проступили на лице голубоватые жилки…
Падение — плавное, растянутое в вечность и неизбежное. Разорванные вены приблизили хозяйку к стране теней. Любого другого, воспитанного не в темных землях Хагга, они бы прикончили; Талла же просто вскрикнула, чем и привлекла внимание димпа.
Он не понял, как оказался рядом. Стрельба, движение мишеней, трепет огня, полосуемого лучевой дуэлью, и вдруг тишина — поразительный контраст с грохотом перестрелки. У него на руках хриплое дыхание женщины, кровь теплыми ручейками стекала по броне; он замер, привалившись к оплывшему боку агрегата. Перед рывком вроде подстрелил снайпера… Или нет?
Почему так тихо?
Изменчиво гудит пламя, трескучими щелчками лопается пластик…
— Зачем? — Охотник нахмурился, заглядывая в тусклую пелену женских глаз. Он не понимал…
— Была… влюблена… детства… — Черная закашлялась.
Она сама задавала тот же вопрос: зачем качнулась навстречу пуле. Ведь не собиралась, никоим образом… В последнем усилии губы женщины искривились в циничной усмешке — за Даром должок, не расплатится.
Песня оборвалась. Николай отпустил Таллу. Стало тошно — невероятно, но ему стало тошно. Едкая как щелочь эмоция, что ознаменовала занавес развернутой игры. Забытая всеми база будет кружиться в метеоритном кольце, автоматика флагмана, не дождавшись пилота, отдаст команду на подрыв… Он не раскаивался, не искал сочувствия, понимания, одобрения — он шел избранной дорогой, становясь кем-то другим…
Николай поморщился. С натугой, точно преодолевая многотонное давление, распрямился…
Ответной реакцией, из пробитых взрывами ниш, выступили Охотники. Формируя неправильный четырехугольник, застыли по периметру зала — четыре угольных силуэта, освещенных багрянцем и синими отблесками глазных фильтров. Молчаливыми группами за ними просматривались десантники. Замерли на губах офицеров команды…
Нечто вроде уважения коснулось сожженной души Крейна. На огненном полотне застыл альфа-противник. Скупым жестом поторопил безопасников, затем показал средний палец в незамысловатой комбинации, проверенной временем.
Крейн кивнул и замкнул пусковые гашетки антиматов. Два ослепительных копья резанули вершину баррикады, оставив после лишь пепел, струйки дыма и удушливую вонь.
Утыканный белесыми лезвиями тоннель рванул Николая в обманчивую пустоту. Молоты и цепи, иглы и клинки, жар и холод — собранные воедино пытки, делавшие мировосприятие размером с алую точку боли. Охотник давно привык — в сознании лишь легкий дискомфорт. Он видел главное…
Номер «4».
Номер «8».
Номер «15».
А выбора нет. Какой смысл? — вопрос задаваемый каждым в период бренного существования. На кой хрен?
Ответ вспыхнул зеленоватой нитью, соединившей дверь Возрождения с мутной пеленой нереальных вихрей. Тонкая струна, что притягивала, взывая к чему-то погребенному в димповской беспросветности, требовала коснуться… Николай неверующе смотрел на нить. У него получилось? Средоточие сдалось? Не сдержав призрачного крика, уцепился за изумруд.
Пульсирующая теплом дверь выросла до исполинских размеров. Ломая волю димпа, распахнулась…
Глава 16
Столь резкие перемены могли лишить рассудка. Две трети видимого пространства закрывал белый купол сияния, режущего глаз. Врата Вечности, сокрытые бетонным колпаком — в полной красе и неприступности. Николай примостился на узкой полоске земли между внешней стеной и светом — привалился к холодному бетону спиной в попытке обуздать дикие скачки мыслей.
Груэлл, Фо-риг, Ладор — сомнений нет. Вопреки правилу, изумрудная струна не возродила на месте — в разломах Управления, а швырнула в обитель детей Импульса. Кто помог ей? Он непременно найдет ответ — со временем, как только разберется с зачатками панической атаки. Вернет себя.
