за ночь многое успевают вывезти.
– Господин Фейлинг! – крикнул Волков. – Капитана фон Реддернауфа ко мне, и скажите ему, чтобы, пока сюда идет, распорядился первому эскадрону седлать лошадей.
Уже стемнело, когда полковник в сопровождении Максимилиана, Фейлинга, капитана фон Реддернауфа, своей личной гвардии и семидесяти кавалеристов первого эскадрона выехал к мосту, что вел на Ламберг. Ехали без факелов, с дорожными фонарями, да и тех зажигали немного. Виллим Хойзауэр говорил, что всю ночь из амбаров будут вывозить товар и могут по огням их заметить.
Кавалер уже догадывался, где находятся богатые амбары: раз их могут заметить – значит, амбары на том берегу реки. Так и случилось, там они и были, а с того берега, где был расположен лагерь мужиков, где сейчас располагалась его армия, их не получалось разглядеть из-за кустов и деревьев, что густо росли на берегу. Несмотря на ночное время, у амбаров было людно. Двери распахнуты, внутри помещений горят лампы. Телеги, люди снуют.
Волков, когда лишь свернул от моста направо, на неприметную дорогу, и когда увидел огни вдоль реки, так сразу и сказал:
– Капитан, ловите всех, кто там копошится. Надобно узнать, что за люди по ночам тут промышляют.
– Будет исполнено! – отозвался фон Реддернауф. – Эскадрон, за мной, хватаем разбойников, но не убиваем.
И кавалеристы, поднимая дорожную пыль, поскакали к огням. Волков со своей свитой не спеша поехал за ними.
Вдоль реки тянулась дорога, у которой и стояли шесть длинных амбаров с дверями по разные стороны: и на реку, чтобы товары с барж и лодок принимать, и к дороге, чтобы на телеги грузить. Пять амбаров были открыты, телеги стояли тут же во множестве, товар вывозили тайно, чтобы, не дай бог, кто с того берега суету не увидал. Приказчики суетились, на грузчиков и возниц покрикивали, торопили их. Тут на них, как снег на голову, обрушились кавалеристы и давай хватать всех да в амбары загонять. Мало кто по темноте убежать смог, а из телег так и вовсе ни одна не укатила.
Волков приехал, когда кутерьма уже улеглась, купчишки, их приказчики, грузчики да возницы сидели в амбарах притихшие, ждали своей участи.
– Почти всех поймали, – сообщил ему капитан, – только те, что в кусты к реке кинулись, и ушли. Ловить прикажете?
– Нужды в том нет, нам не люди нужны, капитан, ваши ребята молодцы, – сказал Волков, спешился и вошел в амбар, там при свете ламп и фонарей притихли у бочек около десятка разных людей, один из них в одеждах хороших.
Кавалер заглянул в первый попавшийся бочонок – гвозди. Во втором тоже гвозди, но других размеров. В большом коробе скобы, в следующем бочонке подковы. Бруски ржавого железа насыпаны горой на земле, полосы железные, тоже уже поржавелые, лежат у стены. Железа тут много, а еще туго стянутые тюки с отменной пенькой.
– Ну, – наконец говорит кавалер, – и кто хозяин?
Конечно же, вперед выходит тот, что хорошо одет, кланяется.
– Член купеческой гильдии города Ламберга купец Швайнбахер.
– Чей же это товар, купец Швайнбахер? – спрашивает Волков, запуская руку в перчатке в бочку с оловянными брусками и вытягивая один из них.
– То товары мои, добрый господин.
– И амбар твой? – Кавалер кинул брусок обратно, отряхнул перчатку.
– Мой, добрый господин, и товар мой, и амбар мой.
– А отчего же ты, как вор, ночью в свой амбар пришел и свой товар в темноте, как вор, грузишь?
Видно, такого простого вопроса купец не ожидал, он сначала замялся, а потом и выпалил:
– Нужда такая возникла.
– Ах, нужда такая возникла? – Волков подошел ближе к нему и, заглядывая в лицо, говорит тихо: – Врать мне надумаешь, так повешу прямо на воротах твоего же амбара. Понял?
– Понял, – говорит купец, а сам шапку с головы снял да лицо ею вытер.
– Ну так отвечай честно, отчего такая ночная нужда и у тебя, и у твоих соседей возникла?
А купец молчит, глаза таращит, но соврать теперь боится. А вдруг свирепый полковник и вправду на воротах вздернет? Веревка на складах-то найдется.
И правильно делает. Полковник кричит:
– Сержант Хайценггер! А ну, давай сюда этого приказчика!
Тут же в амбар сержант приволок Виллима Хойзауэра, тот едва не рыдал, но как кавалер с ним заговорил, так стал отвечать как на духу:
– Про купца Швайнбахера я в точности сказать не могу, может, он и оплатил товар кавалеру фон Эрлихенгену, а может, и нет. Но что товар этот взят с грабежа, то истинно.
– Какого еще грабежа? – не очень-то уверенно лепетал купец.
– С такого грабежа. Вон, баржа притопленная стоит у берега еще с февраля, с которой ты гвозди и железо брал, – твердо говорил Виллим Хойзауэр. – Сначала купчишка-хозяин пошлину заплатил, чтобы его дальше пустили, а потом с него еще серебра взять захотели, мало им было, а он заартачился, так его мужики подрезали в брюхо и еще живого в воду бросили с кишками навыпуск. Так товар и добыли.
– А чего же он его с февраля не продал? – спрашивает Волков.
– Так кто же железо в зиму продает? Железо к лету берегут, когда цена на треть выше будет, – поясняет бывший уже приказчик.
Кавалер заглядывает купцу в глаза, ждет от него ответа, а тот отворачивается. Чего уж тут скажешь, раз свидетель твоих дел рядом стоит.
– Товар не твой, – резюмирует кавалер, – товар Железнорукого. И посему я его забираю, теперь он мой. – Теперь он говорит грузчикам и возницам: – Все в мой лагерь свезите, а заплатит за работу вам он. – Кавалер пальцем указывает на купца.
Глава 20
Убедившись, что грузчики стали грузить железо в телеги, и оставив с ними за старшего сержанта Вермера с парой гвардейцев, Волков пошел в следующий амбар. Там, помимо людишек притихших, – бочки с вином, с маслом, еще кое-какое железо, порошок черный в ящиках, и тех ящиков немало.
– Что сие? – спрашивает кавалер, оглядывая людей в амбаре.
Вперед выходит нестарый вовсе человек, худой, с ногами тонкими. На лице улыбочка подобострастная. Кланяется.
– Краска, господин, сукно красить в зеленый цвет, – говорит он словно о безделице, с пренебрежением говорит.
Только не знает мерзавец, с кем говорит, думает, что господина пришлого одурачит, но господин многое повидал за свою беспокойную жизнь, он слышал, что краски для сукна – товар цены немалой. Это и по ящикам видно: ящики из дерева хорошего, крепкого, без щелей, с плотными крышками. Кавалер, видя, что мерзавец ему врет, спрашивает у человека еще