общем-то, нет. Так что завел ушлый адвокат знакомства в семье умирающего и, как и предполагал, получил в конце концов доступ к его квартире. Вот только оказалось, что бумаги исчезли. Но куда?
У Петровича на самом деле оказался довольно узкий круг общения. Иванов просто по очереди поговорил с теми, кто считался его друзьями. Ожидаемую реакцию получил только от Виталия. Ну и начал разрабатывать лоха-преподавателя, это казалось делом простым. Увы, лишь на первый взгляд: Виталий был злобен, циничен и плевать с высокой колокольни хотел на то, с кем имеет дело. Иванов попробовал действовать по методике одного из своих наставников в прокуратуре – запугать, тем более что за свою жизнь в городе обзавелся кое-какими знакомствами. Но, увы, не учел, что не все является тем, чем на первый взгляд выглядит. Полез без разведки – и нарвался.
Да уж, наворотил дел придурок малолетний… Логика всех действий соответствует уровню мышления шизофреника или молокососа – у обоих вроде бы присутствует, но при этом только для них самих. Идиот! А главное, куча вопросов осталась без ответа, потеря времени и сил полученной информацией не оправдались.
Виталий тяжело вздохнул:
– Знаешь, погань, я бы тебя сейчас с удовольствием прямо здесь удавил, но не стоишь ты сопутствующих рисков. Так что давай, ноги в руки – и домой. Сутки тебе, чтоб дела завершить и из города убраться. Не сделаешь – пожалеешь.
Откровенно говоря, Виталий ничем не рисковал сейчас. И не врал ни словом, ни полсловом. Сам он к адвокату больше не прикоснется, мараться не будет. Хватит с него и того, что Мамед, если Иванов не послушает доброго совета и останется в городе, выдернет ему гланды через анальное отверстие. А остальное… Честно говоря, дальнейшая судьба незадачливого юриста волновала сейчас Виталия в последнюю очередь. В любом случае воздух в городе станет хоть чуть-чуть, да чище.
Он вышел из машины и даже отошел шагов на десять, когда услышал за стеной грозно-гнусавое (а что, сломанный нос-то никуда не делся):
– А ну стоять!
Виталий обернулся и едва сдержал улыбку. Ну да, чего-то подобного он и ожидал, хотя, откровенно говоря, несусветная глупость кричать в спину. Иванов стоял, довольно сноровисто целясь в него из брутального вида пистолета. Целиться-то целился, стрелять его наверняка учили, вот только вряд ли и впрямь планировал грохнуть Виталия. Хотел бы – шмальнул в спину. Ну а если не выстрелил – значит, просто напугать хочет. Глупо. Очень. И вдвойне глупо полагать, что сам Виталий не подозревал о наличии в машине оружия. Не только подозревал, но и предполагал, где оно лежит. И раз не изъял – стало быть, это входит в его планы.
– Брось пистолет – и руки на капот. Живо!
– Чего?!
Иванов был, похоже, настолько ошарашен такой реакцией на свои действия, что не сообразил: человек, который не боится твоего оружия, имеет на то основания. Ну а потом стало уже поздно.
Из темноты практически бесшумно выскочили трое молодцов, двигающихся, несмотря на теплые куртки, быстро и сноровисто. Миг – и адвокат уже лежит мордой вниз на холодном снегу, да еще и получив горячий привет в область почек.
Виталий развел руками:
– Извини, малыш, сегодня явно не твой день…
– Ну что, друг сердечный, доигрался?
Из темноты выдвинулась гротескно изломанная в свете фар тень, а через секунду появился и ее обладатель. Капитан Самохин во всей красе.
Виталий усмехнулся:
– Подходит вам этот чудик?
– Вполне. Незаконное ношение оружия уже есть. Отправится в пресс-хату, а там уж…
– Ну и правильно… – Виталий подошел к адвокату, слегка толкнул его носком ботинка. – Я ж тебя предупреждал, чудик, а ты слушать не хочешь. Ну, ничего. Сейчас ты отправишься прямиком в одно приятное место, благо твоя пушка позволяет тебя паковать, а утром будешь готов подписать что угодно. Повесят на тебя кучу дел… Ты можешь к ним отношения не иметь, но закрывать-то все равно надо. Раскрываемость еще никто не отменял. И следующие лет десять ты проведешь здесь же, неподалеку, рубя лес. Ну, или еще чем-нибудь нужным занимаясь. Ты ведь прокурорский? Ну, тогда, поверь, задница твоя эти годы будет работать не только по прямому назначению. Пакуйте его, капитан.
Иванов возмущенно хрюкнул – на более внятное выражение эмоций лежа мордой в стылую землю он оказался неспособен. Виталий лениво пожал плечами, отошел, подумав, что с Самохиным ему повезло. Другой мог бы и отмахнуться от его звонка, но у капитана здоровый карьеризм не позволил терять полезное знакомство. На этой мысли их, собственно, и прервали.
Выстрела никто не услышал. То ли издали стреляли, то ли воспользовавшись глушителем. Вопреки многочисленным легендам, этот девайс не выключает звук полностью, но рассеивает его, скрадывает. Уже вечер, но город шумит всегда, и даже с каких-нибудь пятидесяти-ста метров, специально не вслушиваясь и не обладая музыкальным слухом, вычленить негромкий хлопок из разномастной шумовой какофонии практически нереально. Зато результат впечатлял.
Голова адвоката словно бы взорвалась облаком мелких серовато-кровавых брызг. Пух! Зрелище незабываемое и для кого-то более впечатлительного, чем собравшиеся, тошнотворное. Однако народ подобрался опытный, и не такое видавший. Миг – и все укрылись за машиной, стиснув в руках пистолеты. Наверняка выхватили на годами вбитых рефлексах, действие столь же инстинктивное, сколь и бесполезное. Если снайпер не дурак, то расположился он аккурат вне зоны досягаемости никогда не отличающегося запредельными характеристиками «макарова».
Стоять остался только Виталий. Не потому, что у него не было рефлексов. Были, да еще какие. Просто ситуацию опасной он не считал. Снайпер выстрелил в того, кого хотел завалить. Почему? Да потому, скорее всего, что адвокат слишком много знал. Или кто-то думал, что он знает. Может, и не то, что было рассказано Виталию – мало ли… Но главное то, что выстрелил, убрал, кого хотел, – и все. Устраивать перестрелку для киллера – слишком большой риск, на это можно пойти от безысходности, но когда ты не обнаружен, какой смысл? Так что вряд ли он будет стрелять вновь. А если уж очень захочет, то достанет в любом случае. Все эти умозаключения пронеслись в мозгу Виталия молниеносно, раньше даже, чем сознание за них зацепилось. И потому через минуту следователи с открытыми ртами смотрели на то, как он, присев на корточки, без малейшей брезгливости осматривает труп. Хотя, откровенно говоря, смотреть особо было не на что…
Почти весь остаток суток Виталий провел в полиции, давая показания. Невооруженным глазом было видно, как хочется Самохину упечь в кутузку его самого, но – увы.