— Очередной тост? — Макрон поднял чашу.
— Действительно. — Семпроний рассмеялся. — За успех.
Чаши их соприкоснулись краями, и сенатор повернулся к Катону.
— Что такое? Где твоя чаша? Поднимай кубок, Катон.
Тот заставил себя улыбнуться.
— Раз ты просишь, господин. За наш успех.
Выпив, он поставил чашу на стол. Юлия стиснула руку Катона:
— Откуда такое уныние?
— Я еще не уверен в успехе, — пожал плечами Катон. — Должно быть, по привычке. Я просто никак не могу увериться, что здесь не возникнет новых проблем.
На лице Юлии проступило разочарование:
— А я-то думала, что имею дело с оптимистом, полным молодой радости.
— Действительно, я еще молод, — согласился Катон. — И все же я успел повидать больше в этом мире, чем многие из моих ровесников, да и тех, кто постарше. Что-то подсказывает мне, что история эта еще не закончилась. Помяните мои слова.
— Это тебе хреново копье, а не сраный костыль! — рявкнул Макрон в ухо ауксилария, пнув в тупой конец древка. Копье вылетело из рук усталого солдата, и, потеряв равновесие, он рухнул на землю, взметнув облако пыли.
— И что теперь? — Макрон согнулся над упавшим, уперев руки в бока и продолжая орать: — Заснул прямо на плацу?! Унылое дерьмо! За кого ты меня принимаешь, за свою дохлую мамашу, пришедшую разбудить тебя? — Пнув упавшего в ребра, он гаркнул: — На ноги, говорю!
Макрон распрямился и продолжил обход центурии, по его приказу дважды обежавшей вокруг города и только что вернувшейся на плац. Став свидетелями участи первого в строю, остальные торопливо становились навытяжку, тяжело дыша, прижимая к себе щиты и копья и глядя по уставу вперед. Макрон, в своей безрукавной кольчуге, при поножах и шлеме, позаимствованных из запасов Двенадцатой Испанской, находился в куда лучшей форме, чем ауксиларии, и без одышки зашагал вдоль первой шеренги, с презрительным выражением рассматривая македонцев. Единственным, кто смотрел на него с требуемой бодростью духа, был Аттикус, оказавшийся одним из лучших рекрутов среди всех, с которыми приходилось иметь дело Макрону: крепким и наделенным природным талантом в обращении с оружием. Макрон уже наметил грека к производству в оптионы.
— Я видел компанию старых швей, занимавшихся своим делом с большим военным пылом, чем вы! Жалкие люди. Владыки Тартара! Разве можно так пыхтеть после легкой пробежки? Поэтому после занятий с копьем мы повторяем это упражнение, и если кто упадет или не сумеет стать смирно, когда мы вернемся сюда, я так пну его под задницу, что собственные яйца у него изо рта вылетят. Слушайте сюда!
Дойдя до конца строя, Макрон повернулся на месте и ткнул пальцем в сторону десяти соломенных фигур, привязанных к вкопанным в землю жердям в тридцати шагах от строя.
— Вот ваши мишени, по одной на десяток. И тот, кто не сумеет попасть в неподвижную мишень на убранном плацу, будет мне на хрен не нужен на поле боя, посреди луж крови и трупов. Вы бросаете свои копья до тех пор, пока у каждого не наберется по пять точных попаданий. Мне безразлично, сколько времени уйдет у вас на это… Я человек терпеливый и не знаю большего удовольствия, чем до темноты торчать на плацу, пока вы бросаете копья. Стройся по десяткам!
Ауксиларии заторопились по местам. В большинстве десятков насчитывалось меньше восьми человек: некоторые погибли при землетрясении, были больные и раненые.
— Первый в ряду! — рявкнул Макрон. — Дротик готовь!
Первые в своих рядах ауксиларии шагнули вперед, держа копья над головой, и занесли руку назад. Они пользовались легкими дротиками, более тонкими, чем обыкновенное оружие, иногда выполнявшими функции копья. Макрон дождался мгновения, когда все приготовились и получили возможность прицелиться.
— Бросай копья!
Сделав шаг вперед, все с натугой бросили дротики, по дуге, рассекая воздух, понесшиеся к цели. Солому на мишенях взъерошили лишь два копья; три пролетели мимо, а пять даже не долетели до цели.
Скрестив руки на груди, Макрон окинул взором бросавших копья ауксилариев, застывших, опустив руки.
— Более жалкого результата мне не приходилось видеть! На поле боя вы сможете выжить только в том случае, если враг помрет со смеха, глядя на подобные дерьмовые потуги. Назад, девки. Следующие!
Учение продолжалось. Ауксиларии никак не могли приблизиться к тому, что Макрон считал нормой, приводя центуриона в крайнюю степень негодования. Одно дело — угрозами заставлять их заниматься учением, другое дело — смотреть на это издевательство самому. Некоторые из солдат ловко обращались с копьем, большая часть могла попасть в мишень один раз из двух, но была и горстка совсем безнадежных, которые, на взгляд Макрона, промахнулись бы даже в том случае, если бы до мишени можно было достать плевком.
Наконец он увидел, что из ближайших городских ворот появился Катон, направившийся к плацу. Молодой центурион подошел к другу, они обменялись приветствием. Когда очередные метательные снаряды по большей части разминулась с целью, Катон прищелкнул языком.
— Рад видеть, что мастерство наставника не оставило тебя.
— Ха-ха и еще раз ха, — буркнул Макрон. — А ты зачем приперся? Надо думать, не для того, чтобы только отлить?
— А что, если так?
— В любом случае, от тебя с копьем никогда не было особого толка. Помнится, в Германии ты разок чуть не насадил меня на вертел.
— Тогда я был всего только новобранцем, — возмутился Катон. — С тех пор я, конечно, овладел копьем.
— Да ну? — В глазах Макрона запрыгали искорки. — Девицы мои! С восторгом объявляю вам, что к нам прибыл настоящий солдат, всегда готовый продемонстрировать вам истинное мастерство в метании дротиков.
— Макрон… — попытался остановить его Катон.
— Эй ты! — Макрон указал на ближайшего к нему ауксилария. — Передай свой дротик центуриону Катону!
— Макрон, у меня действительно нет времени.
— Вот дерьмо. Ну-ка посмотрим, кто у нас успел все забыть, а? — Макрон указал на копье, которое солдат протянул Катону. — Чувствуй себя как дома.
Катон в гневе сощурил глаза. Схватив оружие, он вышел в начало строя. Повернувшись лицом к мишени, всмотрелся в нее, подкинул копье в руке и занес его над головой. Точно выставив вперед ногу, он отвел назад правую руку, навел на мишень левую, выставив ее по среднему пальцу. Затем, глубоко вздохнув, напряг мышцы и выпустил из рук копье, вложив в бросок всю силу. Оружие взмыло вверх, достигло высшей точки полета, нырнуло вниз и пронзило мишень прямо в центре соломенного манекена.
Повернувшись к Макрону, Катон триумфально воздел кулаки к небу и небрежно бросил: