— Да, вполне вероятно. Причём этот предмет должен быть у него под рукой. Он не станет прятать его, скажем, у себя в гараже. То есть, если что-то и есть, оно должно храниться у него в квартире! Понимаешь, о чём я?
— Кажется, да. Залезть к нему домой и убедиться, что оно там есть. А потом сдать его в милицию, правильно?
Марина снова кивнула.
— Примерно так… Самое трудное в этом — это поставить в известность милицию и самим при этом не засветиться. Я как раз над этим голову ломаю.
Марина вскочила с тахты и забегала по спальне, рассуждая вслух.
— Как сообщить? Пожар у него в доме устроить, в надежде, что пожарные что-то найдут?… Бред! Ещё чего доброго все улики сгорят. Да и соседи пострадать могут. Позвонить в милицию, якобы от соседей, сказать, что из квартиры крики слышны?… Тоже чепуха! Быстро установят, что у него всё тихо, и что звонок ложный… А он от этого может насторожиться и уничтожить возможные улики… Что делать? Что? Что?
Ещё один энергичный пробег от окна к двери и обратно.
— Прямо хоть анонимку пиши!
После слов об анонимке, Марина резко остановилась и медленно развернулась в мою сторону. — А что? Это, пожалуй, мысль!…
— Анонимку написать? — осторожно откашлявшись, спросил я.
Всё это время, пока Марина металась по спальне, в мучительных поисках решения, я, помалкивая, оставался на своём месте на тахте, следя за ней глазами. Мы с девчонками знаем, что ей нельзя мешать, когда она вот так размышляет. Может плохо закончиться для мешальщика.
— Да! Только нам нужна какая-нибудь фактура!
— Что нужно? — удивлённо выпучился я на неё. — Фактура?
— Да, фактура, фактура… Какой-нибудь мелкий, незначительный факт, который мы могли бы подложить в конверт. Так, чтобы сразу все сомнения отпали, что это не обычная бытовая кляуза! Понимаешь?
— Угу… Так значит, всё-таки нужно в его квартире поискать?
— Да, без этого, боюсь, не обойтись.
— А у нас с Надюшкой как раз завтра физкультура. Как я буду ему в глаза смотреть?… Я же могу нечаянно с ним что-нибудь сделать…
— Не пойдёте в школу! И Натку не пущу, пока это чудовище за решёткой не окажется!
— Когда отправимся на дело? — ввернул я понравившийся оборот из какого-то фильма.
Она усмехнулась.
— Медлить нельзя! Прямо сейчас! Давай-ка для начала заглянем к нему в квартиру. Начинай! Лучше всего прямо в тот же вечер 15-го декабря. Что-то мне подсказывает, что он будет сильно разочарован после разговора с водителем Волги. В таком состоянии он может сам показать нам что-нибудь!
Мы вновь уселись рядышком, и Марина взяла в руки свой блокнот. Я сменил положения окошка и расширил его. Марина напомнила мне адрес,
— Профсоюзная дом 14, квартира 25. Знаешь, где Профсоюзная?
Я кивнул. Бывал там с пацанами. Я мгновенно поднял окошко на пару сотен метров над городом, отчего Марина непроизвольно охнула и вцепилась рукой в мою коленку, сориентировался и быстро спустился прямо на Профсоюзной.
Дом и квартира отыскались быстро. Не прошло и двух минут, как мы с Мариной уже осматривались в просторной однокомнатной квартире. Сам хозяин, красный и потный сидел на краю заправленной кровати и яростно ерошил обеими руками свои коротко стриженные волосы. Одного взгляда в его глаза было достаточно, чтобы понять — этот человек не в себе!
Марина тихо спросила меня, он ли это, и я коротко кивнул в подтверждение. Да, это был наш учитель физкультуры, любитель трогать девочек в женской раздевалке при спортзале! От внезапно нахлынувшей ненависти у меня свело челюсти. Марина заметила, что я напрягся, приобняла меня за плечи и попросила не отвлекаться.
