краткого периода повышения податей в начале правления царя Михаила помещичьи земли были освобождены от некоторых налогов, и фискальная нагрузка по восстановлению Российского государства легла на плечи городского населения. Были вновь продлены заповедные лета, и взаимоотношения крестьянства с землевладельцами ухудшились. Начался медленный подъем сельского хозяйства. В 1620-х годах часть крестьян даже перебиралась в русские земли с запада. Экономическое положение части мелкопоместного дворянства улучшилось [Воробьев 1995: 93–108]113. Однако если говорить о ситуации в целом, то провинциальные землевладельцы-конники вновь не смогли восстановить свою экономическую и военную мощь. Правительство постоянно сомневалось в том, что они могут (и хотят) нести военную службу [Новосельский 1961; Чернов 1954: 124]114. Многим помещикам поручали малозначительные задания, например, зачисляли в крепостные гарнизоны.
При этом в бюрократическом аппарате, занимавшемся политическим и военным возрождением государства, произошли важнейшие изменения. Существовавшая еще в прошлом столетии система воинского призыва по городам, так хорошо проявившая себя в последние годы Смуты, получила более широкое распространение. Недавние события настолько убедительно продемонстрировали эффективность воеводской власти, что правительство стало назначать намного больше воевод, чем раньше; вся эта деятельность приобрела системный характер. С повсеместным введением воевод управление сосредоточилось больше на решении местных и военных вопросов [Чичерин 1856: 338–339]. Центральный бюрократический аппарат тоже быстро разрастался: в течение 20 лет после окончания Смутного времени число приказов увеличилось почти вдвое. До составления новых земельных кадастров была проведена перепись населения; на основании этой переписи собирались налоги, велись разрядные книги, выделялись субсидии обедневшим помещикам. Представляя центральную власть на местах, воеводы отвечали за ведение разрядных книг, фактически выполняя функции Разрядного, Поместного и многих других приказов. В течение следующих десятилетий отчеты, которые они отправляли в столицу, постепенно стали настолько подробными, что правительство уже не испытывало прежней необходимости в созыве земских соборов115.
А вот служилые люди «по прибору», сыгравшие такую важную роль в событиях Смуты и национально-освободительном движении, не получили достойного вознаграждения. Как правило, их «восстанавливали» в малозначительных должностях и направляли на службу в приграничные земли. Так, в частности, были набраны новые стрелецкие полки (единственные обученные войска в составе вооруженных сил Русского государства), однако большая часть из них была распределена по провинциальным крепостям, в которых не было достаточно средств, чтобы каждый стрелец получал полагающееся ему денежное жалованье. Число стрельцов, расквартированных в Москве, постоянно уменьшалось116. Точно так же царское правительство наотрез отказывалось хоть как-то расширить права казаков, несмотря на все их неоспоримые военные заслуги перед Русским государством в 1610–1613 годах. На самом деле, казаки были главной ударной силой русской армии в войне с Швецией и Речью Посполитой вплоть до 1617 года. Тем не менее казачьи войска, все еще остававшиеся в центральных областях государства, были подвергнуты фильтрации. Части беженцев, примкнувших к этим отрядам, было отказано в праве дальше считаться казаками, а некоторые были возвращены своим бывшим хозяевам. Некоторые казачьи начальники были наказаны за воровство, а небольшому их числу были пожалованы земли, и они вошли в русскую военную элиту как «поместные атаманы» [Сташевский 1913: 111; Platonov 1970: 168–169; Платонов 2018]. Хотя очень немногим казакам и удалось так или иначе встроиться в социальную систему Русского государства, в целом царское правительство по-прежнему относилось к казакам с недоверием, видя в них возможных мятежников [Сташевский 1913: 124].
В таких условиях к 1620-м годам взаимоотношения между Москвой и казачеством оказались примерно в той же точке, в которой они пребывали в XVI веке. Многие казаки вернулись в пограничье или в свои лагеря за пределами русских земель, где снова приступили к гарнизонной или кордонной службе. Иными словами, в сословной иерархии служилого русского государства казаки опять стали либо фактически служилыми людьми «по прибору», либо передовым отрядом русской колонизации и экспансии.
