Защитные механизмы стремительно спешат на выручку, когда поведение хозяина определяется не личными установками и мотивами, а когда оно вынуждено, навязано силой, продиктовано, и выхода у человека нет. На ликвидацию внутреннего конфликта, неизбежного и естественного в подобных случаях, выступает, снимая душевную неустроенность и боль, могучий приспособительный аппарат, и «множество вынужденных действий человек совершает добровольно» (Лец). Выворачиваются, искажаются, перелицовываются мнения и мотивы, отношения и ценности, наскоро воздвигаются — подпоркой и оправданием — сложнейшие интеллектуальные системы, и вот уже человек даже душевно вполне приспособлен к новому виду существования. А как разобрать, замечает тот же Лец, кто плывет по течению добровольно? Сделав вынужденное заявление, совершая безвыходные поступки, вступая в навязанные силой действия, человек поспешно (кто быстрее, кто не сразу) начинает верить в них, проникаться, убеждаться, склоняться. Возникают аргументы, крепнут доводы, гнет несамостоятельности ослабевает и исчезает. А если уж никак недостижима вера в абсолютную справедливость и праведность заявлений и поступков, то механизмы защиты строят аргументы о полной необходимости, безвыходности, а потому относительной, чисто конкретной, но все же правомерности совершаемого для времени и ситуации. Охрана покоя души нашей неусыпна, изощренна и старательна.
Неисповедимы поэтому ходы всепроникающей охраны равновесия, сдающей все рубежи во имя покоя. Не могу не позаимствовать у психологов одну историю, увиденную ими профессиональными глазами. Над николаевской Россией середины тридцатых голов девятнадцатого века висела густая пелена страха, подавленности, молчания. Старательного, обдуманного, выношенного, как бы уже добровольного молчания. Тишина и молчание казались самыми надежными, они не просто баюкали и несли, но даже оставляли надежду на перемены — та же кривая, что на авось вывозит, могла куда-нибудь и привести. Сама по себе, просто от течения времени. Обстоятельства всегда ведь клонятся к лучшему, если вдруг не меняются на худшие. Тише, господа, тише!
О позиции и поведении в этой обстановке Чаадаева исчерпывающе написал Хомяков: «В сгущавшемся сумраке того времени он не давал потухать лампаде и играл в ту игру, которая известна под названием «жив курилка». Есть эпохи, в которых такая игра есть уже большая заслуга».
Игру ценили сполна: Чаадаева слушали, приглашали, восторгались. Это было щекочуще, но безопасно.
И вдруг — его «Философическое письмо»в журнале «Телескоп». Скандал, шум, страхи, репрессии, объявление его сумасшедшим — известная, изученная история. Исследователям защитных механизмов оказалась в ней существенна чуть иная сторона.
Ибо главное для темы защит начинается лишь теперь. Значительная часть общественности осудила Чаадаева! Искренне, чистосердечно, от души. Это работал целый клубок психологических защит, и показательна их слитная переплетенность.
Живой и веский упрек застойному испуганному молчанию, статья рождала чувство вины; неприемлемое, нежелательное, оно превращалось заботливой защитой в осуждение автора и неприязнь к нему. В те же осуждение и неприязнь мигом перевоплощались вновь пробужденные тревога и страх — как-то поступят и без того недовольные власти? Эти вывернутые наизнанку реакции тут же обретали логичное (защиты легко передают друг другу эстафеты) объяснение: статья была малопатриотична. Оттого — и только! — общественность охватило благородное негодование. Патриотизма не было в статье Чаадаева, вскрывшего язвы своего отечества рукой, позорно не трепетавшей от любви к нему. И потому статья, к возмущению «патриотов», была «наполнена ложными и оскорбительными понятиями как насчет прошедшего, так насчет настоящего и будущего существования государства». (Слова, приведенные в кавычках, сполна выражали мнение и объясняли опечаленность «патриотов»; заставляет лишь задуматься, что сказал эти слова Уваров — реакционный министр просвещения.)
Так совершается изощренное отождествление с силой, искреннее усвоение ее ценностей и норм, разделение воззрений, соитие — чтобы не было внутренней напряженности: страха, вины, стыда, предчувствий, опасений, тревоги.
