– Но Костей мертв. Это совершено точно, – с болезненным состраданием взглянул Иванушка на бледного, потерянного, жалкого Вранежа. – Правда, сам я этого не видел, но люди, которым я доверяю как себе…
– Ага, ага!.. Вот оно!.. Слова, слова, слова!.. – страдальчески поморщился раньше высокопоставленный, а теперь глубокопосаженный чиновник.
– Но это верно! Голова кивнул.
– Да… Может быть, это и верно… Но ваше неустрашимое высочество должно простить старого глупого Вранежа с его нелепыми страхами… Тридцать лет я был всего лишь его слугой… и это сломало меня. Но теперь, проведя столько времени в своей собственной темнице, я сознаю, что поступал плохо, что корысть обуяла меня, лишила здравого смысла… и раскаиваюсь. И, чтобы не быть голословным, готов передать всё нажитое непосильным трудом Постолу.
– Правда? – просиял Иванушка.
– Да, конечно правда, молодой человек, – невесело усмехнулся заключенный. – В моем возрасте от лжи легко устать. Но… у меня есть одна крошечная, нелепая просьба… об одолжении… или, скорее, о милости…
– Пожалуйста, говорите, – ободряюще кивнул лукоморец.
– Не ведаю, простится ли беспомощному трусливому старикану его дурацкая слабость…
– Да?..
– Я знаю, что Костея больше нет… но годами наживаемые привычки умирают только вместе со стариками, юноша… Мне стыдно признаться, но я по-прежнему всего боюсь и никому не верю… Кроме тебя, должен добавить… да… кроме тебя… Ты – необыкновенный человек, не такой, как мы все, и никого равного, или хотя бы подобного тебе я в жизни своей не встречал.
– Ну, что вы… – если бы факел сейчас вдруг погас, в подземелье было бы светло от вспыхнувших алым щек Ивана. – К чему комплименты…
– Это не комплименты, – впервые за весь вечер с абсолютной честностью возразил чиновник. – Отнюдь.
– Вы… э-э-э… что-то хотели попросить, если я не ошибаюсь? – смущенный царевич сделал неловкую попытку вернуться к более комфортной теме.
– Попросить? – опомнился Вранеж. – Да… попросить… Пожалуйста, ваше высочество… Пойдем сейчас со мной, пока моя слабость вновь не поборола меня. Я отдам вам всё. До единой старой монетки. До последнего крошечного камушка. Честное слово. Но я прошу… нет, я умоляю, я заклинаю вас об одном. Пока я не передам вам казну, ни одна живая душа не должна знать… ни одна… поймите… мне страшно… мне просто страшно… постоянно кажется… мерещится… мнится… в каждом лице… в каждом движении… в каждом голосе… сердце замирает… холодеет… Костей… проклятое имя… проклятые времена… проклятый страх…
Не задумываясь, Иван кивнул, и под всхлипывающее бормотание заключенного потянулся к стене за ключом, чтобы открыть камеру.
– Да, конечно, конечно. Я всё понимаю. Вам очень тяжело, и это действительно мужественный поступок с вашей стороны…
– Исключительный юноша… исключительный… исключительный…
* * *
Когда Кысь, Снегирча и Мыська вернулись в детское крыло, все воспитатели уже разошлись по домам, а в самом центре спальни, окруженный четырьмя десятками постолят, восседал с раскрытым толстым томом на коленях дед Голуб.
– …веселым пирком – да за свадебку. И я там был, мед-пиво пил. По усам текло, да в рот не попало, – закончил чтение учитель и бережно, почти благоговейно закрыл книгу и принялся застегивать регулярно начищаемые и смазываемые фанатами «Приключений Лукоморских витязей» тугие медные застежки.
Заслышав легкий скрип открывающейся двери, дружинники и сочувствующие мгновенно оторвались от культового произведения и впились нетерпеливыми вопросительными взорами в запыхавшуюся троицу. «Ну, как?» Те самодовольно ухмыльнулись и подмигнули. «Все в порядке!» Ребятня заулыбалась.
Старик справился с тугими застежками и перевел взгляд на скромно пристроившихся в задних рядах опоздавших.
– А вас где сегодня носило, сорванцы?
– Да так… по делам, – уклончиво пожал плечами Кысь.
– Это какие у вас могут быть дела в пол-одиннадцатого-то ночи? – нахмурился сурово учитель. Мыська поняла, что тему обсуждения надо быстро менять.
– А вот скажите пожалуйста, дед Голуб, – выглянула она из-за голов товарищей и нашла глазами сердитые очи старика. – Почему все приключения, и вообще все интересное случается так далеко от страны Костей?
– С чего ты так решила? – опешил старик.
– Правда, правда! – с энтузиазмом поддержала ее моментально оживившаяся аудитория.
