поступают сплошь и рядом, и у них на удивление часто все получается, как получилось и у нас.
Глава 17
Промышленность под контролем НКВД
Я с нетерпением ждал отпуска после пяти месяцев непрерывных поездок с инспекцией в Казахстане – моя жена все еще была слаба после болезни, да и у меня путешествие отняло много сил. Но, возвратясь в Москву в ноябре, я узнал, что на одном из крупнейших рудников Казахстана, где недавно была введена новая установка по цианированию, возникли серьезные проблемы. Мне не оставалось ничего иного, как вернуться туда, и я закончил эту работу только в конце января 1935 года.
На этом руднике в Казахстане до нас дошло известие, что убит Сергей Киров, персона, сопоставимая по влиянию с самим Сталиным в главном штабе коммунистов. Это событие стало для русского народа огромным потрясением. Стороннему наблюдателю трудно понять, но исходя из предыдущего опыта русские догадались, что это убийство будет означать возрождение общенациональных политических репрессий, которые были характерны для 1929–1933 годов.
В декабре 1934 года, когда произошло это убийство, страна только начала успокаиваться после мучительных лет, последовавших за второй коммунистической революцией. Власти одержали победу в жестокой и затяжной борьбе с группами, которые, по их мнению, стояли на пути социалистического развития. Все эти группы были так или иначе ликвидированы к середине 1933 года. Утвердив свою власть во всех частях страны, коммунисты пошли на компромисс. Они чуть не уморили голодом значительную часть населения в 1931 и 1932 годах, пытаясь доказать, что их социалистические принципы работают, а затем наконец решили изменить их.
Легализация старателей и арендаторов в золотодобывающей промышленности весной 1933 года стала первым из серии компромиссов. К началу 1934 года мелким фермерам, которые до сих пор противостояли попыткам загнать их в колхозы, разрешили вести хозяйство единолично. Те, кто вступил в колхоз, получили определенные привилегии, которые могли бы убедить многих других сделать это в свое время без применения силы, если бы эти привилегии были даны немного раньше. Даже кочевникам снова предоставили право владеть стадами, хотя и не такими большими, как те, которыми они владели ранее.
В стране снова воцарилось спокойствие, и люди приободрились. Сотни тысяч кулаков, бывших священников и им подобных по-прежнему трудились под контролем властей, но других больше не трогали, и все, кто избежал репрессий, почувствовали себя в относительной безопасности.
И вдруг это убийство. Киров, как все знали, был правой рукой Сталина. Известие о его гибели вызвало потрясение даже в таких отдаленных шахтерских поселках, как тот в Казахстане, где меня застала трагическая новость. Люди, казалось, замерли в ожидании реакции Сталина и его соратников.
И эта реакция последовала достаточно скоро. Начались облавы на всех подозреваемых в политической неблагонадежности по всей стране. Эти люди уже были в их списках, и осталось просто задержать их и посадить в тюрьму. В течение нескольких дней более сотни из них были расстреляны без открытого судебного разбирательства. Летом 1934 года правительство с напускной обеспокоенностью объявило, что полномочия органов государственной безопасности будут ограничены, у них больше не будет права арестовывать людей направо и налево и отправлять их в ссылку на пять лет без открытого судебного разбирательства. Теперь правительство заявило, что органам НКВД возвращены прежние полномочия, и они стали осуществлять их с величайшим энтузиазмом. Число арестов и ссылок, похоже, составило несколько сотен тысяч за несколько недель.
Я могу засвидетельствовать, что русские были крайне встревожены убийством Кирова. Но подозреваю, их эмоции были вызваны не столько сочувствием к погибшему, сколько беспокойством о себе. Они пережили две революции, и вторая во многих отношениях оказалась хуже первой. Теперь жизнь возвращалась в нормальную колею, и тут произошло громкое убийство. Я уверен, что большинство советских граждан в то время не хотели больше неприятностей с властями и многое бы отдали, чтобы избежать этого убийства и его неизбежных последствий.
Выше я рассказывал, как перед приездом в Россию, во время пребывания в Берлине, меня предупредили об активной роли органов государственной безопасности в советской промышленности. Достаточно скоро я убедился, что следует ожидать встречи с их агентами, куда бы я ни пошел и где бы ни работал, и принимать все, что они делают, как должное, без лишних вопросов. Я знал, что агенты, официальные или тайные, есть на каждом советском предприятии, будь то шахта или фабрика, колхоз или вуз, контора любого рода.
К этому времени, в 1934 году, я в общих чертах знал, как сотрудники государственной безопасности работают в промышленности. Когда описывал организационную структуру треста «Главзолото», я опустил упоминание об одном отделе, который присутствует на каждом советском предприятии, но не отражается в схемах, описывающих строение промышленных организаций. Он так прямо и называется «секретный отдел» и работает полностью независимо от руководителей предприятия. Например, я сам в течение нескольких месяцев исполнял обязанности заместителя директора по производству в нескольких группах советских рудников или региональных трестах и даже входил в руководство треста «Главзолото». Но я никогда не имел ничего общего с этим секретным отделом, и мне никогда не говорили, в чем заключаются его функции.
Однако всем известно, что этот отдел является связующим звеном между органами государственной безопасности и предприятием. Именно этот отдел тщательно проверял весь персонал в тресте, изучал социальное происхождение наших рабочих и служащих, выяснял, кто был священником, купцом или кулаком, и выявлял потенциальных «врагов народа», как называли вредителей.
В Соединенных Штатах разразился скандал, когда комитет сенатора Роберта Ла-Фоллетта обнаружил, что американские работодатели содержали платных шпионов, которые, выдавая себя за рабочих, выясняли мнения сослуживцев по самым разным поводам и составляли отчеты об их поведении и настрое. Коммунистическая газета в Нью-Йорке, которая всегда восхваляет все, что происходит в Советском Союзе, использовала это расследование, чтобы продемонстрировать, до какой степени порочны американские работодатели. Я, конечно, не одобряю американских работодателей, нанимающих шпионов, но не могу понять, как эти коммунистические критики совмещают свое неодобрение такой тактики в Америке с искренним одобрением всего, что происходит в России.
Я могу засвидетельствовать, что единственный «работодатель» в России, государство, нанимает больше доносителей, чем когда-либо могла позволить себе американская промышленность. Как предполагается, на каждой советской шахте, фабрике или в конторе всегда определенное количество рабочих являются агентами службы государственной безопасности, и никогда нельзя быть до конца уверенным ни в одном из сотрудников. Также имеются и многочисленные добровольные помощники, которые сообщают о подозрительных действиях или разговорах. На каждом советском предприятии такая бдительность, что граждане редко высказывают свои