Неожиданно Эдвард засмеялся.
— Ну, давай же, скажи, что думаешь.
— Ты потрясающе выглядишь без бороды, — сказала, улыбаясь, Руфа. — Я с трудом тебя узнала.
— А это хорошо или плохо?
— Я сказала «с трудом». Тебе не так-то легко скрыть свою внешность. — Она продолжала смотреть на свежевыбритое лицо Эдварда, делавшее его моложе своих лет. Ему еще нет сорока пяти, решила она. Признаки старения практически не бросались в глаза. Вечно молодой Настоящий Мужчина был на несколько лет старше своего друга. — Скучаешь по бороде? Лицо, наверное, кажется голым?
— Без нее как-то холодно, — признался он. — Но пора было покончить с ней. Я и отрастил-то бороду лишь для того, чтобы узнать, как все это смотрится.
К столику подошла официантка. Эдвард заказал две большие чашки чая и оладьи с черникой.
— Извини, — сказал он. — Мне нужно было бы сначала спросить тебя. Но я знаю, что ты голодна, хотя сама этого не чувствуешь. Ты выглядишь измотанной. Чем, скажи на милость, ты занимаешься?
Он был прав. Руфа была измотана. Весь день крутясь на кухне, она не ела с самого утра.
— Это мой третий званый обед за четыре дня, — сказала она. — Полли проявила участие и порекомендовала меня своим друзьям. У нее тысяча знакомых, и, кажется, они только тем и занимаются, что дают званые обеды.
Принесли оладьи с черникой, приправленные ванилином. Руфе они очень понравились. Она была рада, что Эдвард наблюдает за ней.
— Нэнси нужно сворачивать свою деятельность, если она все еще хочет заполучить Берри, — сказал он. — Мисс Полли Мюир производит впечатление превосходного эксперта вашей Брачной игры.
— Именно это я ей и внушаю. — Руфа с облегчением и удивлением услышала, что он лишь между прочим упомянул об этой противоречивой Брачной игре. — Полли ни за что от него не откажется.
— Подобно немке на пляже, — сказал Эдвард, — она накидывала на него свое полотенце с самого утра.
Руфа засмеялась.
— Нэнси не совсем понимает, с какими сложностями сопряжен брак.
— Ну конечно, это не одни забавы и развлечения, — осторожно произнес он. — Но брак не тяжкий труд. Существует определенное удовлетворение от работы — если вести ее как положено.
Она выпила чай. Эдвард хмурился. Внешне спокойный, он вместе с тем крайне осторожно и неторопливо подбирал слова.
— Руфа, — сказал он, — я хочу извиниться за то, что наговорил в прошлый раз.
— Прошу тебя… — Руфа почувствовала, что не вынесет возобновления разговора на эту тему, даже в форме извинения.
— Все нормально. Я здесь не для того, чтобы запугивать тебя. — Его серые глаза сделались серьезными. — Я лишь хочу, чтобы ты знала, как это подействовало на меня. — Он мрачно улыбнулся. — Я поехал домой взбешенный. Я не спал всю ночь. Но включив в шесть часов утра программу «Сегодня», я, можно сказать, принял решение.
— Какое?
— Ешь, ешь оладьи. Наберись терпения. Нам нужно многое обсудить. Начнем, пожалуй, с Элис.
Элис — его жена. Руфа не вспоминала о ней уже много лет и чувствовала себя виноватой, видя боль в глазах Эдварда. Она не видела такого выражения его лица со дня смерти Настоящего Мужчины.
— Мне пришлось примириться с прошлым, — сказал он. — Я вынужден был признать, что времена изменились. Я увидел, что попал в ловушку. — Он рассеянно взглянул на стол. — Думаю, ты помнишь, каким ударом для меня была ее смерть.
— Конечно, помню, — кивнула Руфа. Она, действительно, помнила. В Мелизмейте все знали, что Эдвард пережил тяжелое потрясение.
— Я считал себя храбрым человеком, я побывал не на одной войне, но на самом деле мне лишь хотелось остановить время, сократить между нами расстояние. И это, надеюсь, тебе понятно.
— Ты не мог допустить каких-либо перемен, — сказала Руфа, — потому что они отдалили бы ее от тебя. Перемены ты расценивал как предательство.
Эдвард наклонился к столу, чтобы сжать ей руку.
— Мне следовало бы понять это, но я был слишком глуп. Вот в помощь этому и была придумана Брачная игра, не так ли?
— В какой-то мере.
— И я ни за что бы не признал, что делал точно то же. Мы оба ублажали мертвых.
Она не поняла, но была озабочена оттенком боли в его голосе. Он не осмеливался смотреть на нее. Склонившись над столом, он отрешенно собирал коричневые куски сахара в круг.
— Элис и я состояли друг с другом в родстве. Она была дочерью старшего брата моего отца. Мы вместе росли. Влюбились друг в друга и поженились. — Он взглянул на нее. — Тебе кажется это странным?
В определенной степени так и было.
— Нет, — сказала Руфа.
— Я не могу сказать, когда мы влюбились друг в друга. Принято считать, что любовь вспыхнула в тот момент, когда ее мать привезла Элис к нам на ферму. — Он засмеялся. — Ей было три года, а мне четыре. Перед смертью она сказала мне, что мечтала выйти за меня замуж каждый год, когда мы пекли рождественский пудинг.
— Вы были близки по духу, — осторожно предположила Руфа.
Он был благодарен ей за то, что она пытается понять.
— О да… Мы так или иначе составляли одно целое, причем каждый из нас по отдельности тоже был цельной натурой. Хороший брак делает мужа и жену похожими друг на друга. Мы нуждались в необходимости быть нужными друг другу. Ты понимаешь?
— Конечно.
— Родственники были против нашего брака. Моя мать любила Элис, как дочь, — в этом-то и загвоздка, говорила она. Она считала, что у нас будут ненормальные дети. А в итоге детей вообще не получилось.
На его лицо опустилась маска. Это была даже не боль, а лишь какое-то подобие ее.
— Она хотела ребенка, — продолжил он, — больше всего на свете. А тут еще твоя мать, плодившая детей. Она с трудом выносила это.
Его руки застыли. Он изучал поверхность стола, как будто читал прошлое. Руфа ждала, когда он снова заговорит.
Он поднял голову.
— Во всяком случае, это не то, что я… Единственное, что тебе следует знать, так это то, что касается денег.
— Не поняла, — Руфа вновь теряла нить беседы. Эдвард повернул ее в новое, неожиданное русло.
— Я никогда не рассказывал тебе о моей семье, — сказал Эдвард. — У отца Элис, моего дяди, было двое детей. Элис и Пруденс, ее сводная сестра. Он так и не женился на ее матери. Моя тетка Кэтрин нашла прибежище у нас, потому что не могла жить с моим дядей. Она, очевидно, любила его, иначе чем объяснить ее частые возвращения к дяде… Эти двое то уходили, то возвращались… — Он прочистил горло, после чего заговорил быстрее. — Не буду вдаваться в детали. Как-нибудь я расскажу тебе всю историю целиком, но сейчас хочу остановиться на другом. Тебе следует знать лишь, что дядя был человеком коварным… — он выдавил эти слова через силу, — и они, я имею в виду и Элис тоже, не могли оставаться с ним. К тому же он был очень богат.