для себя привилегий, ссылаясь на знатность своего происхождения. Впрочем, на раннем этапе военных преобразований все это по-прежнему было очень похоже на службу «по отечеству» – только, в отличие от помещиков, куда менее почетную; также эти новшества привели к еще большему сходству между социальными группами на Юге. По крайней мере, в экономическом плане между крестьянами, набранными в южные полки, и местными служилыми людьми «по прибору» разницы не было почти никакой. Однако в результате землевладельцы, получившие поместья в пограничье, столкнулись с нехваткой рабочей силы. Многим местным помещикам принадлежали только два-три крестьянских двора, и некоторым приходилось возделывать землю самим.
Способ набора в новые полки и их организационная структура, впервые опробованные на Юге, вскоре были воспроизведены во всем Русском государстве. Эти воинские части – боеспособные и лишенные серьезных политических амбиций – стали альтернативой поместному войску. С некоторыми изменениями эта же система комплектования вооруженных сил была внедрена и на северо-западной границе империи [Чернов 1954: 143]; все вместе это заложило основу для попыток введения всеобщей воинской повинности, предпринятых в 1650-х годах.
Строительство Белгородской засечной черты привело к возникновению нового типа военно-территориального управления, что, в свою очередь, создало предпосылки для военных реформ, которые с необыкновенной быстротой стали происходить в 1650-х годах [Brown 1978: 473]. Число людей, состоявших на службе в южных регионах Русского государства, было очень велико, и координирование действий между ними требовало огромных усилий. Ратные люди на Юге либо вместе со своими земляками получали назначение в действующую армию и участвовали в военных кампаниях, либо проходили службу в гарнизонах. Гарнизонные войска должны были координировать свои действия с отрядами поместной конницы, которые ежегодно собирались на Оке (до 1646 года), позднее в Белгороде, и, получив от казачьих патрулей известия о татарском набеге, выдвигались на юг для отражения нападения [Hellie 1972: 178–179]. Однако постепенно гарнизоны научились справляться с татарами своими силами, так как их боеспособность в этом отношении со временем стала выше, чем у поместной конницы. Когда это произошло, более важную роль стало играть координирование действий между гарнизонами различных крепостей. В каждом пограничном городке были склады пороха, снарядов, зерна и прочего необходимого снаряжения; все эти запасы накапливались постепенно как благодаря усилиям центрального правительства, так и за счет активности местных властей [Загоровский 1969: 245 и далее]125. Однако координирование взаимодействий между разными гарнизонами, комплектование воинских частей и снабжение являлось не таким простым делом. На самом деле, это была очень сложная административная задача. Вот уже много лет всеми делами, связанными с военным управлением и служилыми людьми, ведал могущественный Разрядный приказ (или Разряд). Однако поскольку в вооруженных силах Русского государства было мало постоянных войск, которые к тому же находились в ведении отдельных приказов, Разряд с самого начала не обладал достаточными административными ресурсами для координирования действий такого большого количества воинских частей [Загоровский 1980: 168–169]. Эта проблема приобрела особенно острый характер после того, как численность гарнизонных войск на южной границе выросла еще больше: даже в таком городке, как Усерд, в 1651 году на городовой службе состояло свыше 800 человек [Загоровский 1969: 103, 141; Stevens 1995: 34].
Чтобы решить эту задачу, русское правительство пошло на эксперимент, создав на юге империи единый центр управления всеми военно-территориальными формированиями. Так в 1640-х годах появилась новая административная единица – Белгородский разряд, находившаяся в подчинении Разрядного приказа; новая система сильно напоминала прежнее военное устройство Русского государства, при котором поместное войско из одних и тех же городов призывалось для защиты какой-то конкретной территории [Чернов 1954: 170; Brown 1992: 4]. На большей части территории Русского царства местные власти не могли сами принимать решения военного и административного характера, это происходило в столице. Как правило, воеводы отправляли донесения в Москву, центральное правительство изучало их и высылало обратно указания, что делать. Однако с 1640-х годов стали складываться предпосылки для создания единого военного командования всеми войсками, находившимися на территории Белгородского разряда (а это были десятки крепостей «в черте» и «за чертой»). Около половины ратных людей состояли на полковой службе и подчинялись непосредственно белгородскому воеводе. Остальные служили в гарнизонах под началом городовых воевод, которые, в свою очередь, опять-таки отчитывались разрядному воеводе в Белгороде126. Тот же, в зависимости от положения дел на том или ином участке засечной черты, назначал людей в действующую армию или в гарнизон, или переводил их на новое место службы. К 1650-м годам в ведение белгородского воеводы постепенно перешли не только военные, но и гражданские дела, и в 1658 был образован Белгородский полк, который стал военно-административной единицей (разрядом), управляемой своего рода региональным правительством. Поскольку, как уже было сказано выше, в отличие от остального Русского государства население Юга было экономически и социально однородным, у этой местной власти появилась возможность устроить военные преобразования на местном уровне. В результате этих реформ Юг вскоре стал плацдармом для новой территориальной экспансии.
Политическая цена
События, происходившие в первые десятилетия после воцарения Романовых, не столько восстановили военный и социальный статус простых помещиков, сколько еще больше подорвали его. Положение дел, при котором земли и высокий статус были наградой за службу короне, с самого начала таило в себе много проблем, которые только усугубились после Смуты, когда стало ясно, что вооруженные силы Русского государства должны соответствовать новым требованиям времени. Многие дворяне и дети боярские постепенно лишились всех тех признаков, которые подтверждали их принадлежность к знатному сословию. С расширением бюрократического аппарата и установлением сильной централизованной власти провинциальным помещикам стало крайне трудно продвинуться по службе и попасть в столицу, поэтому их политические связи с двором ослабели. Утрата прежней роли в армии, постоянное обеднение и увеличение продолжительности кампаний привели к тому, что все меньше помещиков хотели (и могли) усердно нести военную службу. Хотя право на владение землей было закреплено только за теми, чьи отцы принадлежали к знатному сословию, эта мера не помогла помещикам вернуть свои утраченные позиции. Больным вопросом по-прежнему оставался возврат беглых крестьян. Владельцы небольших поместий, для которых потеря даже одного крестьянина была серьезной утратой, в начале XVII века постоянно заваливали царя прошениями продлить (или вовсе убрать) срок, в течение которого хозяин имел право вернуть своего беглого холопа. Реакция правительства на эти просьбы была двойственной. С одной стороны, оно неохотно согласилось увеличить сроки сыска беглых крестьян с пяти лет до девяти, а потом до десяти. С другой, поскольку на южных границах велось масштабное строительство новых укреплений и в 1635 году существовала угроза набега татар, власти вообще отказались выдавать помещикам их людей, бежавших на юг. Короче говоря, в первой половине XVII века так и не было принято единого решения, что же делать с беглыми крестьянами и претендующими на их возврат владельцами.
Такое положение дел не могло длиться вечно, и в 1648 году произошел взрыв. Когда молодой царь Алексей Михайлович отклонил, не читая, челобитную от «простых людей» о смягчении налогового бремени, в Москве вспыхнул бунт. Историки, писавшие о Московском восстании 1648 года (Соляном бунте), видят его причины в бюрократизации и утрате традиционной политической культуры; особенно сильное недовольство народа вызывал тот факт, что государственный бюрократический аппарат находился в руках коррумпированных бояр, заботящихся исключительно о собственных интересах. После смерти в 1642 году многолетнего советника царя И. Б. Черкасского, последним главой правительства при Михаиле Федоровиче