Читать интересную книгу Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 3 - Макар Троичанин

- 5 –

У конторы стройуправления, приютившейся в Г-образном бараке за рынком на берегу речушки с низкими берегами, заросшими тальником, камышом, ивой, вётлами и ещё бог знает чем, Владимир посигналил несколько раз, выключил мотор и стал ждать, не выходя из кабины.

Скоро появился высокий сутулый мужчина с широкими прямыми плечами и длинными руками, неуклюже болтающимися вдоль туловища как у обезьян. Одет он был в брезентовую куртку и тёмные брюки, заправленные в грязные хромовые сапоги. По-хозяйски открыл дверцу студебеккера, рывком забрался в кабину, протянул руку и так сжал Владимирову, что тот от неожиданоости чуть не охнул.

- Коваль Иван Дмитриевич, по-простому – Митрич, а ты?

- Володя, - по-молодёжному назвался Владимир.

- Сегодня вместе будем, согласен? – на Владимира доброжелательно глядели серые, чуть навыкате, глаза, а широкий рот слегка растянула приветливая улыбка. Тёмное от загара лицо строителя пересекали многочисленные крупные светлые морщинки, и такого же цвета шрам безобразил выступающий вперёд твёрдый волевой подбородок.

- Если удастся пообедать где-нибудь, то – не против, - согласился Владимир, которому пассажир понравился.

- Обязательно пообедаем, - Митрич аккуратно, без стука, закрыл дверцу. – Едем на участок. Знаешь, где автозавод начали строить?

- Кто ж не знает? Но быть – не бывал.

- Теперь побываешь. Поехали. Там и пообедаем в хорошей ИТР-овской столовой. Признаться, я тоже не прочь подзаправиться. Воевал? – начал он обычное для послевоенных месяцев знакомство.

- В Берлине закончил, - не соврал Владимир.

- А мне вот в Берлине побывать не удалось. За месяц до штурма при переправе через Одер вблизи городка Шведта схватил самую что ни на есть мирную хворь – двустороннее воспаление лёгких. В то туманное утро пехота и боги войны уже пошли на тот, последний перед штурмом, берег, а я со своими сапёрами, работягами войны, всё ещё бултыхался в холодной воде, укрепляя сваи хлипкого моста, сделанного за ночь, по которому вот-вот должны были рвануть танки и самоходки. Не до насморка было. Если бы переправа не выдержала, можно было бы смело топиться: всё равно свои бы кокнули за срыв наступления. Мост устоял, а я свалился с температурой за 40, словно не кровь во мне, а «Московская». Две недели жил в бреду и во сне, едва выкарабкался скелетом с того света, падающим от лёгкого весеннего победного ветерка, а тут и войне капут. Обидно, что так позорно кончил, не оставил автографа на рейхстаге. Комиссовали без лишних слов, да только не долечили, до сих пор на погоду лёгкие корёжит, и температура скачет. Ну, да ничего! – неудачливый победитель хлопнул крепкой ладонью по сиденью, улыбнулся водителю и лихо пообещал: - Живы будем – не помрём! Болеть некогда. Как работается-то? – поинтересовался у соседа, сразу затронув ноющий нерв.

- Нормально, - выдавил сквозь зубы Владимир, словно надкусил лимон, - если бы не главмех…

- Да-а-а… - понимающе протянул оптимист, - если бы… - видно, ему тоже было несладко. – Если бы не наш родной бардак, замешанный на разгильдяйстве с приправой «авось», мы бы далеко продвинулись в восстановлении города. Всё начинаем с бардака, а потом долго на энтузиазме и мате расхлёбываем самими заваренную кашу. Взять тот же автозавод, куда мы едем. Всего-то надо: сначала построить железнодорожный подъезд, проложить коммуникации, заложить фундаменты и производственные площадки, построить вспомогательные цеха и заводы, электро- и теплостанции. Потом аккуратно демонтировать завод в Германии, пронумеровать, упаковать и снабдить чертежами каждый производственный узел, каждый цех, каждый станок, каждую деталь, перевезти последовательно: сначала крупные конструкции, потом дополнения к ним и, в последнюю очередь, - станки и установить здесь в том же порядке. Так нет! По-людски не получается! Начали, правда, как всегда, хорошо, потом смешали комом, быстро перешли на «давай, давай!», торопясь со сроками, причём не по делу, а ко всяким праздникам, юбилеям и торжественным мероприятиям, как будто бетон затвердеет раньше положенного ему времени. У каждого подрядчика появились свои сроки работ, не согласованные с другими. Демонтажников торопят скорее, на всякий случай, вывезти завод, нас, строителей, не считаясь с технологическими сроками и качеством, бросают с одной незаконченной площадки на другую, везде – аврал. Заводских монтажников заставляют устанавливать конструкции на не устоявшиеся фундаменты, а конвейерные линии и станки – в недостроенных зданиях цехов. – Митрич утёр платком лоб, обильно выступивший на покрасневшем лице. – Вместо того чтобы работать ритмично, сменяя друг друга, все торопятся обогнать, отрапортовать и выслужиться, а в результате заводская стройплощадка превратилась в громадную свалку ценнейшего оборудования под открытым небом, и чёрт не разберёт, где что лежит и как одно к другому присобачить. Чтобы не отстать, не оказаться крайним, приходится то и дело нарушать нормальный производственный цикл, технологию работ в ущерб качеству, технике безопасности, докладывая о частично выполненном как о завершённом. Всё время думаешь не о том, как сделать, а о том, чего бы не делать, чтобы сократить время. В результате все вынуждены поступать так же, гнать заведомый брак и отчитываться туфтой в надежде, что потом удастся исправить и подшаманить. Главным стало не сделать, а суметь вовремя отчитаться. Неразбериха и несогласованность сплошь и рядом приводят к тому, что строим быстро и ещё быстрей ломаем, доделывая и переделывая, затрачивая лишние силы и средства. Но это всё потом, и всех устраивает, в том числе министерства и парткомы, с настоятельной подачи которых и приходится постоянно корректировать сроки в сторону уменьшения. – Коваль тяжело вздохнул. – Так и хочется задымить, да опасаюсь. А зачем? Сдохнуть лучше. А ты на главмеха зуб точишь. У него - то же самое. – Владимир, не возражая, промолчал. – Нехватка во всём: в транспорте, механизмах, инструменте. Даже простейшего инструмента не хватает: железных лопат – копаем деревянными с железными ободками, молотков – колотим дубовыми, тачек – используем носилки, мастерков – делаем сами, всего и не перечесть. Нет лошадей, телег, цемента, извести, щебня, чего только нет, а если появляется, то добыть можно только с помощью толкачей и блата. Снабжение по жидовскому принципу: ты – мне, я – тебе. Приходится всячески выкручиваться, запасаясь дефицитными товарами и неучтёнными деньгами, рискуя нарваться на уголовщину. Вот уж истинно: строим на мате, туфте и блате. Тебе что! Крути, знай, баранку, да кляни главмеха. И совесть чиста, и страха нет. Хорошо, что рабочая сила почти даром. – Владимир не возражал. Ему не было дела до русского безалаберного производства, на которое только и способны здешние рабы, погрязшие в воровстве, пьянстве, лени и безразличии ко всему. Он уже достаточно насмотрелся и мог сам оценить низкий трудовой потенциал временных соотечественников. – И пожаловаться вслух нельзя, выговориться от души: каждое неверное слово ловит замполит с оравой наушников – тоже хочет выслужиться, оправдать свою непыльную должность. Нервы постоянно на пределе. Тем и успокаиваешь себя, что всё это временно, образуется, да что-то с каждым днём верится всё меньше и меньше. А уйти не могу. Да и не разрешат. Чувствую, что даже привык, сам ищу, где бы словчить, как бы сделать быстрее и проще. Крутишься как белка в колесе, обо всём забывая, только и успевая мелко и быстро перебирать руками и ногами. Тогда и остановишься, когда сломаешься, или вытянут за шкирку, или сдохнешь на бегу. Тебе хорошо: захотел – работаешь, разонравилось – уходишь, - «Чёрта с два!» - зло подумал Владимир, но возражать опять не стал, - а нам с твоим главмехом дорога в сторону заказана, и останавливаться нельзя, только вперёд, только быстрее и до посинения. Так, подъезжаем, кончаем трёп, слушай меня, как ехать.

Подъехали к вездесущим баракам. Два из них стояли параллельно по одну сторону высокого двойного забора из частой колючей проволоки, а два – по другую. Рядом через двойные сетчатые ворота в зону проходила узкоколейка с блестящими накатанными рельсами и грунтовка, покрытая щебнем. За забором виднелись громады строящихся заводских цехов, котлованы, из которых муравьиной лентой выбирались на поверхность зэки, катя перед собой по дощатым полосам тяжело нагруженные грунтом тачки, миниатюрный рудничный паровозик, окутанный паром, притащивший вагонетки со щебнем, и разгружаемые вручную ЗИСы с кирпичом. Через другие, дальние, ворота непрерывным потоком въезжали и выезжали гружёные чем-то подводы. И всё: и здания, и котлованы, и машины, и лошади, и люди, и чахнущие деревца и кусты, - всё было окрашено в серый пыльный цвет так же, как небо, приготовившееся к осеннему нудному дождю. Левее внешних бараков, примкнув к зоне, расположился автономный колючий оазис, огороженный одинарным забором с редкой проволокой. Внутри него в десяти метрах от двойного забора, параллельно ему, стояли два строящихся кирпичных здания: одно – трёхэтажное, с пустыми глазницами окон, готовящееся к перекрытию, и второе – двухэтажное, с крышей из шифера и светлыми рамами без стёкол.