полагая, что если смог разорвать, то смогу и склеить. Хер бы там! Она только разозлилась еще сильнее, едва не отхватив мне пол морды.
Правильно говорят, что парность у волков рождается сама, ее ничем не заменишь, не принудишь появиться, не разовьешь постепенно. Если ее нет, то нет. Все, точка.
Мой волк сходил с ума, захлебываясь своей агонией, не веря в произошедшее. Был готов на пузе ползти за ней, жалобно скуля и заглядывая в глаза волчице, которую по-прежнему считал своей. Но в ответном взгляде было пусто. Она ничего ко мне не испытывала. Для нее не было никакой связи, привязанность рассыпалась в прах. Она не признавала во мне вожака, в окружающих не признавала стаю. Одиночка.
Она бы ушла. Просто развернулась бы и, не оглядываясь, сбежала из Синеборья, лишь бы оказаться подальше от меня. Но я не отпускал, не мог отпустить, потому что сама Таня хотела остаться – она опасалась своей новой сущности, не доверяла ей, наверное, даже больше, чем мне.
Слышал по ночам, как тихо всхлипывает, наивно полагая, что сплю. Ей было хреново. Гораздо хреновее, чем мне. Не знаю, как жить с таким разладом внутри, когда одна часть любит, хоть и пытается это скрыть, а вторая дико ненавидит. Никаких метафор, пафосных слов – чистая правда.
То и дело хищница пыталась взять верх и перекинуться, взять управление на себя, сделать по-своему. Таня держалась, но надолго ли ее хватит? Зверь в ней сильный волей и духом и хочет на волю.
– Руслан, – голос Кирилла был серьезен, как никогда, – делегация от Загорского прибудет завтра к полудню. Где будешь встречать? В Тополях или в Синеборье?
– В усадьбе, – ответил рассеяно, наблюдая за действиями, что разворачивались под окнами.
– Уверен? Мы чужих туда не пускаем.
– Пусть видят, что открыты для контакта, а заодно почувствуют, что шутить никто не будет. Сюда отправляй еще волков, пусть начеку будут.
– Как скажешь.
Я сбросил звонок, тотчас забыв о нем.
Что мне эта делегация от соседнего клана? Что мне эти визиты вежливости и налаживание контактов, когда внутри выжженная пустыня?
С самого утра Татьяна обернулась, выскочив в лес. Я отправился следом, держась на расстоянии, наблюдая за каждым ее шагом. И волчица прекрасно знала это, недовольно поглядывала на меня через плечо, скалясь, когда подходил слишком близко. Рычала, прижимая уши, припадая к земле. Вела себя как с чужим опасным волком, способным причинить вред. И сетовать не на кого – сам виноват. Но это просто убивало! Хотелось схватить ее, прижать к себе или встряхнуть хорошенько, чтобы все встало на свои места, чтобы вспомнила, что нас связывает. Она упрямо шла вперед, все дальше уходя от усадьбы, приближаясь к границе наших земель. И лишь только встал поперек дороги, показывая, что дальше не пущу, остановилась.
Долго смотрела на меня, холодно, отстранено, видать, оценивая серьезность намерений. Потом раздраженно щелкнула зубами и, шустро развернувшись, понеслась обратно к особняку, а я как унылый м*дак, следовал за ней, с каждым мигом все больше приходя в недоумение. Как жить дальше? Как, вашу мать, справиться с тем, что сильнее? Как заново заставить ее полюбить себя?
Я не знал.
А дальше было еще хуже. Пока я решал рабочие вопросы с Кириллом, Татьяна осталась внизу, лениво развалилась на земле у широкого крыльца с мраморными колоннами, щурясь от яркого летнего солнышка, и ее необычная шерсть мягко блестела в лучах. А потом появились несколько молодых волков из стаи. Завидев мою волчицу, направились к ней, выражая почтение. Она с интересом наблюдала за их приближением. Рассматривая, принюхиваясь. Поднялась, приветственно покачивая хвостом.
Само дружелюбие, мать ее! С кем угодно, но только не со мной. А эти дураки расфуфырились перед ней. Уши торчком, хвост трубой, грудь колесом. Смотрят так жадно, чуть ли ни слюни из пасти капают.
В груди кольнуло. Сильно, неприятно. Ревность поднимала голову, заставляя сильнее сжимать трубку, пока говорил с Кириллом. Перед глазами черная пелена. Злость, ревность, на себя, на нее, на этих идиотов, что вьются возле моей самки. Не понимая, что делаю, сиганул в окно, обращаясь на ходу. С утробным рычанием приземлился рядом с ними. Молодые волки тут же спасовали, поджали хвосты, припали к земле, заискивающе глядя на меня, выражая всем своим видом раскаяние. Ср*ть на них, потом разберусь, устрою такую трепку, что на всю жизнь запомнят.
Сейчас меня больше волновала Татьяна. Волчица смотрела на меня, не скрывая недовольства, раздраженная моим внезапным вмешательством в их игрища. Зарычал зло, требовательно. Опустив голову, глядя исподлобья, двинулся к ней. Сейчас получит! Затащу в дом, запру в комнате и вообще никому не разрешу к ней подходить. Никогда!
Татьяна, почувствовав мое настроение, зажмурилась, крутанулась на месте юлой, и со всех ног бросилась прочь, в лес. А я следом за ней, мимо молодых сопляков, поджавших хвосты.
Зараза шустрая! Неслась как угорелая, петляя мимо кустов, сворачивая в самых неожиданных местах, избегая открытых пространств, где бы я ее настиг в два прыжка. Мне оставалось только зубами щелкать, когда грифельная задница, в очередной раз взмахнув хвостом, исчезала за деревьями.
И все бы ничего, если бы не одно «но». Она не играла со мной, не кокетничала. Волчица реально пыталась улизнуть, сбежать от меня. И если я ее сейчас упущу, она запросто скроется в неизвестном направлении.
Как же меня это бесит! Ненавижу ощущать себя беспомощным! А сейчас именно такой случай. Я не знал, что делать! Как бы ни бился, ни пытался найти подход – все бесполезно. Волчья сущность Татьяны меня отторгала, не подпускала к себе. Мое присутствие ее тяготило.
Петляя между деревьев, долго кружили по лесу, пока, наконец, изловчился и в длинном прыжке придавил ее к земле. Она зарычала, начала брыкаться, выворачиваться, одновременно пытаясь прихватить меня зубами. Злюка!
Наконец, замерла, прижав уши, кося на меня дикий взгляд.
Черт! Хреново-то как!
Заурчала, как бы говоря "отпусти, победил". Только от победы нет и грамма удовлетворения, потому что это – мимолетное, а по основным позициям давно проиграл, подчистую.
Отпустил ее, отойдя в сторону, хвост уныло повесил, чувствуя себя полнейшим неудачником и конченым идиотом. Волчица с земли поднялась, отряхнулась, угрюмо на меня глядя, и во взгляде нет ничего хорошего, способного дать хоть крупицу надежды. Пустота.
– Куда ты собралась? – спросил устало, обратившись в человека. Она заворчала. Типа «не твое дело». – Пойдем обратно.
Волчица ухмыльнулась по-звериному и попятилась.
– Таня, ё-моё! Хватит! Пойдем обратно!
Уши прижала и отступала дальше. Чувствовал, что еще