Читать интересную книгу Время не ждёт - Ваграм Апресян

— Александр второй — хитрый самодержец — издал манифест об «освобождении» крестьян, потому что был принужден к этому ходом истории и иного выхода не имел. Однако царь подло обманул народ. Земля осталась у помещиков, крестьяне подпали под невыносимое бремя выкупных платежей, платили за землю царю и помещикам в два-три раза больше, нежели она стоила. Грабительские условия аренды земли, «отработка», «бар-шина» держали крестьянское хозяйство на нищенском уровне. В результате — вечными спутниками крестьянской жизни остались неурожаи, разорение, голод, преждевременная смерть! Кое-кто здесь произносил сладкие речи, заверяя вас, что разрухе крестьянского хозяйства пришел конец, что теперь де наступает эра процветания народной нивы, что не будет больше тягот жизни и нищеты. Неверно это, солдаты! Останутся все ваши горести, не будет облегчения горькой доли крестьян и отныне, если земля не будет отнята у помещиков, если не будет мира, если трудовое крестьянство само не станет отстаивать свои интересы рука об руку с рабочим классом!

Смелость Игнатьева поразила солдат, ответивших на его слова гулом одобрения. Офицеры, придя в бешенство от «наглости» оратора, нашли неудобным прервать его речь. Ведь они сами только что говорили о свободе слова. Давнишний враг Игнатьева — монархист подпоручик Алексеев — считал, что не стоит с ним церемониться. Он злобно смотрел на оратора, перебивая его грубыми репликами и открытыми угрозами. Верещагин стоял недалеко от Алексеева и зорко следил за ним, держа винтовку наготове. Игнатьев говорил, поворачиваясь корпусом то налево, то направо, скользя взглядом по лицам солдат. Его глаза останавливались поочередно на старшем фейерверкере большевике Шалове, на Верещагине и на фейерверкере Башкатове, недавно зачисленном в батарею. Но почему-то Башкатов больше приковывал к себе взгляд. У него на висках не было волос, и это вызвало у Игнатьева странное неприятное ощущение. Башкатов стоял рядом с Алексеевым, и казалось, что это не случайно. Кто же этот солдат?

После митинга Игнатьев никак не мог избавиться от навязчивого вопроса. За что он ни брался, думал о фейерверкере с висками без волос. Верещагин показывал детали изготовляемого оптического прицела, задавал вопросы, а Игнатьев отвечал невнятно, думая о Башкатове. Ему казалось, что он где-то встречал этого человека и встреча была связана с неприятностью для него. В тот же день, столкнувшись лицом к лицу с Башкатовым возле орудия, Игнатьев отозвал его в сторону и спросил:

— Мне кажется, что я вас видел прежде. Вы меня не помните?

— Нет, господин поручик. Может быть и встречались в Петрограде. Сегодня вы говорили про Петроград, а я слушал вас и думал, что мы с вами земляки, господин поручик.

— Вот оно что, значит земляки. Наверно я там и видел вас. Быть может, скажете, где вы жили или работали?

— На Путиловском заводе, токарем.

На переносице Игнатьева появились складки. Он напряг память. В цехах Путиловского завода он бывал несколько раз, но беседовал с небольшим количеством людей, наверное мог там встретить токаря Башкатова... Неужели?

— Ба, вспомнил!— глядя на виски фейерверкера, воскликнул Игнатьев, — вы тот самый токарь, который прогнал меня, студента, из цеха. Помните, вы точили резец, а я приставал к вам с вопросами?

Фейерверкер не помнил. Минут пять поручик восстанавливал в памяти и передавал солдату обрывки давнишнего разговора:

— ...Помните еще под конец вы послали меня в кузницу, говоря, что там чертям тошно?

У Башкатова в глазах блеснули искорки, точно прорезавшие тьму времени. Он хлопнул себя по затылку, восклицая:

— Вот так дела-а! Значит, это были вы, господин поручик? Тогда я принял вас за сыщика, ряженого под студента, а у меня в станине были спрятаны только что привезенные листовки...

— Листовки?! Черт побери! Это были мои листовки, я их печатал на даче!.. Выходит, что вы, вместо благодарности за листовки, прогнали меня, — сказал поручик, весело смеясь.

— Прошу прощения, госпо... товарищ Игнатьев, — смущенно улыбаясь, сказал Башкатов.

— Что уж теперь-то просить прощения, тринадцать лет спустя?

— Лучше поздно, чем никогда.

— Это верно. Одним словом, недоразумение между нами с некоторым опозданием выяснено. Давайте лучше поговорим о делах наших дней. Значит, вы тогда были большевиком?..

