Читать интересную книгу Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 3 - Макар Троичанин

- Что имеешь добавить?

- Командир истребительного отряда просил передать, что по возвращении он поставит милицию в известность о случившемся.

- Ясно, - довольным голосом произнёс младший лейтенант, освобождённый от необходимости разбираться в тёмном деле убийства жены чопорного подполковника. – В таком случае, - обратился он к пострадавшему, - зайдите к нам завтра. Хоронить когда будете?

- Завтра же думаем, - ответила соседка.

- Приходите пораньше, успеем оформить, - милиционер аккуратно сложил свои бумаги в изрядно потрёпанную планшетку, громко щёлкнул кнопкой-замком, небрежно козырнул и ушёл.

- Зачем он приходил? – спросил Владимир.

Подполковник раздражённо побарабанил сухими точёными пальцами с чистыми бело-розовыми ногтями по столешнице. Смерть жены никак не отразилась на его строгом и подтянутом виде и неприступном выражении аскетического лица.

- Видишь ли, - соизволил он объяснить, - здесь, оказывается, даже мёртвому, чтобы попасть на кладбище, нужна справка, что он есть, что действительно умер, и умер по уважительной причине. – Подполковник встал, заложил руки за спину и, пружиня на твёрдом уверенном шаге, заходил по тесной кухне. – Там, - он подчеркнул голосом, чтобы было понятно где, - хоронили без справок и по одной для всех причине, а здесь бездельники даже на мёртвых развели бюрократию.

- Я приготовлю чай, - поморщившись, поднялась соседка и захлопотала, разжигая чадящую керосинку на маленьком угловом столике.

- Тысячи остались непогребёнными, и что, для каждого потребуется справка? А как быть с теми, кто пропал без вести, остался между небом и землёй? – «Виктор Кранц тоже пропал без вести», - вспомнил Владимир друга, - «разорванный собственной гранатой вместе с русскими солдатами. Ему-то уж точно не понадобится справка». – Какую бедной матери, тихо угасающей от горя, ставить в церкви свечку – за здравие или за упокой? Кто выдаст ей справку, где, когда и как погиб муж или сын? Пал смертью храбрых или убит трусом? – строго спрашивал, упершись руками в стол и наклонившись к виновнику похоронной бюрократии, штабной радетель неучтённых трупов.

- Вот бы вам заняться этим благородным делом, - предложил Владимир, чтобы хоть как-то прервать демагогическую галиматью подполковника.

Тот выпрямился, обдумывая предложение, потом заходил снова, убеждённо бросив через плечо:

- У каждого своё призвание.

«Ага», - зло подумал Владимир, - «одни призваны воевать и вкалывать, а другие – указывать на бумаге, как им это делать. Слышали уже не раз, там, на родине. Подполковник без сомнений относит себя к последним».

- Сейчас у всех, я думаю, одно призвание, - жёстко возразил он самонадеянному солдафону, - работать и работать, работать руками на восстановлении всего разрушенного войной. Как вы относитесь к этому призванию? – не удержался, чтобы не подкузьмить спесивого штабиста.

Но того сбить с прочно удерживаемой удобной позиции было невозможно. Он только недовольно пожал плечами и убеждённо ответил:

- Руками работать здесь должны те, кто разрушил – немцы.

- Они и так работают, - напомнил строптивый младший офицер.

Подполковник фыркнул.

- Капля в море. Необходимо немедленно вывезти из Германии все заводы, транспорт и всё активное и, особенно, квалифицированное трудоспособное население и держать здесь до тех пор, пока не встанут новые заводы и не исчезнут последние руины.

Владимир невольно вспомнил звонкий стук молотков по булыжнику на привокзальной площади, который всё усиливался и разрастался, заполняя грохотом всё вокруг, всю Россию. Он зажал уши, но, опомнившись и стряхнув звучное наваждение, отнял руки и спрятал под стол, чтобы не видно было, как они дрожат. До сих пор никто из русских, даже среди самых непримиримых, не высказывал такого бесчеловечного мстительного желания. Подполковник явно не тянет на интеллектуала, и вряд ли такая иезуитская идея зародилась в его исполнительском мозгу, привыкшем к приказам и распоряжениям. Неужели она созрела в русских властных структурах, а он услышал и тотчас принял к разработке, чтобы не затеряться среди рядовых исполнителей, а оказаться впереди, в штабе идеи? Неужели победители, забыв о недавнем опыте истории, сами решили использовать фашистскую идеологию повального порабощения и использования побеждённых народов в качестве рабочего быдла? Владимир не оправдывал нацистов и не винил русских за ожесточение и справедливый гнев, но от слов подполковника ему стало жутко. И всё же не верилось, что бредовая идея будет осуществлена. А он ещё хотел найти примирение с носителем её. Находясь в шкуре Васильева и быстро привыкая к русской обыденщине, он часто забывал, что на самом деле он – Кремер, и время для примирения не пришло и придёт не скоро, вероятнее всего, тогда, когда утихнет, отболит воспалённая память и вымрут воевавшие и пострадавшие от войны поколения, оставив после себя не непримиримую озлобленность, а жестокий опыт истории. А сегодня и завтра надо терпеть и не лезть в душу и в друзья к недавним неостывшим врагам, для которых немец долго ещё будет синонимом убийцы, насильника и разрушителя. Он, Кремер, работая на американцев, - вдвойне враг русским. Скорее бы сделать гнусное дело, возвратиться на родину и покончить с раздвоенностью. Он встал из-за стола, не в силах больше оставаться в обществе бездушного штабника.