Николай всецело сосредоточился на полузабытых ощущениях. Дарованное рождением тело. Подогнанная Импульсом оболочка — тренированная, закаленная и непривычная. Несколько минут Николай банально ощупывал мышцы, трогал суставы, сгибал и разгибал конечности. Поотвык от родного…
Непривычное естество: общность плоти и разума, димповское мировосприятие, сонм чувств и тревог и по итогу — одежда. По неизвестным причинам Средоточие при возрождении облачило его в футболку, джинсы и полуботинки, чей потрепанный вид внушал опасения за их долговечность.
Он вернулся. Но былой запал иссяк — сгорел в горниле перерождений. И все смешалось — свет, тьма, надежда и отчаяние. Лишь тени скользили по задворкам сознания — бэрги, переходы, димпы, названные братья и сестры. Эдэя… В душе колыхнулась мутная пелена.
С изрядной долей неуверенности он встал. Скользя рукой по шершавой неровности стены, преодолел метра три кольцевой тропинки… Рядом незыблемо горело вечное пламя, болезненными токами энергии подталкивая к выходу. Задержаться в укрытии, оградиться от Средоточия не получится…
Передернувшись, точно от холода, он остановился на пороге Врат — в раздвинутой магией арке гигантской двери. Перед ним, лучась напряжением, стоял Т’хар. Глава семейства, Повелитель Фо-рига. При виде Охотника старик неуловимо расслабился, чиркнул ладонью по седой гриве волос и отступил прочь. В его глазах притаилась едва заметная тревога, кто знает, с чем он встречал родственника. Жизнь щедра неприятностями… Резкие черты лица, плотно сжатые губы, морщины вокруг лиственно-зеленых глаз, легкая небрежность в лазурно-черном одеянии — на безмятежность не похоже.
Бесконечность минут они изучали друг друга.
«Соберись». — Т‘хар вздохнул. Давно он не попадал в столь неоднозначные ситуации. На миг ему показалось, что в зрачках родственника шевельнулась бездна… Ник вынырнул из ада — в будничной экипировке, с которой впору ходить на пикники, а не возникать из небытия. Но лицо димпа компенсировало несуразность одеяний — прикрытое тенью, с бездонными провалами глазниц и неуловимо изменчивым выражением. Мягкое, твердое? Хищное, добродушное, яростное… Не понять.
— Кхм. — Т’хар откашлялся. — Здравствуй.
Николай промолчал. Он анализировал панораму. Бессистемные ряды техники, люди в белых халатах за мобильными пультами, парящими над землей… Суета, треск разрядов, щелчки переключателей; гул, сдобренный танцем индикаторов — технократическая окраска зрелища вызывала сомнения в здравости рассудка. Единственным противовесом выступали каменная стена кругового барьера и стражники, чьи двухцветные куртки опоясывали перевязи с добротными мечами, бликующими на солнцах.
Солнца… Близнецы.
Посмотрев на светила, висевшие у кромки ограждения, димп кивнул. Он прибыл перед закатом — когда небо, теряясь в сумерках, из голубого становится ультрамариновым, подкрашенным красноватой дымкой горизонта. Приятные часы суток, располагавшие к обретению душевного равновесия.
— Я… — Т’хар оглянулся на ученую братию.
— Здравствуйте, — сказал Николай. Как и всякий димп он быстро адаптировался к обстановке. — Почему без фанфар?
— Не успел. — Старик немного успокоился. Рядом обыкновенное дитя Импульса. — Может перейдем в более подходящую обстановку? Там и поговорим… — Привычная тактика контакта. Отработанная веками.
— Я возродился на Груэлле, чего не планировал. Значит позвали…
— Да. — Т’хар кивком указал на хрупкого вида женщину, возившуюся у приборов. — Амор, руководитель комплекса. Она постаралась.
— Прям с ходу сдаете ответственного?
Женщина вздрогнула и распрямилась. Т’хар успокоительно махнул рукой — мол, лорд только гавкает, не кусает. Дела семейные, привычные.
— Зачем понадобился? — процедил Николай. Учтивые манеры