Дон Луис хотел уже высказать все, что думает об этом весьма влиятельном и богатом Пинсоне, но взгляд Колумба предостерег его и напомнил, что ему следует забыть о своем высоком звании, памятуя лишь о скромной роли Педро де Муньоса.
— Это звучит обнадеживающе и, возможно, приблизит наше отплытие в Катай, — проговорил мореплаватель. — Насколько я понял, вы с вашим добрым знакомым Мартином Алонсо разговаривали по дороге от Могера к Палосу, не так ли?
— Да, сеньор, он-то и сказал мне, где найти адмирала, причем назвал вас полным титулом, дарованным вам королевой, и в этом я вижу явный признак дружеского расположения, потому что все остальные, к кому я здесь обращался, награждали вас совсем иными титулами.
— Мне не нужны люди, которые не склонны признавать мою власть или не доверяют моим познаниям, — сурово проговорил мореплаватель, словно предупреждая юношу, что тот еще может отказаться от своего намерения, пока не поздно.
— Клянусь святым Педро, моим покровителем, — со смехом воскликнул Луис, — в Палосе и в Могере я слышал совсем другое! Там говорят, будто ни один человек с морским загаром не решается высунуть нос на улицу, боясь, что его тотчас схватят и отправят в Катай по неведомому пути, которого никто еще не проходил, разве только во сне! Несмотря на это, один смелый человек по доброй воле готов последовать за вами хоть на край света, сеньор Колумб, если земля окажется плоской, или обойти вокруг нее, если она действительно круглая. Этот человек — Педро де Муньос, и он пойдет за вами не ради презренного золота или прочих благ, которые так дороги людям, а из одной любви к приключениям, облагороженной любовью к самой прекрасной и чистой девушке Кастилии!
Настоятель Хуан Перес с изумлением уставился на юношу, пораженный его смелой речью и вольным обращением; обычно Колумб внушал людям такое почтение, что в его присутствии мало кто осмеливался на подобное легкомыслие даже тогда, когда генуэзец еще не получил звания адмирала и вице-короля. Откуда же было бедному монаху знать, что перед ним в обличий Педро де Муньоса стоял человек гораздо более высокого круга, хотя и не занимавший никакой официальной должности! Поэтому старик не удержался, чтобы еще раз не уколоть дерзкого юнца, который так непринужденно говорил со столь уважаемым человеком.
— Мне кажется, сеньор Педро де Муньос, — начал он, — если это действительно ваше имя, хотя ведете себя вы, как какой-нибудь герцог, маркиз или граф, — мне кажется, вы обращаетесь с его милостью адмиралом так же непочтительно, как с нашим земляком, достойным Мартином Алонсо. Подчиненный должен быть скромнее и не отпускать всяких шуточек о своем начальнике, да еще в таких вольных выражениях!
— Приношу вам свои извинения, святой отец, а также адмиралу, хотя, надеюсь, он поймет меня, даже если я его чем-нибудь и задел! Я только хотел сказать, что знаю вашего земляка Мартина Алонсо как старого товарища по плаванию, что сегодня мы с ним проехали вместе несколько лиг note 40 и что под конец разговора он выразил готовность подтолкнуть своим могучим плечом телегу экспедиции, застрявшую если не в топкой трясине, то, во всяком случае, в прибрежном песке, для чего он и явится сюда, в достойный монастырь Ла Рабида. А что касается меня, то я могу лишь добавить, что готов следовать за досточтимым сеньором Колумбом куда угодно!
— Прекрасно, добрый мой Педро, прекрасно! — оживился адмирал. — Я вполне верю вашей искренности и благородным побуждениям, — пусть это вас утешает, пока другие не убедятся в том же. Но больше всего меня радует весть о решении Мартина Алонсо: он ведь действительно может оказать нам добрую услугу, святой отец, хотя за последнее время его рвение и начало как будто ослабевать.
— Конечно, может, и он это сделает, если только захочет по-настоящему, — отозвался францисканец. — Мартин — самый прославленный кормчий на всем нашем побережье! Правда, я только со слов этого юноши узнал, что он бывал на Кипре, но мне известно, что он доходил на севере до Франции, а на юге — до Канарских островов. Скажите, сеньор адмирал, а до Катая много дольше, чем до Кипра?
Колумб улыбнулся и покачал головой, словно желая подготовить своего друга к горькому разочарованию.
— Хотя Кипр и лежит неподалеку от святой земли, захваченной неверными, Катай находится гораздо дальше, — ответил мореплаватель. — Я не льщу себя надеждой и не стану обманывать тех, кто за мной последует, будто мы быстро доплывем до берегов Индии, ибо до них, должно быть, не менее восьмисот, а то и тысячи лиг note 41 .
— Какое страшное и утомительное путешествие! — в ужасе воскликнул францисканец, в то время как Луис стоял с беспечной улыбкой: ему было безразлично, тысяча лиг или десять тысяч, лишь бы плавание было полно приключений и привело его в объятия Мерседес. — Да, да, путь страшный и утомительный! — продолжал монах. — Но все же я верю, сеньор адмирал, что вам суждено его открыть и проложить дорогу тем, кто последует за вами!
— Будем надеяться, — ответил Колумб. — А вот и доказательство, что наши надежды не напрасны! — добавил он. — Я вижу, сеньор Мартин Алонсо пожаловал к нам, и в немалой спешке!
Мартин Алонсо Пинсон, чье имя уже знакомо читателю, был одним из тех, кто оказал генуэзцу немалую помощь в осуществлении его грандиозного замысла. Он вошел в келью взволнованный и озабоченный, как это сразу подметил зоркий глаз Колумба. Бедный настоятель Хуан Перес окончательно перестал что-либо понимать, когда его прославленный земляк сначала приветствовал какого-то Педро и лишь затем адмирала и его самого. Но францисканец так и не успел выразить свое негодование по поводу столь явного нарушения приличий, потому что Мартин Алонсо заговорил первым, да так горячо, что монах сразу понял — гость явился сюда не с дружеским визитом, а по важному делу.
— Я вне себя, сеньор адмирал! — начал Мартин Алонсо. — Упрямство моряков Палоса, не желающих выполнять приказ королевы, ни на что не похоже! Я сам житель этого города и один из тех, кто всегда со вниманием прислушивался к вашим словам о западном пути в Азию, хотя и не во всем с вами соглашался. До сих пор я не знал, как далеко зашло преступное неповиновение моих сограждан, пока не встретился в дороге со своим старым знакомым, доном Педро, то есть, я хотел сказать, сеньором Педро де Муньосом, здесь присутствующим. Он хоть и приехал издалека, однако сразу разглядел все козни смутьянов, которые затевались у меня под носом. Но, сеньор адмирал, вы-то должны знать, из какого теста слеплены люди! Говорят, они разумные существа, а вместе с тем лишь один из ста дает себе труд над чем-либо поразмыслить. Поэтому можно будет легко склонить многих на вашу сторону, да так, что сами они ничего не заметят.