– Сколько вы нам книжек перечитали?
– И вечером, и на уроках…
– Да уж штуки три… с половиною… задумчиво отозвался дед. – Не меньше…
– Вот! Целых три! Да еще и с половиною!
– А происходило все где?
– Вот!
– То в Шантони, то в Лукоморье, то в Бхайпуре, то еще непонятно где…
– А в стране Костей – ничего!
– Нет такой книжки!
– Ни одной!
– А раз книжки нет, то и ничего, стало быть, не случается! – обижено подытожила детвора.
– А вот и нетушки, малышата мои хорошие, – с хитрецой прищурившись, заулыбался тонко Голуб. – Вот тут вы и ошибаетесь, огольцы мои. Если книжки нет, это значит только то, что ее еще не написали, а вовсе не то, что ничего не происходит. Публика на минуту притихла, задумавшись над новой концепцией.
– А что такого вообще когда-нибудь происходило в нашем царстве, что его стоило бы записать? – мыслительный процесс Кыся первым пришел к финишу и потребовал награды.
– У-у-у… – лукаво усмехнулся дед. – За века нашей истории чего только не было… На земле и под землей… И если оно нигде не записано, то в памяти народа-то такие истории хранятся все равно. И называются они предания, или сказы.
– А в них про приключения есть? – оперся тощими ручками на коленки и подался вперед Векша.
– Про приключения – есть.
– И про волшебство? – недоверчиво склонила голову Воронья.
– И про волшебство.
– И про путешествия? – загорелись глазенки Стрижика.
– Конечно.
– РАССКАЖИ-И-И-ИТЕ!!!.. ПОЖА-А-А-АЛУЙСТА!!!..
Детскому хору в четыре с лишком десятков голосов старый учитель противопоставить не смог ничего. Хоть и попытался.
– А спать тогда когда? – притворно нахмурился он.
– Без нас не начнут! – нетерпеливо отмахнулся Кысь.
– Потом спать!
– Как расскажете!
– А вставать завтра рано, не выспитесь?
– Ну, и что!
– Пускай!
– Не рассыплемся!
– Не впервой!
– Поди, выспимся!..
– …потом!
– Ну, пожа-а-а-алуйста!.. И старик, рассмеявшись, сдался.
– Ну, хорошо. Уговорили, короеды. Расскажу. Упомянул я что-то про подземные да наземные приключения, и вспомнилось мне сразу предание старое про полное опасностей путешествие одного молодого рудокопа под землей, и как он с тремя подземными мастерами встретился. Хотите послушать?
– Хотим, дед Голуб, конечно хотим! – еще больше оживилась ребятня при словах «опасности», «приключения» и «путешествие», и сон, разбитый наголову и окончательно поверженный, с позором бежал из спальни, не оглядываясь.
– Тогда слухайте сюды, малышата, – начал дед. – Старые люди говорят, жили в нашем царстве два друга. Оба рудокопы были. И отцы их рудокопами был, и деды, и прадеды – все в земле-матушке ковырялись-долбились, а из нужды так и не выбились. Скопили вот как-то друзья денег, и купили у хозяина – то ли графа, то ли барона, а, может, и у самого царского управителя – разрешение в заброшенной шахте, где серебро когда-то добывали, вдвоем счастья попытать. Заплатили ему, и опять без гроша остались. Одна надежда теперь – на старую шахту. Да она не то, чтобы шахта – так, дыра глубокая в горе. Как ее начинали – вроде признаки все были, что место богатое, изобильное, да не успели толком начать, как оскудела она – всю руду как корова языком слизнула, осыпаться стала часто – вот и оставили ее. Подземные мастера на хозяев шибко гневались, старики говорили. Что-то не по-ихнему было сработано, не по правилам, вот и серчали, серебра не давали, и работать не дозволяли.
– Да кто такие эти подземные мастера? – снова не выдержал Кысь, но Голуб только загадочно усмехнулся в белые усы и продолжил, как будто не слыша вопроса:
– А друзьям тем, говорю, нечего терять было, вот они и рискнули. А поскольку шахта та не шахта, так, забой узкий, то работать там они сговорились по очереди. День один – ночь другой. Вот в первый день один-то друг пошел породу рубить, а его через сколько-то времени и завалило. Лежит он под обвалом, думает – последний час его пришел. И вдруг видит: откуда из темноты подходят к нему три старичка в шахтерских касках, ростом с тебя, Векша, не больше.
– А чего такие маленькие-то? – подозрительно нахмурился паренек.
– А маленькому по забою удобней ходить, – авторитетно разъяснила Воронья, у которой отец был шахтером, пока не застудился в полузатопленном забое прошлой зимой и не стаял за неделю.