class="p1">– Ерунда все это. Глянь-ка, рядом с тобой сидит человек из Тбилиси, вот у них точно не осталось дороги, лавиной смело Военно-грузинскую! И теперь они все едут через нас.
Мы, три пассажира, взглянули на четвертого, моего соседа, крупного щекастого грузина с гривой великолепных черных волос, выпуклым лбом, блестящим взглядом и пухлыми губами. Он отнесся ко мне с симпатией, протянул руку и представился: Миша. Я пожал его большую ладонь, назвал свое имя, и мы стали болтать, как будто знакомы сто лет, и проехали мою улицу. Таксист пришел в ярость, но, закурив, успокоился, опять развернул тачку и притормозил возле наших зеленых ворот. Я выскочил из машины, побежал домой и в поисках паспорта заметался по комнате. Мать спросила, куда это я намылился. Во Владикавказ, ответил я, знаешь, с нами едет грузин из Тбилиси! Я таких давно не встречал, хочу подарить ему что-нибудь на память! Сынок, с тобой все в порядке? Вот, мам, не надо сейчас, Миша образованнейший человек, Кафку читал в подлиннике, учился за границей, сейчас едет в Киев к своим кумовьям. А Гамсахурдия был писатель, вздохнула мама, и посмотри, что он натворил, лучше захвати с собой пистолет, мало ли. Нет, ма, таких людей, как Миша, надо беречь, они делают мир добрей и гуманней! Ура! Нашел паспорт, удивительное дело, лежал на столе перед носом, а я весь шкаф перерыл, ты прибери за мной, ладно? Я обнял мать и поцеловал ее в морщинистую щеку. Потом вытащил из-под стола вино и осторожно, чтоб не разбить бутыль, кряхтя и спотыкаясь, поперся к такси.
Мы выехали из Цхинвала и помчались через грузинские села… На вражеской территории даже во время перемирия я впадал в предынфарктное состояние, потому что машину могли в любой момент остановить местные боевики и расстрелять. Я прикинул, кого они поставят к стенке в первую очередь: таксиста вряд ли, потому что он со всеми знаком и выпутается; бабульку рядом с ним тоже не тронут, до того она старая; Миша для них свой, его вином напоят, может, шашлычком угостят; красавицу, сидящую по правую руку от Миши, наверное, изнасилуют, если, конечно, черногривый не вступится за нее. Я уже заметил, как он оказывал прекрасной леди знаки внимания: хорошо вам сидится, удобно ли? А вот меня сразу же в расход пустят, потому что мне тридцать пять, боеспособен и воевал против них.
Странно, бормотал таксист, встречных нет, может, лавина сошла? И в самом деле, по обычно оживленной трассе сейчас никто не ехал, пуста была дорога. В конце декабря у нас в низине погода была совсем как весной: почки на деревьях набухли и мой любимый абрикос грозился зацвести, но именно в такую теплынь в горах и случаются катастрофы.
У выезда из Кехви перед шлагбаумом нас тормознули грузинские милиционеры, я опустил голову и притворился спящим, хотя от ужаса весь взмок и скользкой потной ладонью выжимал из дверной ручки жидкость. Таксист перекинулся с ними парой слов, послышался смех, и мы тронулись. Я открыл глаза, оглянулся назад убедиться, что в нас не стреляют, дурацкую эту привычку я приобрел за долгие годы войны. Миша хлопнул меня по плечу и спросил, как мне спалось. Я ответил, что супер, и мы заговорили о мире. Мне было приятно, что мой собеседник-интеллектуал оказался лютым противником войны. Он сказал, что осетины и грузины веками жили вместе по-доброму, бок о бок сражались с врагами, и, мол, сейчас мы не имеем права убивать друг друга. Он еще много говорил о наших братских народах, смешанных счастливых браках, упомянув царицу Тамару и ее супруга, осетинского царя Давида Сослана, общих традициях и т.д. Я был в восторге от тбилисца, жаль, не нашел для него подарка, ну ничего, вот доедем до Мыкалгабырты[5], и попрошу таксиста остановиться, чтоб пропустить с гостем стаканчик-другой божественного эликсира.
За дружеской беседой не так нудно ехать по заваленному снегом перевалу. И чем выше мы поднимались, тем толще становились сугробы по обочинам. Весна осталась далеко внизу. Большой желтый бульдозер расчищал завал, и таксист, воспользовавшись паузой, с помощью домкрата надел на колеса цепи, и дальше мы без виляния и заносов катили вверх, легко обгоняя груженные мандаринами фуры. Мы въехали в Рокский тоннель – зимой здесь во время многочасовых пробок водители, боясь замерзнуть, не выключали зажигания, и от выхлопных газов уйма народа погрузилась в вечный сон. Но сейчас в тоннеле никого не было, и капитан наш, недоумевая, гнал машину к свету в конце. Мы вынырнули из черной дыры, проехали еще пару километров. Черт, лавина, крикнул извозчик, остановился и выскочил наружу. Я уже увидел через переднее стекло большой белый холм на дороге и темные силуэты суетящихся под ним человечков. Машин тут собралось много. Водитель наверняка знал о сходе лавины, но, вероятно, надеялся, что ко времени нашего приезда завал расчистят.
Миша вовсю ухаживал за красавицей, не хотелось ему мешать, пусть у него получится. Я открыл дверцу, вылез из автомобиля. Солнце в декабре садится рано, я уже не щурился от его лучей. Заметив знакомого, я подошел к нему, и мы разговорились. Он жаловался, что торчит здесь уже два часа и замерз, погрелся бы в машине, да водила экономит горючее и выключил зажигание, скотина. Правда, послали за бульдозером, но он расчищает дорогу у черта на куличках, пока приползет сюда, пройдет еще три часа, а тут работы на целую ночь, и то если не сломается.
От лавины веяло смертным холодом, мне стало зябко, я хотел пойти в машину посидеть в тепле, но, увидев приближающегося Мишу, остановился.
– Ну как, поедем сегодня? – спросил он.
– Боюсь, что нет, – сказал я. – Наверное, заночуем в машине; можно, конечно, перейти на другую сторону и поменяться местами с пассажирами, едущими в Цхинвал…
– Таме, дружище, давай попробуем выбраться, мне еще надо в Киев попасть.
Миша побежал обратно за вещами в машину, я не стал его ждать и решил для начала разведать обстановку. Натянув на уши вязаную шапку, я стал карабкаться на снежный холм. Новые кожаные кроссовки предательски скользили, нога вдруг уходила в замерзшие комья грязного снега, тогда я хватался за ветки вырванных стихией кустов и вытаскивал ушибленную нижнюю конечность. Мне очень хотелось поехать с Мишей дальше, но я понял, что с бутылью перемахнуть через такую преграду не смогу физически.
На вершине я встретился с людьми с той стороны и узнал от них, что у Чертова моста сошла большая