дикарями!..
Она лежала на теплых шкурах, обнаженная, со связанными руками… Но живая и невредимая. И, как ни странно, полная сил и желания жить. Тепло очага согревало ее. Таре казалось, что здесь пахнет землей, травой, сосновой хвоей.