идет.
Но нет, подушки заведующей оказались не нужны. Отдел устойчивого развития коммуны Гнеста гордится тем, что бдит на протяжении всего рабочего дня и, как можно заметить, по его окончании тоже. Тем не менее объяснение про подушки заведующую удовлетворило, и она отправилась восвояси.
На этот раз угроза миновала. Но Хольгер-2 и Номбеко понимали, что с сестричками пора что-то делать – их неудержимо манили новые горизонты.
– Мы ведь уже использовали отвлекающий маневр, – сказал номер второй, имея в виду как работу номера первого на вертолетном поприще, так и увлечение его подружки незаконным вождением грузовика с фальшивыми номерными знаками. – Может, еще разок попробовать?
– Дай-ка подумать, – попросила Номбеко.
• • •
На другой день она отправилась к гончару-американцу для очередной короткой беседы. В то утро ей пришлось выслушать доказательное утверждение о том, что все телефонные разговоры в Швеции записывает и анализирует американская разведслужба и что в ее штаб-квартире в штате Вирджиния этим занимается целый этаж сотрудников.
– Этажи у них там, похоже, немаленькие, – заметила Номбеко.
Пока гончар без складу и ладу развивал эту тему, мысли Номбеко сместились в направлении сестер-китаянок. Чем их занять вместо ресторана? Что еще они умеют?
Ну да, травить собак. Это они умеют, пожалуй, даже чересчур хорошо. Но в Гнесте и окрестностях такой талант вряд ли имеет бизнес-перспективы.
Остаются гуси эпохи Хань. А что? Прямо через дорогу – гончарная мастерская. Может, их свести вместе?
А это идея!
– Встреча завтра в три часа дня, – сообщила Номбеко, покуда гончар продолжал разглагольствовать насчет прослушки.
– Вы о чем? – спросил гончар.
– В три часа, – подтвердила Номбеко.
И строго в назначенное время она постучала в дверь нервного американца. С нею вместе были три южноафриканские китаянки.
– Кто там? – спросил гончар из-за двери.
– МОССАД, – ответила Номбеко.
С юмором у гончара обстояло неважно, но голос он узнал и дверь открыл.
До этого американец с китаянками практически не встречался, поскольку из соображений безопасности предпочитал их изысканным обедам и ужинам свои консервы. Ради облегчения контакта Номбеко сообщила гончару, что девушки принадлежат к одному из этнических меньшинств северовьетнамской провинции Каобанг, где они мирно выращивали опиумный мак, покуда их оттуда не выгнали гадкие янки.
– Я глубоко сожалею и сочувствую вам, – истово произнес гончар, похоже, приняв все за чистую монету.
Номбеко предоставила слово старшей сестре, и та рассказала, что они в свое время искусно производили керамику двухтысячелетней давности, но сейчас у них, во-первых, нет производственных мощностей, а во-вторых, их шеф-дизайнер, мама, осталась в Южной Африке.
– В Южной Африке? – переспросил гончар.
– Во Вьетнаме, – поспешила поправиться старшая.
Если мистер гончар допустит их в свою мастерскую и займется изготовлением предметов эпохи Хань, то девушки готовы его консультировать насчет внешнего вида изделий. К тому же они умеют так обрабатывать керамическую поверхность на последнем производственном этапе, что на выходе получается подлинный ханьский гусь. Ну, полуподлинный.
Что ж, это гончара устраивало. В отличие от отпускной цены. На взгляд гончара, тридцать девять крон было бы в самый раз, а китаянки скорее склонялись к тридцати девяти тысячам. Долларов.
Номбеко вмешиваться не хотелось. Но под конец она все-таки предложила:
– Может, сойдетесь примерно посередине?
Сотрудничество и правда оказалось удачным. Американец быстро усвоил, как должны выглядеть гуси, и к тому же так навострился делать вдобавок к гусям ханьских лошадок, что каждой для вящей аутентичности приходилось отбивать ухо.
Готовых гусей и лошадей девушки закапывали в землю позади гончарной мастерской и поливали куриным пометом и мочой, так что за три недели фигурки успевали состариться на две тысячи лет. Что же касается розничной цены, то решено было разделить товар на две категории. Первая, по тридцать девять крон, предназначалась для продажи на шведских ярмарках, а ко второй, по тридцать девять тысяч долларов, прилагался сертификат подлинности, искусно выполненный старшей из сестер, научившейся этому у мамы, которая, в свою очередь, училась у своего брата, мастера-виртуоза Чэна Тао.
Компромисс устроил всех. Продажи шли превосходно. Уже за первый месяц девушки вместе с гончаром нашли покупателей на девятнадцать статуэток. Восемнадцать разошлись на Чивикской ярмарке, а одна – с аукциона «Буковскис».
Но продавать фигурки через этот солидный стокгольмский аукционный дом было небезопасно: существовал риск угодить за решетку, а этот опыт у Номбеко и китаянок уже имелся. Так что они через Китайскую национальную федерацию в Стокгольме отыскали некоего садовника на пенсии. После тридцати лет в Швеции он собирался вернуться домой в Шэньчжэнь и согласился за десять процентов от цены выступить посредником при продаже артефакта. Ведь даже если старшая сестра не оплошала с сертификатом подлинности, оставался риск, что через год-другой правда выйдет наружу. С другой стороны, до Шэньчжэня длинная рука закона дотянется не скоро. К тому же там проживают одиннадцать миллионов человек – город мечты для любого китайца, имеющего причины опасаться шведской полиции.
Что до Номбеко, то она вела бухгалтерию неофициального предприятия и заседала в его еще менее официальном правлении.
– В общей сложности за первый отчетный месяц мы получили семьсот две кроны от ярмарочных продаж и двести семьдесят три тысячи минус комиссия от аукционных, – сообщила она. – За вычетом шестисот пятидесяти крон транспортных расходов на поездку в Чивик и обратно.
Инвестиции самого гончара за первый месяц принесли ему только пятьдесят две кроны прибыли. Даже он понял, что одно из направлений сбыта явно рентабельнее другого. А впрочем, слишком часто обращаться в «Буковскис» не стоило. Если очередной ханьский гусь всплывет, едва предыдущий ушел с молотка, у аукционного дома могут появиться подозрения, несмотря на отменное качество сертификата подлинности. Значит, раз в год и не чаще. И только если удастся найти очередное убывающее на родину подставное лицо.
На прибыль за первый месяц американец с китаянками приобрели приличный подержанный «фольксваген»-минивэн и подняли ярмарочную цену до девяноста девяти крон: на большее у гончара не хватило духу. Зато он вложил в совместное предприятие свою сайгонскую коллекцию цвета «желтый напалм», так что теперь девушки и гончар зарабатывали от своих трудов в общей сложности десять тысяч крон в месяц и ждали, когда на «Буковскис» снова откроется окно возможностей. Этого им более чем хватало. Жили они скромно.
Глава 13
О счастливом воссоединении семейства и о прозвище, ставшем профессией
До смерти одного из обитателей дома 5 про Фредсгатан еще оставалось некоторое время.
Хольгеру-1 нравилась его работа в АО «Вертолетное такси». Он мастерски отвечал на звонки и варил кофе. Вдобавок время от времени