В многовековой истории человечества легко отыскать примеры и иллюстрации для всех видов и приемов психологических защит. Один из них — вымещение — ясен по самому названию своему и широко известен по мелким будничным проявлениям. Ибо вымещение накопившегося недовольства, усталости, горечи, разочарования, обиды, боли, страха на ком-либо, не повинном в них, но повинном в том, что доступен для вымещения, — это проявление защиты, разряжающей гнетущее накопление чувств. Покорность кому-то, униженность перед ним непременно выместятся, отольются в подавление и оскорбление другого. Оттого-то холуй и хам — в сущности, два облика одного и того же лица; униженный раб не может не стать угнетателем кого-то другого; унижаемый по собственному согласию завтра отыграется на ком-то, выместит свое унижение. Или вечером, отождествившись с героем передачи, сполна выместит свои эмоции в поворотах сюжета.
Так же четко работает самый простой, по мнению психологов, механизм защиты — прямое подавление, вытеснение всего, что связано с тревогой, неприятностями, болью души и укоризной совести. Мы вдруг совершенно искренне и непроизвольно забываем о предстоящем неприятном деле, ничего не помним о поражениях, провалах, ошибках, стыдных уступках, слабостях и низких помыслах — это защита заботливо спрятала их, вытеснила на самое дно сундука памяти.
С тех пор как тридцать лет назад был открыт так называемый «быстрый сон» — та фаза сна, когда человек видит сновидения, — с ним было связано множество экспериментов. О восстановительном и охранительном значении сна давным-давно уже известно человечеству; чего стоит хотя бы древняя пословица «С горем переспать — горя не видать», но наука разбирается в любом явлении иначе, чем фольклор. Так вот, одна из экспериментальных находок явно и очевидно относилась к психологической защите.
Двум группам испытуемых показали вечером фильм, вызвавший в них (равно в обоих группах) тревожное, малоприятное возбуждение, после чего одной группе дали спать нормально, а другую лишали быстрого сна — будили именно при его наступлении. Объективные признаки стадии быстрого сна исследователям известны: биотоки мозга делаются на это время точно такими же, что и в активном бодрствовании, — резко усиливается кровоснабжение мозга, двигаются под закрытыми веками глазные яблоки; есть и другие признаки, легко фиксируемые приборами. И уже утром вторая группа явно отличалась от первой своим более высоким уровнем тревожной взволнованности, а после вторичного просмотра того же фильма разница только усугубилась. Вот когда, оказывается, человеку удается «заспать» волнующие его переживания, обретая взамен тревожного возбуждения чуть ли не безучастный тусклый интерес.
Неисповедимы пути обретения благостного покоя, за который неустанно борются в подсознании партизанские механизмы защит.
Это они, как к радостной находке, обращают человека вспять — к старым шаблонам поведения, давним знакомым, привычным делам и связям, если новое не заладилось или обещает провал. Это они властно побуждают к возмещению реального или выдуманного недостатка головокружительным успехом в каких-либо других областях, как можно ближе к той, где слаб. Так, согласно легенде, божественно красноречивый Демосфен развил свой талант в борьбе с природным косноязычием; а два знаменитых древних полководца, известные молниеносным передвижением своих войск, оба были безногими; отсюда же вошедшее в поговорку пресловутое честолюбие низкорослых мужчин и будто бы всегдашняя тяга физически хилых к интеллектуальным успехам. В этих одиозных «комплексах неполноценности» есть, очевидно, много надуманного, спекулятивно литературного, но, несомненно, и крупное рациональное зерно.
Это, защищая владельца, энтузиазм, спасаясь от разочарования, склоняет к настойчивому стремлению убедить других даже путем насилия. Американские психологи наблюдали одну небольшую секту веривших в конец света и точно знавших эту дату. Пока они были полны уверенности и энтузиазма, они хранили гордое молчание, кастовую замкнутость и никого не старались убедить. Первая дата обманула их и была какими-то ухищрениями руководителей перенесена. Обманули и вторая, и третья. Секта не распалась! Но ее адепты кинулись яростно обращать в свою веру других, чуть ли не силой вынуждая их поверить и присоединиться. Это пошатнувшаяся внутренняя вера побуждает жажду обратить других, чтобы в них уже черпать себе поддержку.
Один из распространенных видов защиты — фантазия. Мысленное, в мечтах, разрешение душевного конфликта: наказание обидчика, кара виновным, совершение деяний, покрытие постыдного поступка целой цепью героических, воздвижение воздушной триумфальной арки над вчерашним действительным поражением, вымещение, отработка отрицательных эмоций и прерванных действий, недозволенных поступков, отмененных обстоятельствами планов — все это может совершаться в мире мысленных образов, принося успокоение, утоление, радость.