ангиной. Впрочем, это будет завтра. Не стоило бежать впереди паровозного дыма, и проблемы надо решать по мере их возникновения. Пока же главным было то, что звучал голос достоверно, и Виталия это вполне устраивало.
Иванов поверил в успех. И встречу назначил – на этот раз не в ресторане. Много чести водить в ресторан проигравшего. Ну, что же, блажен, кто верует. Пока же приходилось смиренно топать в назначенную точку, чуть приволакивая ноги. Последнее, кстати, тоже получалось само собой – за последние дни Виталий порядком устал.
Шел – и посмеивался, не мог удержаться. Первейший закон прикладной химии – горячая колба выглядит точно так же, как и холодная. Вот и посмотрим, как господин адвокат удержит в руках раскаленный сосуд. Может, это будет ему уроком на будущее. И кто сказал, что учиться просто? Тяжело в учении – легко в очаге поражения!
А на улице было по-настоящему хорошо. Снег, морозец практически не ощущался, и ветра не было вовсе. Красота! И женщины, освещенные многочисленными (мэра в свое время капитально вздрючили, и воровал он теперь в меру) фонарями, сновали, одетые так, словно вот прямо сейчас отправятся на бал. Это вам не Запад, где народ в обыденной жизни серый и безликий. Виталий невольно вспомнил Париж и лахудр, которые считались там красавицами. Он подозревал, что если их хорошенько накрасить, будут не хуже русских. Вот только его соотечественницы понимали, что пикет «Мир без косметики», состоящий из ненакрашенных женщин, способен распугать гейпарад, ОМОН и шабаш сатанистов. А во Франции (Англии, Бельгии, Голландии, нужное подчеркнуть, недостающее вставить) об этом, увы, забыли.
Машину Иванов купил неплохую. Внушительный «мерседес», длинный, наверняка скоростной и удобный. Виталию в таком сидеть еще не приходилось. Из минусов, пожалуй, то, что в небольшом городе на нем вертеться удовольствие ниже среднего. На улице еще туда-сюда, а в небольших дворах, заставленных машинами, развернуться проблематично. Учитывая, что проектировщики отечественных кварталов, построенных во времена СССР, не предполагали, что почти каждая семья будет иметь личную машину, а то и не одну, это являлось серьезной проблемой.
Второй минус – цена. «Мерседесы» – авто неприлично дорогие даже в простеньком варианте. Здесь же машина претендовала на громкий титул представительского класса. Пыль в глаза пускать, ага. Так что стоимость полированного гражданского танка наверняка зашкаливала. Интересно, на какие деньги его купил не слишком преуспевающий юрист?
Дверь, когда Виталий садился, хлопнула мягко. Породисто. Виталий поерзал в кресле, еще раз убедившись, что немецкий автопром – это серьезно. Ни одна клеточка тела не чувствовала себя дискомфортно, утопая в мягкой, приятно пахнущей коже. А ведь машина не под него индивидуально подгонялась, это, как ни крути, усредненный вариант. Может, стоит подумать о такой?
Иванов, сидя за рулем, кажется, излучал самодовольство, как плутоний – нейтроны. Боги, какая пошлость! За рулем такой машины должен сидеть персональный водитель, а хозяин располагается сзади, на диване, со всем комфортом. С точки зрения Виталия, сидел адвокат не слишком удобно. Ну и ладно, это не проблема.
– Добрый вечер, Петр Сергеевич…
– Добрый, добрый. Я рад, что вы согласились с моими доводами. А то ваше упрямство могло оказаться вредным для здоровья.
– Уже оказалось, – вздохнул не любивший такие разговоры Виталий и одним коротким, точным ударом сломал Иванову нос. – Для вашего.
Удобное место выбрал адвокат. Вроде бы и центр города – и в то же время людей практически нет, машин – тоже. Хотя это все мелочи, стекла-то тонированные. Прошла всего пара секунд, а владелец «мерседеса» уже сидел, позабыв о носе. Куда больше его интересовала сейчас возможность дышать. Не носом, а вообще: ремнем безопасности Виталий захлестнул ему горло и слегка натянул. Так, чтобы кислород еще поступал, но каждая молекула проникала внутрь организма ценой нешуточных усилий. Посмотрел в выпученные, искаженные болью и ужасом глаза Иванова и по-волчьи оскалился:
– Я ж тебе говорил, мальчик, не лезь на поляну, которую взрослые дяди окучивают. Ты что думал, нанял троих ушлепков, и весь мир у тебя в кармане? Да я тебя сейчас даже убивать не буду – просто затяну руки-ноги веревками покрепче. К утру сами отомрут. Как, соплежуй, будешь жить калекой – или расскажешь все, что знаешь? Что за документы ты искал, я уже в курсе. Как ты о них узнал? Колись, урод!
– А-ва-ва-ва… – придушенно выдал Иванов.
– Чего?
– А-ва-ва-ва…
– Понял… – Виталий чуть ослабил ремень, дав пленному немного вздохнуть. – Теперь говори.
– Ты что, гад, с ума сошел?
– А вот ты не понял, – Виталий рывком подзатянул удавку и слегка потеребил кончиком пальца сломанный нос адвоката. – Ну что, мурло, говорить-то будем?
– С-сука, ты мне нос сломал.
– Есть такое дело, – Виталий снова натянул ремень. – Но за словами все же следи. А то я ведь могу вколотить знание литературного языка палкой. Впрочем, это потом, ты пока что вот о чем подумай. У тебя, чудик, кроме него еще два уха, два глаза, тридцать два зуба и целых двадцать пальцев.
– Десять, – прохрипел адвокат.
– Десять на руках, – покладисто согласился Виталий. – И десять на ногах. Или ты думаешь, я с тебя носки снять побрезгую? Ах да, еще два милых твоему сердцу яйца.
– Не посмеешь…
– Уже посмел! – На свет был извлечен мультитул, не далее как вчера доказавший свою эффективность в такого рода общении. – Ну что, поганец, говорить-то будем?
– Да я тебя…
– Ты мне надоел, – вздохнул опечаленный Виталий. – У нас, по сути, два варианта. Или мы сразу делаем, как я скажу, или сначала делаем по-твоему, а потом переделываем по-моему. Выбор за тобой. Итак, мое предложение: ты честно отвечаешь на мои вопросы и отделываешься тем, что я тебе уже сломал. Или не отвечаешь, и тогда я начинаю рвать тебе ногти. Поверь, это довольно… болезненная процедура. Я даже заключу сам с собой пари на бутылку, сломаешься ты на третьем ногте или дотерпишь до четвертого. Потом выпью честно заработанный приз. Ну что? – Мультитул зловеще щелкнул, демонстрируя неудобные, но внушительного вида пассатижи. – Начнем, помолясь?
– Меня будут искать.
– И даже найдут. Что с того? Не обольщайся, незаменимыми бывают только аминокислоты. Давай мизинец…
Иванов скис в тот момент, когда приятно-холодный металл коснулся его пальца. И заговорил. Так заговорил, что с его слов оперу можно было писать. В обоих смыслах. И чем больше слушал его Виталий, тем больше охреневал от человеческой жадности. Ну и глупости, разумеется, ибо люди все как один верят: лично им, таким умным и обаятельным, любое прегрешение сойдет с рук.
А начиналось все просто. Работал молодой