что, если она выедет за рубеж, то не вернется. Но это же Плисецкая! Разве могла она смириться? «Я все время плыла против течения. Я этого не советую всем, потому что это нелегко», – говорила. Но легких путей не искала и часто шла напролом. Пытаясь добиться выезда на зарубежные гастроли, обращалась к Николаю Булганину, главе правительства и большому поклоннику балерин. Не помогло. Хотя справедливости ради: за границу Плисецкая выезжала. Но только в страны «социалистического лагеря» – Чехословакию, Венгрию, ГДР. Имя такие поездки не делали. По крайней мере, то имя, к которому стремилась Майя Михайловна, и то, которое принесли гастроли 1956 года в Лондоне Галине Улановой: «великая» и «легендарная». Плисецкая всегда была амбициозна: это нормально для любого артиста. Помните, как она говорила: «Как каждый артист, люблю и ценю успех». И успех ей нужен был всемирный.
Жена тогдашнего министра культуры Раиса Михайлова посоветовала обратиться напрямую к председателю КГБ Ивану Серову. С детства хулиганистая и не слишком (это если мягко) почитавшая авторитеты, Майя нашла способ позвонить ему по «вертушке» из одного начальственного кабинета в Министерстве культуры. Говорят, туда ее завел зять Никиты Хрущева Виктор Гонтарь, директор Киевской оперы: одну бы Плисецкую в кабинет с «вертушкой» не пустили. Как-то в интервью она говорила: «Мне сказал когда-то зять Хрущева: на вас горы доносов. Я никогда их не читала. Доносы писали в основном балетные люди, которым давали задания». Серов поднял трубку и неприятно удивился, услышав голос балерины. Но дальше было еще неприятнее:
– Что вам от меня надо?
– Я хотела с вами поговорить…
– О чем?
– Меня не выпускают за границу.
– А я тут при чем?
– Все говорят, что это вы меня не пускаете.
Буквально через полчаса приехавшие в Министерство культуры сотрудники КГБ сняли телефонный аппарат, с которого звонила Плисецкая, а секретаршу, разрешившую им воспользоваться, уволили. Плисецкая осталась невыездной. Годы спустя Майя напишет об этом в своей книге, но не все подробности расскажет: «Рада, что пережившие те времена согласились со мной: да, было так. Что я ничего не перепутала, не забыла. Впрочем, говорили мне иногда, что преувеличила. Нет, преуменьшила! Фразы генерала Серова “не смейте мне звонить, а не то пожалеете” не написала, как и многого другого».
Причина (или одна из причин), почему балерину не пускали за «настоящую» границу, была в том, что в ней подозревали… английскую шпионку. На одном из приемов она познакомилась со вторым секретарем посольства Великобритании Джоном Морганом – симпатичным молодым (на четыре года моложе балерины) человеком, выпускником Лондонской школы экономики, прекрасно владеющим русским языком и большим поклонником балета. Поговорили, он попросил билеты на спектакль, она дала. Потом еще несколько раз встречались. Вспыхнула ли симпатия? Был ли роман? Майя Михайловна это всегда отрицала. Джон Морган, сделавший блестящую дипломатическую карьеру, женившийся на падчерице британского разведчика и писателя Яна Флеминга (того самого, который придумал Джеймса Бонда) и получивший рыцарство за преданную службу королеве, это никогда не комментировал. Хранящееся в архиве спецслужб дело М. М. Плисецкой засекречено, но известна небольшая выписка из него, которую сделал архивист 1-го Главного управления КГБ (Внешняя разведка) Василий Митрохин, перебежавший к англичанам. Под номером 72 в его рассекреченном архиве такая запись: «Морган – секретарь британского посла в Москве – был дружен с балериной Большого театра Плисецкой. КГБ никак не удавалось сфотографировать их интимную близость. Обычно Морган подхватывал Плисецкую в каком-нибудь месте и выезжал в лес в пределах 25-мильной зоны, разрешенной. Лимузин у Моргана был большой, и сотрудникам НН (наружное наблюдение. – И. П.) приходилось на большом расстоянии ожидать конца утех влюбленных, и потом сопровождали их в Москву. Плисецкая разрабатывалась как английская шпионка». И «разрабатывалась» демонстративно: под ее окнами круглосуточно дежурила машина с сотрудниками КГБ. По крайней мере, так рассказывала сама Майя Михайловна и подтверждал Родион Щедрин.
Выехать на гастроли в капиталистические страны она смогла уже при следующем председателе КГБ – Александре Шелепине. И после замужества. Щедрин раздобыл телефон приемной Шелепина и позвонил. (Поговаривают, что на самом деле нужный телефон раздобыла Лиля Брик, у которой были широкие и разнообразные связи, в том числе среди сотрудников спецслужб.) Через несколько дней Щедрина принял начальник 4-го Управления КГБ генерал-лейтенант Евгений Питовранов. Он посоветовал написать письмо лично Никите Хрущеву и пообещал, что оно дойдет до адресата. Обещание сдержал: письмо Плисецкой обсуждали на Президиуме ЦК КПСС!
Евгений Питовранов, прослуживший в КГБ с 1938 по 1988 год, возглавлявший в разное время разведывательные подразделения и контрразведку, представитель КГБ в Восточной Германии и Китае, начальник Высшей школы КГБ СССР, рассказывал, что этому предшествовало, с такими подробностями, о которых и сама Плисецкая не догадывалась. Как вызвал его председатель КГБ Шелепин: мол, скопилось на Майю несколько томов, но «главным образом, болтовня». Причем «болтовня» получена в основном с помощью агентурных мероприятий. «Говорю Шелепину, что не все в порядке у нее со связями. Неразборчивая, болтушка. Очень экспансивная. Когда входит в экстаз, может наболтать невесть что». Питовранов поясняет, что далеко не только в зарубежных гастролях была проблема: «Решался вопрос о поездке Майи на гастроли в США, а фактически – кому быть ведущей солисткой Большого. Уланова сошла со сцены. Максимова не подросла еще до таких масштабов, чтобы достойно представлять Советский Союз так, как его представляли до нее, при Улановой». Подчиненные убеждали Питовранова: выпускать Плисецкую опасно, а он: «У нее ж все-таки семья. И вы сами говорите, что возле нее есть наш агент и сильно на нее влияет».
И решили Питовранов с Шелепиным разыграть для Майи Михайловны… спектакль с «воспитательными целями». Председатель КГБ в присутствии балерины сказал начальнику 4-го Управления: «Уж больно кандидатура такая ненадежная. Часто не умеет контролировать себя. Слишком разговорчива. Причем увлекается так, что забывает, что можно, а что нельзя. Иногда такой разговор заведет, что у собеседников просто уши вянут. Все это ее минусы. Плюсы ее известны. Но минусов-то не меньше. Поэтому дело очень деликатное». «Смотрю, она сидит, зубы сцепила, кулаки сжала, вся клокочет, – рассказывал Питовранов, не умолчав и о том, что, пока она у них в КГБ сидела, квартиру поставили на прослушку: – Наутро мне сводочка. Море ярости с вулканами гнева. Плакалась она Щедрину весь вечер». Питовранов решил действовать именно через Родиона Константиновича: «Произвел он на меня чудесное впечатление. Честнейший человек. Я его невооруженным взглядом разглядел. Сразу нашли общий язык. Он рыбак, я рыбак. Искусство, литература – словом, разговор вышел замечательный. Я говорю: “Родион Константинович, решается вопрос о Майе Михайловне. Серьезный вопрос. У нее есть определенные минусы. Я не хочу ее охаивать. Но ошибки