принять в русское подданство Богдана Хмельницкого и все Войско Запорожское с городами и землями, в 1654 году состоялась Переяславская рада, на которой было объявлено о вхождении Гетманщины в состав Русского государства. О том, каковы были истинные намерения обеих сторон, подписавших Переяславский договор, историки яростно спорят по сей день130. Москва послала в Украину на помощь Хмельницкому 4000 человек, однако основные русские силы были отправлены под Смоленск и в Беларусь. Так началась Тринадцатилетняя война131.
Подготовка к войне
К середине 1650-х годов русское правительство (после Соляного бунта место ближайшего советника царя, ранее принадлежавшее боярину Б. И. Морозову, занял И. Д. Милославский) прекрасно понимало, что для поддержания военной мощи государства необходимы последовательные реформы. Еще в 1640-х годах на русскую военную службу стали вновь нанимать иностранных офицеров, тогда же возобновились производство и закупки огнестрельного оружия132. Полки «нового строя», поначалу создававшиеся только для защиты южных границ, в 1650-х годах появились и в действующей армии. Для формирования и снабжения всех этих войск были созданы новые приказы и канцелярии; возникла даже примитивная военно-медицинская служба. Все эти преобразования не означали немедленного отказа от старой военной организации Русского государства. Армии, выступившие на запад в первой половине 1650-х годов, по-прежнему по большей части состояли из поместной конницы, казаков и стрельцов. Однако масштаб этих реформ был таков, что уже в ходе самой войны с Речью Посполитой могло (и должно было) произойти коренное преобразование всего военного устройства России.
Однако этот процесс был не внезапным, а постепенным. На первом этапе Тринадцатилетней войны Русское государство все еще во многом полагалось на полки старого образца – поместную конницу, казаков и стрельцов. В начале боевых действий выросло число набранных в армию стрельцов: особенно много их было в гарнизонах крепостей на Юге и т. д. Также на военную службу было призвано большое количество казаков – они и так уже проживали в степном пограничье, и их содержание обходилось казне недорого. При этом, принадлежа к низкому сословию, они не так сильно задавались вопросом о том, соответствуют ли условия государственной службы их социальному положению. Около 20 000 казаков в ходе войны были определены в кавалерийские полки «нового строя» (рейтарские), в то время как остальная часть казачества – по большей части недавние выходцы из Украины, принесшие присягу русскому царю (так называемые черкасы), – служили в составе особого казачьего войска. В то же самое время число помещиков, годных к несению военной службы, все еще было достаточно велико, хотя из-за бедности и сословной гордости некоторые из них отказывались участвовать в дальних походах, использовать огнестрельное оружие и добровольно записываться в новые рейтарские полки. Тем не менее вплоть до 1660-х годов поместная конница все еще была количественно важной частью русской армии [Чернов 1954: 130–131, 166–167].
При этом еще в 1640-е годы Русское государство вновь стало активно нанимать на службу иностранных офицеров. Как и прежде, главными задачами, ставившимися перед «наемными иноземцами», были формирование полков «нового строя», обучение солдат и командование. Щедрое жалованье, предлагаемое Москвой, и окончание Тридцатилетней войны в Европе дали русским рекрутерам возможность выбора из большого числа кандидатов. Поскольку московские эмиссары перед наймом действительно экзаменовали желающих поступить на царскую службу, а командные должности в армии Русского государства не продавались и не переходили по наследству, офицерский корпус полков «нового строя» был, по русским стандартам, высокопрофессиональным и усиливался за счет притока новых людей, чьи военные знания и боевой опыт постоянно повышались за счет регулярного получения информации об «иноземных» идеях и обычаях ведения боевых действий на военных театрах Европы [Reger 1997]133.
Внедрение иностранных офицеров в состав русской армии тоже происходило постепенно. Русские в целом враждебно относились к неправославным иноземцам, живущим и работающим рядом с ними, поэтому царь Алексей не спешил с интеграцией наемных иноземцев в действующую армию; поначалу бо́льшая их часть жила в Немецкой слободе на окраине Москвы [Baron 1970: 1–17]134. Кроме того, Алексей Михайлович, хотя и призывал иностранных офицеров выдвигать новые идеи по улучшению устройства русской армии, просил их передавать все такие предложения лично ему, а не через головы вышестоящих воевод, которые могли бы зарубить эти инициативы на корню [Reger 1997: 159]. В 1652 году иностранные офицеры, не перешедшие в православие, были лишены права владеть землей, что сделало их еще более зависимыми от денежного и хлебного жалованья, получаемого из казны; также зачастую им приходилось укреплять свой авторитет в полках без какой-либо поддержки со стороны русских властей.
Несмотря на все эти трудности, с самого начала Тринадцатилетней войны польза, которую иностранные офицеры приносили русской армии, оказалась огромной. За счет муштры, личного примера и постоянного притока свежих идей они смогли продемонстрировать правительству царя Алексея преимущества новой военной организации и тактики. Эти наемники, прибывшие в Россию со всех концов света – от Шотландии до Османской империи, – вскоре стали играть важную роль не только в столице, но и в действующей армии, и в приграничных гарнизонах. Их присутствие было постоянным и длительным, особенно в южных крепостях. Кроме того, хотя во время Тринадцатилетней войны большинство высших командных должностей в полках «нового строя» по-прежнему занимали иноземцы, некоторые помещики, служившие в рейтарских полках, тоже со временем стали офицерами низшего звена.
Офицеры и другие иностранные специалисты, надолго обосновавшиеся в Москве и русской провинции, стали причиной того, что в русском обществе произошел некий культурный сдвиг, так как население Русского государства, в особенности представители высших сословий, познакомилось с «иноземными» (по большей части европейскими) идеями и обычаями и начало их перенимать. Впрочем, поначалу иностранные офицеры, служившие в полках «нового строя», почти не обладали какими-либо связями при дворе, поскольку все их военные заслуги не имели никакого политического веса. Напротив, члены знатных русских родов считали службу в офицерском корпусе полков «нового строя» недостойной представителей высших сословий. Хотя некоторым отдельным офицерам, особенно ценимым царем в качестве советников по военным делам, и удалось добиться высокого положения, в целом ведение войны находилось в руках старой военно-политической элиты и воевод, привыкших руководить армией старого образца. В краткосрочной перспективе иностранные советники и офицеры смогли повлиять только на положение дел внутри армии, главным образом на ее боевую и тактическую подготовку [Мышлаевский 1899: 39–40]135.
Карта 6. Тринадцатилетняя война (1654–1667) (взята из Атласа М. Гилберта «Atlas of Russian History» [Gilbert 1989])
Набор солдат в полки «нового строя», хотя и потребовал от бюрократического аппарата Русского государства больших административных усилий, в политическом плане проблемой не являлся. Первым шагом в этом направлении стало создание пехотных и драгунских полков136, укомплектованных тяглыми крестьянами из южного и северо-западного приграничья (об этом шла речь в предыдущей главе). Затем было объявлено о том, что набору подлежат крепостные и тяглые крестьяне и из остальных русских земель. Первый (очень ограниченный) набор был произведен на основе переписи 1646 года, в которой учитывались хозяйства (дворы), а не распаханные земли (сохи). В некоторых регионах Русского государства была введена фиксированная воинская повинность: например, один человек с 10 или 20 дворов. В течение следующего десятилетия такие наборы стали регулярными и заложили основу для введения всеобщей воинской повинности, благодаря чему и стал возможен резкий рост численности армии Русского государства в 1660-х годах. Пережившие военную