своей жизни, как ненужное барахло!
Каждое ее слово, как пощечина, каждая слеза – как удар ножом под ребра. И в ответ сказать нечего. Нет оправданий.
– Прости меня, – прохрипел, притягивая к себе. Сжал в объятиях, чувствуя, как сердце надрывно бьется где-то в горле и глаза жжет. Зажмурился, едва дыша, мечтая оказаться в прошлом, все переиграть, – Пожалуйста. Прости!
– С меня хватит! – уперлась ладонями в грудь, пытаясь оттолкнуть от себя. – Я ухожу, Руслан! Слышишь? Я хочу уйти! Оставь меня в покое!
– Нет.
– Ты издеваешься надо мной? – простонала, а из любимых глаз покатились крупные слезы. – Что ты скрываешь? – не отпускал, несмотря на сопротивление. – Почему шрамы остались?
– На память! Чтобы не забывала о том, что бывает, если с тобой связаться! – ужала в ответ. Больно, но справедливо.
– Ты все равно мне расскажешь. По доброй воле или нет – выбирай сама.
– Отличный выбор, Бекетов! Спасибо! – она отпихивала от себя мои руки, пыталась вырваться, не понимая, что выбора у нее нет, что я не отпущу, как бы она этого ни хотела. Никогда.
Нам надо выползти из этой ямы, и здесь любые средства хороши, поэтому без сомнений, произнес:
– Рассказывай! – глаза в глаза, прямым приказом.
И… ничего не произошло. Ровным счетом ничего. Татьяна как стояла, глядя на меня красными от слез глазами, так и продолжала стоять. Какого хрена? Ни один волк не может противостоять моей воле. Ни один! Ни альфа, ни бета, ни гамма и дальше по алфавиту. Никто! А она все молчит, глотая слезы. Я не понимал… Как это вообще возможно? Прямого приказа прайма не ослушаться. Волчья суть всегда прогибается, признавая сильнейшего. Разве что люди не поддаются моему воздействию.
Неприятный холодок пробежал по спине:
– Таня? – вопросительно смотрел на девушку, дрожавшую всем телом. Она отвела взгляд, нервно закусив губу, шумно рвано вздохнула, пытаясь успокоиться. – Где твоя волчица?
Смахнула ладонью соленые капли со щек и бесцветным голосом произнесла:
– Нет ее.
– Ты не можешь перекинуться? – слова с трудом подбирал, не понимая, что происходит.
– Мне не в кого перекидываться. Ее просто нет.
– Так не бывает.
– Бывает, – горько взглянула на меня, – я ее не чувствую. Ее нет. Ушла.
– Что за бред ты несешь? Как может уйти твой волк? Это не паразит, не вселившаяся душа, это часть тебя, что дана при рождении.
– Тем не менее ее нет, – высвободилась из захвата и отошла в сторону, – ты ее прогнал. Тогда, в лесу. Своим приказом заставил уйти. С тех пор я ее не чувствую вообще, будто и не было никогда. Теперь я просто человек. И эти шрамы останутся со мной навсегда!
У меня в голове не укладывалось, как такое вообще возможно? Человеческая сущность и волчья дают одно целое, нерушимое. Никому не под силу разорвать эту связь! Даже мне! Это невозможно!
Или все-таки возможно?
Воспользовавшись моим замешательством, Таня схватила одежду и выскочила из комнаты, а я смотрел ей вслед, не в состоянии даже рукой пошевелить. Придавленный этой новостью, не понимающий, как такое могло произойти. Похоже, ошибки, совершенные той ночью, еще чудовищнее, чем я думал.
Татьяна торопливо одевалась внизу. Я слышал, как она суетится, каждое ее движение, сбивчивое дыхание, но не мог пошевелиться. Просто не мог, все тело как ватное, непослушное. И только когда она поспешила к выходу, намереваясь уйти, оцепенение спало. Сорвавшись с места, бросился вниз, слетел по лестнице, перескакивая через ступеньки, и успел ее поймать у двери, когда она уже отпирала ее. Схватил закинул на плечо, несмотря на протесты, и понес обратно. Таня кричала, чтобы я ее отпустил, вырывалась, била кулаками по спине. В груди набатом билось сердце, и каждый удар такой болезненный, что зубы сводило.
Как мы оказались в такой яме? В трясине, с головой засосавшей обоих?
Понятное дело как. Повелся, словно баран, на игры безумной волчицы, мстящей за своего волка. Тонкая месть. Я убил ее пару, а она сделала так, чтобы я разрушил самое ценное в своей жизни.
Что же я, идиот, наделал?!
Не обращая внимания на сопротивление, понимался по лестнице, возвращаясь в комнату со своей бесценной и бесконечно несчастной ношей. Девочка моя, как я перед тобой виноват! Убил бы сам себя, да беда в том, что ты – жизнь моя, хочу рядом быть, исправить то, что натворил.
– Тише, Танюш, – поставил ее на пол, боком захлопывая за собой дверь, – послушай меня, пожалуйста!
– Можно подумать, у меня есть выбор! – оттолкнула мои руки.
Злилась. Это хорошо. Когда она злилась, то переставала бояться. Злость лучше страха.
– Выбора нет, – согласился, просто кивнув.
Сейчас не до размазывания розовых соплей. Можно, конечно, упасть на колени перед ней, просить прощения, но это пустое. Простит – не простит, дело ее. Я же должен попробовать исправить то, что наворотил.
– Расскажи мне все, – попросил спокойно, сдержанно, стараясь унять катастрофу, что внутри лютовала. Меня трясло, выворачивало, ломало от сожалений, раскаяния. Мне даже смотреть в ее сторону было стыдно!
– Что рассказать, Руслан? – всплеснула руками девушка. – Ты все знаешь! Ты был там!
Не просто был, а принимал, сука, самое непосредственное участие, главную роль исполнял, возомнив себя палачом.
– И все-таки? – не отступал. Мне нужны подробности, я должен знать все, каждую мелочь, возможно, тогда получится исправить, вернуть то, что сломал.
– Кирилл в точности выполнил твой приказ. Из леса отвез меня в ближайшее поселение, сдал в захудалую больницу со словами "я нашел ее в лесу", притворился, будто мы незнакомы, и ушел. Все. Меня кое-как заштопали и бросили в палату. Я сначала не поняла, что произошло. Думала, просто сил не хватает, и спокойно ждала… – она отошла к окну и, не отрывая взгляда от пейзажа, тихо начала говорить, и каждое слово когтями ядовитыми впивалось в сердце. – Через день появилось беспокойство, попробовала обратиться внутрь себя, прикоснуться к волчьей сути, и нашла лишь пустоту. Конечно же, не поверила, ведь так не бывает, пробовала раз за разом, убеждая себя в том, что это временно, просто последствия стресса, но время шло, а ситуация не менялось. Только хуже становилось, потому что в груди будто черная воронка разрасталась, колючая пустота там, где раньше была моя волчица…
Она растерянно замолчала, погрузившись в свои мысли, а я стоял позади нее и слушал, с каждым мигом ощущая себя все паршивее. Дурно становилось от осознания того, через что она вынуждена была пройти по моей вине. Так хотелось прикоснуться к ней, обнять, утешить, забрать себе ее боль. Руку протянул, но так и не посмел