Мы тщательно осмотрелись в пустоватой комнате. Из мебели здесь имелся типовой круглый обеденный стол с двумя стульями и кровать с панцирной сеткой, на которой сидел сам хозяин. Возле окна у правой стены стоит приземистый комод с проигрывателем наверху. В левом углу возле окна на тумбочке стоит новенький 7-ламповый радиоприёмник «Москвич». Лёгкая этажерка с пластинками и фотоальбомами располагается рядом с комодом с проигрывателем.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Возле стены, противоположной окну, по центру стоит двустворчатый шкаф, такой же, какой имеется в зале и у нас с мамой. Другой мебели в комнате не имелось, и я развернул было наше смотровое окошко в сторону кухни, но тут Марина положила руку мне на рукав и попросила снова показать ей этажерку с пластинками.
Я удивился, но тем не менее послушался. Минуты две она пристально рассматривала что-то на полках, а потом повернула лицо ко мне и сказала:
— Надюшка недавно хвасталась часиками, которые ты ей подарил. Уверяет, что они являются как бы дубликатом оригинальных часов. Это действительно так?
— Да! Специально несколько раз проверял! Оригинал остаётся на месте. Мы же не хотели стать ворами…
— Хорошо, хорошо… — нетерпеливо перебила меня она. — Можешь сделать для меня дубликаты этих фотоальбомов?
Я кивнул, зажмурился на секунду и открыл глаза. На тахте, справа от бедра Марины возникли сложенные стопкой альбомы из квартиры нашего физрука! Она вздрогнула от неожиданности. Я развернулся к ней, с любопытством ожидая, когда она откроет первый альбом, но Марина попросила меня тщательно осмотреть ванную комнату в квартире и непременно заглянуть под ванну. Нет ли там каких-нибудь посторонних предметов?
Я отвлёкся на секунду, переводя окошко в ванную комнату, но краем глаза зафиксировал, что Марина положила себе на колени первый альбом и начала открывать его прочную, обшитую жёлтым бархатом верхнюю крышку. Не открыв её и до половины, она резко захлопнула альбом.
Нервным, не допускающим возражений голосом, она распорядилась:
— Выйди! Побудь с девочками! Я тебя позову, когда можно будет! Скажи им, чтобы ко мне никто не совался! Я очень занята! Окно можешь закрыть.
Я закрыл окно, встал с кушетки и обескуражено посмотрел на неё. Она была бледна, губы плотно сжаты, брови нахмурены. В таком состоянии с ней лучше не спорить. Об этом знали все обитатели этой квартиры. В таком состоянии безопаснее Тигру за усы таскать. Я молча развернулся и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
На вопросительные взгляды обеих сестёр я только пожал плечами и передал им слова матери…
Марина позвала меня минут через десять. Когда я закрыл за собой дверь спальни, Марина кивнула в сторону альбомов, по-прежнему стопкой лежащих на краю тахты,
— Уничтожь их!
Альбомы исчезли, и я уставился на неё, ожидая дальнейших распоряжений. Я чувствовал, что ещё не всё. Так и оказалось. Марина посмотрела на меня и сказала:
— Нам с тобой нужно попасть в больницу на четвёртый этаж в приёмную главврача. Сейчас там весь этаж должен быть пустым. Нам никто не помешает. В приёмной имеется пишущая машинка. Мне нужно написать сопроводительное письмо к этому, — в руке она держала пухлый конверт, по которому многозначительно постукивала пальцем.
— А что там? — полюбопытствовал я, косясь на конверт и одновременно открывая окошко в тёмном коридоре четвёртого этажа больницы.
— Несколько фотографий из этих альбомов. Как я и предполагала, этот вурдалак фетишист. Эти фотографии приведут его на плаху!
Я кивнул, не особо понимая, о чём она говорит. Но раз Марина говорит, значит так оно и будет! Развернувшись к окошку, лежащему на стене, прямо напротив тахты я спросил:
— Дальше куда?
Марина всмотрелась в тёмный коридор, едва подсвечиваемый светом уличных фонарей из единственного окна, и уверенно сказала:
— Прямо по коридору, третья дверь налево.
Третья дверь, в отличии от всех остальных, была оббита дермантином и на ней красовалась табличка, говорящая всем о том, что главного врача следует искать именно за этой дверью.
Дальнейшее было просто и буднично. Марина уверенно зажгла в маленькой приёмной свет, прошла к столу со стоящей на нём пишущей машинкой и уселась на стул перед нею. На мой вопрос, не стоит ли задёрнуть шторы, чтобы с улицы не так заметно было, она отмахнулась: