отличного качества. Но для этого, разумеется, бизнес Ирбитского завод должен быть перестроен от и до. А пока руководство бессовестно наживается на поставках дрянных комплектующих и с высокой колокольни плюет на технологию производства, ни черта тут не изменится.
– То есть вы, – медленно начал я, – зная о проблеме с января… ну, пусть с ним, с марта… даже не подумали уведомить о ней ваших покупателей? Я уж не говорю про то, что правильней было бы вообще отозвать технику на замену…
– А зачем нам ее отзывать? – неподдельно удивился Владимир Николаевич. – Сломается если, тогда и починим.
Его непосредственность поражала меня все больше и больше.
– А вы знаете, что это как бы опасно для жизни? – сухо уточнил я.
– Мотоциклы вообще опасны для жизни, – пожал плечами директор. – Ездите аккуратней.
– Что значит – «ездите аккуратней»? – холодно осведомился я. – Вы поставляете мотоциклы с неисправной деталью, а потом, вместо того, чтобы признать ошибку, говорите «ездите аккуратней»? На вас в суд еще не подавали за продажу техники с заведомым браком?
– Пока нет, – шмыгнув носом, ответил Владимир Николаевич.
Я обычно человек достаточно сдержанный и культурный. Но сейчас мне захотелось просто встать и уйти, без объяснения причин, потому что общаться с человеком, сидящим напротив и продолжающим смотреть на меня своими черными, как бездна, глазами, было невыносимо трудно, а, главное, совершенно бессмысленно. По дороге на Ирбит во мне теплилась робкая надежда, что наши замечания воспримут адекватно и хотя бы извинятся за доставленные неудобства; теперь от этой надежды не осталось и следа – она утонула в беспросветном море пофигизма, которое раскинулось на месте здешнего мотоциклетного завода. Да, тут и в былые времена делали не самые лучшие мотоциклы на свете, но сейчас речь шла даже не о качестве, а о подходе и, в какой-то степени, человечности нынешних управленцев. А эти сумасшедшие по степени цинизма ответы на вопрос о заведомом браке? «Ездите аккуратней». Это все равно, что строители, комментируя обрушение здания, пожимали бы плечами и говорили: «Не стоило вам, конечно, к несущей стене прислоняться». Подобными комментариями уголовную ответственность, конечно, не снимешь, но отбрехаться от двух-трех недовольных покупателей вполне можно попытаться.
Будто прочтя мои мысли, директор сказал:
– Вы извините, Максим, но разговор продолжить не могу – скоро еду на встречу, бумаги надо подготовить. Петр вас еще по заводу поводит, если есть желание, и с запчастями вам, думаю, помогут…
Он взял короткую паузу, а потом зачем-то добавил:
– Все мы люди, все все понимаем…
«И как толковать эту твою фразу? Лицемерие какое-то…»
Решив не портить себе настроение окончательно, я поднялся из кресла, попрощался с Владимиром Николаевичем и вышел из кабинета. Петр тенью отца Гамлета проследовал за мной; от былого самоуверенного юноши не осталось и следа.
«Наверное, поначалу он считал нас придурками, которые ничего не смыслят в мотоциклах, а теперь понял, что все не так просто, и потому занервничал… По крайней мере, выглядит все именно так».
Когда мы вышли из кабинета, парни терпеливо ждали за дверью. Маялся только Иван – прохаживался по коридору туда-сюда и что-то негромко бормотал себе под нос.
– Ну че там? – первым нетерпеливо спросил Денис.
Он возился с чехлом фотоаппарата – то ли снимал что-то в коридоре, то ли просто проверял зарядку аккумулятора. Скорее второе, потому что ничего примечательного рядом с кабинетом Владимира Николаевича не было.
Я только поморщился и махнул рукой. Денис и Ребе, обменявшись красноречивыми взглядами, усмехнулись практически в унисон: они поняли все без лишних слов.
– А есть у вас тут столовая? – спросил Иван, подойдя. – А то мы с дороги, есть хочется…
Я нахмурился: конечно, все проголодались, но разве мы сюда животы набивать приехали? Впрочем, затевать новую ссору при сотруднике завода я не стал и, когда на меня покосился Денис, одними губами сказал:
– Не надо.
Режиссер разочарованно цокнул языком – он, видимо, очень хотел устроить Ивану внеплановый разнос – но решил не поступать мне назло и сдержался.
Петр наших молчаливых диалогов не видел и потому радостно сообщил:
– Отлично, что спросили! Столовая у нас хорошая – недорого, и готовят вкусно. Там сейчас как раз руководство обедает, самое лучшее подают. Идите за мной!
С этими словами он первым устремился к лестнице, ведущей на первый этаж. Мы, переглянувшись, устремились следом за ним.
– Надеюсь, у них хотя бы бульон в супе не бракованный, – пробормотал Ребе.
Я, не удержавшись, тихо прыснул: после встречи с Владимиром Николаевичем сложно было представить, что на заводе хоть где-то и что-то может быть в надлежащем порядке.
Как и следовало ожидать, столовая Ирбитскому заводу тоже досталась в наследство от советских времен: автомат с «колой» и «сникерсами» на фоне залапанных витрин и допотопного кассового аппарата казался настоящим гостем из будущего. Впрочем, женщине, которая рассчитывала покупателей, удалось нас удивить:
– Можно карточкой.
– Да ладно? – обрадовался Денис, снова запуская руку в бумажник.
Кассирша скривилась, но ничего не сказала – молча вставила карточку в аппарат, дождалась, пока наш доблестный режиссер, усмехаясь, введет пин-код, и кивнула в ответ на дежурное: «Спасибо».
Справедливости ради стоит заметить, сама еда действительно оказалась неплохой – может, мы, конечно, просто сильно проголодались, но суп и пюре с отбивной всем зашли «на ура», Иван с Денисом даже по второй порции заказали. Петр наблюдал за нашей трапезой с таким видом, будто основной задачей их завода было не мотоциклы делать, а хорошо готовить. Впрочем, цепляться к парню мне уже расхотелось – судя по всему, он работал на Ирбитском мотоциклетном не первый год и за время, проведенное здесь в должности конструктора, успел, как губка, впитать всю местную философию. За свою жизнь я не раз сталкивался с подобными «наследниками развала», которые, обученные великими мастерами перестройки, жили по принципам: «день прошел – и ладно», «война войной, а обед по расписанию» и тому подобным. Никто не думал про завтрашний день, и если с ветеранами, бороздившими море пофигизма уже четвертый-пятый десяток лет все было понятно, то куда подобное мировоззрение в итоге приведет условного выпускника института, который только-только вступает во взрослую жизнь, я и предположить боялся.
«А этот… ну, в менеджеры пойдет, если что, – подумал я, покосившись в сторону Петра. – Лет в сорок пять, когда другие его сверстники, кто изначально там карьеру строил, уже дослужатся до начальников и будут им, расхлябанным и аморфным, руководить. Вчерашние каторжане, которые переквалифицировались в надзирателей, но сами каторгу так и не покинули. И вот им бросят конструктора Петю…»
– Как обед? – спросил наш провожатый с улыбкой.
Он уже не пытался корчить ту деловую мину, с которой встречал нас за проходной. Теперь Петр хотел казаться дружелюбным и доверительно рассказывал, кто есть кто из обедающих сотрудников.
– Это вот инженер… те вот из руководства…