— Я и теперь большевик, товарищ Игнатьев, — гордо признался бывший токарь.

— Прекрасно. У нас есть еще большевики: Шалов, Верещагин, Лежанов, Вдовиченко и я. Нашей группе придется много поработать, добиться во что бы то ни стало, чтобы вся батарея поддерживала большевиков. Лозунг войны до победного конца — не наш лозунг. Большевики стоят за мир, и солдаты должны — за мир. Большевики — за власть рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, и солдаты должны все стоять за эту власть.

Верещагин, Шалов, Башкатов стали ближайшими помощниками Игнатьева в партийной работе. Они читали солдатам газеты, брошюры, листовки, которые поручик привозил из Петрограда, выезжавший туда под предлогом консультации рабочих, изготовляющих заводской образец оптического прицела.

В конце марта личный состав батареи избрал Игнатьева тайным голосованием в совет армейских выборных Особой армии. Кроме того, он и Верещагин были избраны членами культурно-просветительной комиссии при Совете армейских выборных.

Занятые политическими и общественными делами, Игнатьев и Верещагин мало уделяли времени изготовлению оптического прибора и закончили его к маю. Участвовавший в сборке прибора Верещагин стал наводчиком батареи. Игнатьев тренировал бывшего матроса в свободные часы и научил его безошибочной работе. 2С8

Верещагин держал самолеты противника в волосяном крестике, а прибор, «согласованный» с угломером наблюдательного пункта, показывал данные стрельбы. Батарея отгоняла эскадрильи немецких самолетов, идущих на Луцк. Нашлись и здесь офицеры, недоверчиво относящиеся к изобретению поручика Игнатьева. Верещагину страшно хотелось доказать на деле совершенство прибора, точность его прицела. Он работал со страстью рьяного охотника, покрикивал на нерасторопных батарейцев, ругал их за промахи. Строй самолетов врага часто рассыпался, но ни один из них не падал. Наконец Верещагину улыбнулось счастье. Он попал в аэроплан. Взволнованно, несколько удивленно следил матрос, как самолет падал, оставляя в небе дымный след, и скрылся за лесом. Второй самолет Верещагин сбил месяц спустя во время налета эскадрильи на батарею. Машина дотянулась до нейтральной зоны и упала. Ночью русские солдаты оттащили разбитый самолет к своим окопам, пуда выехал Игнатьев изучить действие нового бризантного снаряда.

Это был последний трофей изобретателя. Вскоре его избрали редактором газеты «Голос Особой армии» (Известия выборных Особой армии), в связи с чем Игнатьев оставил командование 85-й противоаэропланной батареей. Почти одновременно Верещагина отозвали в Балтийский флот. Наступила осень, приближался октябрь 1917 года.

Поспевая за временем

Время, подобно машине, имеет механизм скоростей: то оно ползет томительно замедленным шагом, то идет нормально — день за днем, год за годом, то вдруг, переключенное рычагом истории на высшую скорость, летит с головокружительной быстротой.

Грянуло 25 октября. После Октябрьской революции в Особой армии резко обострилась борьба между большевиками и врагами пролетарской революции. Несмотря на свою малочисленность, большевики имели сильное влияние в войсковых частях. Прислушиваясь к голосу правды, солдаты требовали заключения мира, отстранения офицеров-монархистов от должностей, выборности командования, сплошь и рядом выдвигая кандидатами в командиры сторонников Октябрьской революции.

«В 4-м самокатном батальоне солдаты отстранили командира третьей роты и заведующего хозяйственной частью и на их место избраны солдаты», — доносилось в одном рапорте командующему армией. «Причина неисполнения боевого приказа — разложение в армии как следствие брошенных в массы неосуществимых лозунгов», — говорилось в другом. А таких рапортов писалось множество. В «самочинных» действиях солдат офицеры целиком обвиняли большевиков. Командование армии пыталось пресечь «беспорядки» демагогическими речами, иногда угрозами. Эсеры поддерживали в этом офицеров, без конца митингуя.

Совет выборных Особой армии эсеры прибрали к рукам, вытеснив из него нескольких большевиков. Один лишь Игнатьев, будучи редактором «Голоса Особой армии», оставался на своем посту и в составе Совета выборных. Он печатал в газете большевистские резолюции солдатских митингов, солдатские заметки, письма, ставящие злободневные вопросы. В специальном разделе газета помещала правдивые ответы на вопросы солдат. «Голос Особой армии» давал статьи об истории дома Романовых, о сущности империалистической войны и о ее истинных зачинщиках, о праве народа отнять у капиталистов и помещиков заводы и земли. Большевики работали с бесстрашным упорством, и их деятельность находила отражение в «Голосе Особой армии».