Однако после того, как бо́льшая часть казаков вернулась на пограничные территории, их статус – благодаря превосходным военным навыкам – стал постепенно меняться. Небольшая их часть вновь была одарена земельными наделами, в результате чего их социальное положение стало несколько иным, причем не обязательно более высоким. Часть казачьих атаманов получила субсидии из казны и право на землю в южных провинциях государства, что фактически приравняло их к помещикам. К середине XVII века Русское государство стало так сильно полагаться на казаков в своей военной политике, что был создан особый Казачий приказ, и тысячи казаков были переведены в состав действующей русской армии117. В результате всех этих уступок и ограничений взаимоотношения между казачеством и Москвой временно стабилизировались: казаки лишились части своих свобод, но получили за это материальное вознаграждение.
В то же самое время крупные казачьи общины на никем не контролируемых территориях превратились в степные квазигосударства со своими политическими целями. В 1620-х годах казаки-повстанцы, недовольные отношением к себе со стороны Речи Посполитой, раздумывали над присоединением к Русскому государству вместе со всеми завоеванными ими землями [Plokhy 2001: 277]. А в 1637 году донские и запорожские казаки захватили крепость Азов, принадлежавшую далекой, но внушающей трепет Османской империи. Сознавая, что удержать Азов им не под силу, казаки несколько раз предлагали передать крепость Москве, демонстрируя тем самым и свою преданность русскому царю, и свою боевую удаль. Русское государство в тот раз от такого подарка отказалось.
Таким образом, правление Романовых в первой трети XVII века не привело к восстановлению «традиционной» системы государства. Крупные боярские кланы, стоявшие за царем Михаилом и его отцом патриархом Филаретом, не просто восстановили свою прежнюю власть, но еще больше возвысились. Менее знатные потомственные землевладельцы сохранили свое политическое влияние. Однако даже выбравшись из бедности, они не могли быть уверенными в надежности своего политического статуса, поскольку он не был подкреплен положением в военной иерархии. На важный вопрос о том, как будет вознаграждена их служба царю, так и не было дано ответа. Тем временем многие служилые люди «по прибору» получили назначения в провинции и пограничные области, где казаки и другие обученные военному делу люди выглядели тем ядром, вокруг которого будут формироваться вооруженные силы Русского государства; это обстоятельство вызывало большую тревогу у мелкопоместного дворянства. Повсеместное введение воевод позволило центральному правительству намного более эффективно распоряжаться имеющимися ресурсами и решать некоторые вопросы на местах, выходя в какой-то степени за рамки традиционно установленной сферы деятельности.
Смоленская война
Предпринятая Михаилом Федоровичем попытка вернуть принадлежавший Речи Посполитой Смоленск, вошедшая в историю как Смоленская война (1632–1634), была только одним из эпизодов многолетнего регионального конфликта, происходившего к западу от границ Русского государства. Действия запорожских казаков сначала спровоцировали польско-турецкую войну (1620–1621), а потом склонили военную удачу на сторону Речи Посполитой в Хотинской битве (1621); возникшие в результате этой войны разногласия между поляками и запорожцами привели к казацким восстаниям в 1625 и 1630 годах. Шведы вели нескончаемые войны с Речью Посполитой за Ливонию. Победив в этом противостоянии, Швеция, ставшая одной из крупнейший в Европе военных держав, немедленно вступила в уже идущую Тридцатилетнюю войну (1618–1648). По-прежнему враждебно настроенная по отношению к Речи Посполитой Швеция подстрекала Русское государство напасть на Смоленск и вернуть себе этот город. После смерти короля Сигизмунда, совпавшей с окончанием Деулинского перемирия, царь Михаил решился нанести неожиданный удар по полякам.
К 1630-м годам русская армия уже почти 40 лет не имела опыта участия в международном конфликте. По сметному списку 1630 года общая