- Куда же вы? – всполошилась соседка. – Вот-вот закипит.

- Спасибо, - решительно отказался Владимир от чая в неудобной компании. – Не могу. Я на работе.

- До свиданья, - попрощалась соседка. – Заходите, когда будете рядом.

Подполковник сидел молча и барабанил пальцами. Он так и не спросил ничего о Тане.

Владимир прошёл к ней, постоял, рассматривая знакомое и уже незнакомое лицо с затёртыми пудрой синяками и тяжёлыми веками больших озёрных глаз, которые никогда не раскроются навстречу.

- Прости, - глухо сказал он и торопливо вышел наружу, боясь показать слёзы равнодушному мужу, зацикленному на собственном сверхпредназначении.

- 4 –

Так до конца и не успокоившись – нервная система второй день работала без отдыха, с перегрузками – он въехал в знакомые ворота базы, оказавшиеся у нового вахтёра открытыми, чего никогда не было у деда Водяного, и, облегчённо вздохнув, словно после трудной и долгой дороги вернулся в родной дом, остановился у конторы. Пройдя к кабинету Шендеровича, не постучав, по-свойски толкнул дверь и, буркнув, почти не разжимая губ:

- Здравствуйте, - сообщил: - Привёз ящик для вас. – Вспомнив, что русские ящиком в обиходе называют гроб, непроизвольно улыбнулся, пожалев, что ящик не тот, и, не ожидая реакции на приятное сообщение, вышел к машине.

Как ни странно, главмех не заставил себя ждать. Серые глаза под лохматыми бровями смотрели неприветливо.

- Что за ящик?

Он темнил, потому что знал о ящике со слов Якова Самуиловича, который, оказывается, не соврал и на самом деле звонил, но звонил сюда, Шендеровичу, жалуясь на негодяя-шофёра, нагло присвоившего вильнюсский и его, Рабиновича, дефицит. Не только жаловался, но и требовал визгливым голосом – Альберту Иосифовичу пришлось даже отстранить трубку от уха – нещадно наказать ворюгу, нарушившего отлично отлаженную систему пересылок между друзьями, а ещё лучше – выгнать к чёртовой матери. Расправившись с шофёром, слёзно просил уступить шендеровическую посылку, которая позарез нужна Сосновскому, наобещавшему деликатесы горисполкомовским хапугам.

- В кузове, - коротко ответил Владимир, - из Гродно.

- А-а-а, - притворно протянул, будто вспомнив, главмех, - подшипники, свечи, прокладки и другие дефицитные мелочи. Это хорошо. Давай, выгружай.

Владимир открыл задний борт, влез в кузов и придвинул к краю «Шендер», не тянувший по весу на железные детали. Спрыгнул, взялся за края и, подняв рывком, как будто не удержав, намеренно выпустил один край, который, сорвавшись, врезался ребром в землю, и ящик грохнулся плашмя. Послышался глухой звон разбитого стекла, через щели боковины засочилась тёмная жидкость, и приятно запахло густым ароматом хорошего коньяка.

- Пиздюк безрукий! – выругался раздосадованный Шендерович, подвинулся так, чтобы загородить от неуклюжего помощника ароматизирующие на машинном масле дефицитные детали. – Езжай! Без тебя управлюсь.

Владимира не надо было уговаривать. Он, не торопясь, закрыл борт, вальяжно забрался в кабину и, обернувшись, увидел в заднее стекло приятную сердцу картину: еврейская горилла ухватила волосатыми руками, вылезшими из рукавов пиджака, ящик и почти на вытянутых лапах – силён всё же шеф! – понесла сочившуюся посылку в контору. «Хорошо бы ему навстречу попал Емеля», - злорадно подумал «пиздюк» и уехал на свою стоянку.

Ни одной машины на стоянке 1-ой колонны не было. Поспрашивав у работяг, он узнал, что Могильного недавно видели с Авдеем. Оказывается, Фирсов со вчерашнего дня на работе. Владимир пошёл к нему, надеясь застать Могилу там, и не ошибся. Открыв дверь в каптёрку, он успел увидеть, как младший составил початую бутылку под стол, а старший поспешно затолкал звенящие стаканы в стоящую рядом тумбочку. На столе остались полбуханки нарезанного хлеба, варёная картошка на куске газеты, помидоры, большие головки очищенного белого лука и дольки чеснока такого же молочного цвета.