Я только что от его императорского величества. Кажется, он пока свободен. Позвольте проводить вас и поинтересоваться, — может быть, примет?
Скади лишь благодарно кивнула, не в силах даже улыбнуться. Барратт достал из кармана платок и протянул ей, указав на свой уголок рта. Ну конечно! Пощёчина Аддерли разбила ей губу, а она до сих пор не озаботилась убрать засохшую кровь. Даже не вспомнила об этом. Теперь просто так не ототрёшь.
— По пути будет уборная, — мягко намекнул Барратт.
Скади вошла в малый кабинет императора, в котором он обычно не принимал, а работал в уединении. Верхний свет был погашен, и лишь на рабочем столе, заваленном бумагами и картами, горела настольная лампа, мягко подсвечивая суровое лицо императора.
— Садитесь, подполковник Грин, — пригласил он, — я как раз хотел поговорить с вами. Но мне сказали, что вы ждёте аудиенции уже больше суток, поэтому сначала выслушаю вас.
Скади присела на краешек жёсткого стула подле императорского стола, и все заготовленные слова мигом вылетели из её уставшей головы.
— Итак, что вы хотели? — густой, низкий голос императора был непривычно мягок.
Он тоже устал, наверняка третьи сутки не спал, как и они все, но это была приятная усталость победителя, которому предстоит ещё много дел, и их благополучный исход понятен уже сейчас. Поэтому император был доволен и даже благосклонен.
— Ваше величество, — начала Скади, — я пришла просить вас о помиловании офицера. О сохранении ему жизни. Под мою ответственность.
— Аддерли? — вскинул на неё глаза император, очень удивив Грин таким предположением.
С чего бы Джеймс нуждался в помиловании?
— Нет, ваше величество. Полковника Винтерсблада.
— Хм-м-м, — удивлённо протянул император. — Это очень странно: вы, имперский офицер с безупречной репутацией, просите за врага?
— Это личная просьба.
— То есть лично вам он не враг?
— Нет, ваше величество.
— Почему? Мне интересна причина, по которой ОНАРский полковник перестал быть врагом моему офицеру.
Цепкий, требовательный взгляд императора, казалось, вот-вот прожжёт Скади насквозь. Она смутилась, пытаясь придумать ответ, но глаз не опустила.
— Я задал вам вопрос, сэр, — настойчиво произнёс император своим густым голосом из полумрака на границе освещённого настольной лампой круга, — и жду ответа.
— Потому что я люблю его, ваше величество, — сдалась Грин.
Повисла пауза, ещё более душная, чем предыдущая.
— Больше своей страны? — с опасной вкрадчивой мягкостью, которая бывает перед вспышкой гнева, осведомился император.
— У нас одна страна, ваше величество, — голос подвёл Скади, и слова прозвучали едва слышно, но твёрдо, словно тяжёлый том «Военной истории» упал в мягкую перину.
Император молчал, сверля женщину взглядом. Меж его бровей залегла морщинка: не то от гнева, не то от напряжённых размышлений.
— Верно, — наконец сказал он, — сейчас с этим уже не поспоришь, — из голоса исчезли опасные вкрадчивые нотки. — Когда только и успели! — хмыкнул он себе под нос, оглаживая аккуратную бородку. — Давайте так, подполковник: вы в ближайшие три дня уничтожите очаги возможного сопротивления в Распаде, — император развернул на столе одну из карт, ткнул пальцем в обведённые красным карандашом точки, — здесь, здесь и здесь. А после я позволю вам просить, что захотите. И любить кого угодно. Три вылета. Три аккуратных бомбёжки, чтобы не пришлось после вас никого ловить и добивать. Чем лучше работа, тем выше награда. Согласны?
— Так точно, ваше величество! — отчеканила Скади, вскочив со стула.
Она никак не могла поверить, что всё обошлось настолько легко. Воистину, император великий и милостивый человек!
— Вылет завтра на рассвете. Необходимые бумаги получите у генерала Барратта. И выспитесь, Грин, вы уже на человека не похожи!
***
Среди ночи Скади разбудил какой-то грохот. Опустошённая, уставшая за эти дни до полусмерти, она заснула настолько крепко, что, вскочив с кровати, не сразу смогла вынырнуть из-под пуховой толщи сна. Ей понадобились несколько секунд, чтобы разлепить глаза, а потом сообразить, что странный грохот — это стук в дверь. Грин бросила взгляд на освещённый лунным светом циферблат: четыре утра. Кого в такой час могла принести нелёгкая?
На пороге стояли двое в длинных чёрных плащах с серебряными пуговицами, без знаков различия. Высокий, статный седовласый мужчина лет шестидесяти держал на сворке двух доберманов, застывших у его ног; второй, пониже ростом и лет на двадцать моложе, с плетью за поясом, стоял рядом.
— Подполковник Грин? — спросил первый, чьё лицо наискось перехватывала кожаная повязка, скрывающая левый глаз (или его отсутствие).
Его голос был тих и мягок, но обладал каким-то парализующим, подчиняющим волю действием: перечить ему не хотелось.
— Так точно, — ответила Скади, переводя недоумевающий взгляд с одного гостя на другого.
— Император хочет, чтобы вы прошли с нами.
Воцарилась тревожная тишина. Этот визит явно не к добру, но и сопротивляться, если эти люди на самом деле посланы его величеством, опасно.
— Не беспокойтесь, — взгляд единственного глаза седовласого пришпилил Грин к крыльцу, словно булавка — живую ещё бабочку, — это не отнимет у вас много времени.
— Позвольте мне переодеться, — тон её больше походил на вопрос, а не на просьбу.
— Разумеется, — старик качнулся в едва заметном учтивом поклоне, — мы подождём вас здесь.
Когда Скади спустилась с крыльца, мужчина с доберманами занял место подле неё, а второй, что помоложе, последовал за ними на незначительном расстоянии. «Словно на расстрел повели» — мелькнуло в голове женщины, и будто изморозью передёрнуло по плечам.
— Куда мы идём? — поинтересовалась она, но её спутник промолчал, даже не повернулся.
Лишь уголок гордого рта дрогнул в снисходительной полуулыбке. «Породистый, как и его доберманы, — подумала Грин, бросив взгляд на красивый профиль псаря, — и такой же непредсказуемо опасный».
Путь занял не более четверти часа. Недавно прошёл дождь, и воздух ночных улиц был прохладен и свеж. Периодически ботинки Скади и того, что с плёткой, оскальзывались на мокрых камнях мостовой, как и лапы собак, но седовласый шёл размеренно и ровно. Даже не шёл, а словно плыл по воздуху, и у Скади волосы на затылке шевелились от непонятного мистического ужаса перед своим спутником.
Она сообразила, где они находятся, только когда псарь