скажу. Обычно мне удается его уговорить или убежать, но в прошлую пятницу он пил в баре и пришел вусмерть пьяный.
Она посмотрела на обшарпанные ногти и прикрыла правую руку левой.
– Он пришел злой, такой злой, и, как только вошел, схватил меня за горло. От него пахло кашаса[28]. Я с ним боролась. Изо всех сил. И вырвалась. Но дома теперь ужасно. Я не могу рассказать Габриэле, что происходит. А он не приходит, потому что я его сильно исцарапала. Скоро она забеспокоится и начнет задавать вопросы.
Она вытянула пальцы, будто для того, чтобы я полюбовалась ее длинными красивыми ногтями, с которых сошел красный лак, оставляя белые полоски у кончиков пальцев. Я представила, как облупился лак, когда она вонзила ногти в негодяя.
Я взяла ее руку и поцеловала в знак одобрения пальчики.
– Где он работает?
Шарль прислонился к раковине. Его голос звучал невозмутимо, но от того, как побелели костяшки, где он схватился за край, его гнев не утих.
– Он работает на «Малуф Экспорт» где-то в центре, – ответила Граса.
– Скоро не будет. Идем туда.
Вид у Шарля был решительный и сердитый.
– Нельзя, – сказала Граса, испуганно глядя то на меня, то на Шарля. – Габриэла узнает.
– Ты с ума сошла?
Слова слетели у меня с языка прежде, чем я замолчала. Я сделала глубокий вдох и помолчала. Нельзя же злость к нему направить на нее.
– Извини, я хотела сказать, подумай. Ты хочешь, чтобы и с ней случилось то же самое? Как ты думаешь, что он сделает, когда они поженятся?
– Но, сеньора, он ее любит.
– И, я не сомневаюсь, говорит, что и тебя тоже любит.
Она кивнула.
– Говорит, что я свожу его с ума. Прямо не знаю, что и делать.
От горя и отчаяния она перешла на шепот. В это мгновение я поняла, что нужно сделать, и вскочила.
– Я сейчас оденусь.
– Сеньора Роза, – замялась она, обдирая ногти. – Ну зачем вам вмешиваться?
– Почему бы и нет?
– Вы не совсем понимаете. Это мое дело. Все так ужасно.
– Граса, – ответила я, снова беря ее за руки и заставляя посмотреть мне в глаза, – кто-кто, а я знаю об этом больше, чем тебе кажется.
Она посмотрела на меня, и ее лицо в синяках отразило твердость, с которой она боролась против насильника.
– Я давным-давно поклялась, что не позволю мужчинам творить такое безнаказанно, – продолжила я. – Особенно если могу помочь.
Она не сдвинулась с места, но покачала головой.
– Я испорчу себе репутацию. Лучше ничего не делать.
Я взглянула на нее, потом мягко спросила:
– Ты знаешь кого-нибудь с его работы?
– Нет.
– Тогда это не имеет значения. Важно его остановить.
Она умоляюще сложила руки. И прикрыла опухшие глаза.
– Выходим через десять минут.
Она побледнела.
– Сеньора Роза, не могу же я выйти в город в таком виде.
– Ничего страшного, у нас с тобой один размер. Одежду я тебе одолжу.
– Нет-нет, я вот о чем.
Она вытянула пальцы, показывая ободранные ногти.
– Не могу же я пойти вот так.
И тут меня осенило. Любая женщина, любая, хочет выглядеть на все сто.
Со временем я это осознала полностью, но я пришла в мир моды через природные способности шить, создавать новые фасоны. И – стыдно признаться – воспринимала красоту как нечто само собой разумеющееся.
Я, по глупости, считала, что все могут выглядеть как я, если захотят. Тогда я не понимала, что люди вынуждены одеваться по обстоятельствам, по материальному положению. Граса прилагала усилия, доступные ей, чтобы лучше выглядеть, и ни за что не вышла бы в город с ободранными ногтями. Она научила меня большему, чем я ее.
– Ой, погоди минуточку.
Тогда у меня было только два вида лака – ослепительно-красный и телесно-розоватый. Я взяла оба, бежевое льняное платье и жакет, которые, по-моему, очень подходили под цвет ее кожи. Она рассмотрела пузырьки и наконец решила:
– Розовый.
Когда она переоделась, мы сели за стол, и я сняла старый лак и накрасила ей ногти элегантным розовым.
Шарль с яростным выражением лица шагал по кухне, потом скрылся наверху.
От ритуала красоты Граса, казалось, успокоилась. Она ждала, когда ногти высохнут, и ее распухшее лицо в синяках выглядело странно умиротворенным. Для нее выбрать лак для ногтей было столь же важно, как для других – туфли. Теперь она была готова выйти в свет. Без маникюра она чувствовала себя раздетой, а с ним, даже избитая, она обрела уверенность в себе.
На следующий день я положила начало коллекции лака для ногтей.
Глава 12. Бритва
Ну вот, ma chère, теперь мы подошли к вопросу о волосах на теле, быть им или не быть? Это немного похоже на лак для ногтей. В Оберфальце мягкий пушок, покрывавший мои юные руки и ноги, никогда меня не беспокоил. В Санкт-Галлене я обнажалась пару раз в воскресные поездки к озеру, но там у всех женщин на теле были волосы. В Париже в красивой одежде я никогда не ходила с голыми ногами.
Шарль тоже не жаловался. Он зарывался носом мне в подмышку, обнюхивая, как собака, и говорил, что волоски удерживают парфюм и что аромат, который он создал для Диора, уступает только моему естественному запаху. А по сравнению с его кожей моя гладкая, как у розового бразильского дельфина.
Хоть мы и редко оголяли конечности, кроме невыносимо жарких дней, и выцветшие на солнце волоски не сильно выделялись на фоне загара, в Бразилии их считали дурным тоном. Были бы деньги, а для избавления от волосков существовало много способов, и самый дешевый и в то же время ненадежный – перекись водорода. Ногти и губы всегда красили, а кожу подставляли солнечным лучам.
Никто никогда и словом не обмолвился на вечеринках у бассейна, когда я поднимала руку за бокалом шампанского, прибывшего из самой Франции, никто не отпускал замечаний, оглядывая мои ноги, пока я играла в волейбол на пляже. Но постепенно я стала присматриваться, как ухаживали за кожей местные женщины, и, согласно их эстетическим вкусам, я вела себя неправильно – уподобляясь мачо. И само слово «депиляция» мелькало на каждом шагу: в витринах магазинов, на вывесках и плакатах, в рекламе жизненно важной услуги – удаления волос.
Сначала мне пришло в голову самой избавиться от нежелательных волос. Я взяла бритву Шарля и попыталась побрить ноги и подмышки. Это была резня, достойная Нормана Бейтса.
Так вот, вопрос «быть или не быть» уже плавно