я убежала из дома в чем была. Бродила по улицам, работала, как ты, шила и сама выбилась в люди. Тогда я решила, что ни один мужчина больше не разрушит мне жизнь.
Она смотрела на мое отражение. Ей было девятнадцать, мне двадцать четыре, она была невинна, я замужем. Она приехала из деревни. Я повидала мир. Однако по ее взгляду было ясно, что она начинает понимать: несмотря на разницу, мы просто две молодые женщины.
– Встань, пожалуйста.
Я протянула руку. Она неохотно встала перед зеркалом.
– Посмотри, ты высокая, стройная, ноги вообще загляденье – ты словно газель.
– Слишком тощая, – улыбнулась она.
Я тоже тщательно ее рассматривала, как никогда прежде.
– Чушь. Твоей фигуре можно только позавидовать.
У нее были изящные скулы и нос. Кого-то она мне напоминала, но я никак не могла вспомнить.
– Бабушка была индианкой.
– А, вот откуда локоны.
Она зачесывала волосы наверх или повязывала шарф, но я видела, как она расчесывала длинные завитки.
– Ты красавица, только прячешь красоту. Но с сегодняшнего дня все изменится.
– Что вы хотите сказать, сеньора? – быстро спросила она.
– Пойдем.
Я взяла ее за руку и повела в свою ванную.
Ванна на латунных ножках среди голубой и белой португальской плитки благодаря усилиям Грасы блестела. Я открыла краны. Граса стояла у двери, сжимая перед собой руки. Я зачерпнула пригоршню соли для ванн из чаши и бросила в воду.
– Сеньора Роза, – запротестовала она, врываясь в комнату. – Дайте я сама все сделаю.
Я подняла руку, и она остановилась.
– Нет, – сказала я. – Сегодня я тебе прислуживаю. Это не обсуждается.
Граса чувствовала себя не в своей тарелке, и я придумала, чем ее занять.
– Вот что, принеси мне стакан горячего молока с ложкой меда.
– Конечно, сеньора Роза, – пробормотала она и исчезла из комнаты. Когда она вернулась со стаканом молока с медом на серебряном подносе с кружевной салфеткой, ванна была полна.
– Спасибо, – сказала я и вылила содержимое стакана в воду.
– Сеньора! – возмущенно воскликнула она.
– Молоко не выброшено, не волнуйся, оно только на пользу.
Я закрыла краны.
Я сидела на краешке ванны, а она отодвинулась к порогу.
– Граса, пока не полюбишь себя, счастливой не станешь. Себя нужно нежно любить. Помогает, если хорошо выглядишь, если за тобой ухаживает сто́ящий мужчина. Но начинать нужно с этого.
Я подняла руку к лицу, скользнула до подбородка и задержала на груди, прямо над сердцем.
– Тайное оружие любой женщины – ее кожа и запах. Они должны быть мягкими, едва уловимыми и нежными. Клеопатра каждый день купалась в козьем молоке. Ты, может, думаешь, что это лишнее, – заметила я, показывая на ванну, – но этому трюку научила меня бабушка Берта. Она жила в горах. Ее кожа видела и суровые зимы, и жаркое лето, но даже в старости она сияла, как полированный камень, упругая и мягкая. Стакан молока и ложка меда, если их правильно употребить, удерживают женскую молодость и красоту.
Я взяла ее за руку и потянула в комнату.
– Граса, так надо. Пора тебе насладиться ванной.
Она немного поколебалась и шагнула вперед.
– Это для меня, сеньора Роза?
– Да. Полезай и не выходи, не двигайся, не намыливайся, пока я не вернусь. Просто лежи и мечтай. Пожалуйста.
С этими словами я вытерла руки, достала большую пушистую банную простыню из стопки и вручила Грасе. Потом закрыла за собой дверь и прислушалась. Сначала было тихо, потом послышался тихий всплеск. Я улыбнулась и ушла.
Я понятия не имела, что она делала или о чем думала в те первые двадцать минут наслаждения. Но когда я постучалась и вошла со стаканом лимонада для нее и поставила его на подвешенную поперек ванны полку (с моими воскресными коктейлями), она едва пошевелилась. Белки глаз были молочно-белые, и тут я поняла, кого она мне напоминала: Нефертити, египетскую царицу. Заметив меня, она пошевелилась и одарила ослепительной улыбкой, которой я раньше не видела.
Люди считают, что, если ты выросла в нищете, ты к ней привыкаешь. Я по своему опыту знала, что, какой бы привычной ни была нищета, она всегда будет невыносимой, а вот комфорт кажется естественным и приятным.
И лишена она этого комфорта только по воле случая.
– Можно сесть? – спросила я.
– Конечно, – сонно кивнула она.
Я села на край. Она лежала в воде, уперев ноги в торец ванны.
Золотистый пушок высветленных волос мерцал, подсыхая, на шоколадной коже. Она была так же довольна, как богатые женщины, отдыхавшие после процедур в салонах красоты, хотя совершенно очевидно, что ей в них бывать не приходилось. Я протянула руку к полке и достала бритву Шарля из принесенной с пляжа створчатой раковины, похожей на львиную лапу. Она как раз подходила по размеру для бритвы, и края ее даже отводили воду.
– Выйдешь из ванной будто заново рожденной, Граса, – заметила я, когда она открыла глаза. – Последний штрих. У новорожденных очень гладкая кожа. Возьми бритву, но будь осторожна, она острая.
Я вручила ей бритву Шарля. Мне хотелось, чтобы она вышла из ванны, как Афродита из моря. Вместе мы стирали прошлое.
Глава 13. Снотворное
С возрастом уставать начинаешь раньше и поздние вечеринки переносить все труднее. Прошли те дни, когда я могла веселиться всю ночь напролет, не спать до рассвета и идти плавать на море, глядя, как оранжевое солнце медленно поднимается из атлантической дремы, а потом пить свежий сок и отправляться в офис в старый разрушающийся центр Рио. Там у меня был шезлонг, покрытый янтарно-желтым шелком, где можно было вздремнуть между телефонными звонками, встречами и моделированием одежды.
В те дни снотворного мне не требовалось. Видишь, ma chère, это единственный пузырек без этикетки. Неприметный белый пластиковый флакон. Я всегда срываю с них этикетки, не хочу способствовать злоупотреблению. Я давно не пью снотворное.
Барбитураты, если их пить нечасто и понемногу, помогают, но при неправильном приеме они опасны, так как может появиться зависимость. Я стала их принимать после разговора с Грасой, который лишил меня сна.
Однажды утром, сварив мне кофе, она выпалила:
– Что с сеньором Шарлем?
– Ничего, – ответила я, едва обратив внимание на вопрос.
Но когда она занялась своими делами, я не смогла выбросить ее вопрос из головы, и меня охватило беспокойство. Допив кофе, я вернулась наверх в нашу спальню и встала в дверях.
Шарль еще спал, и я тихонько прошла в комнату, чтобы его не разбудить. И не столько осознанно, сколько интуитивно сняла с него простыню. Я изучала