И вот утро. Пронзительный тонкий свист резанул в воздухе. В свисте были слова:
– Все подымайтесь. Пора на работу.
И сразу началось движенье. Ноги ступали над головою, на лестнице. Унылые толпы выплескивались на улицу. Творимира похлопали по плечу:
– Собирайтесь. Пора на работу.
Он резко обернулся – как и накануне, никого там не было.
Он вновь бредет в серой толпе. Вот у выдалбливаемого подъезда. В его руки впихнули кувалду…
Сумерки. Измученный, взмокший, он выслушал ругань широкоплечего, сам огрызнулся, получил пакет с серой едой, стакан с настойкой и поплелся… Потом случайно ввалился в некий подъезд, и, конечно – это оказался его подъезд.
Уже у окна. Вот она подошла – глядела куда–то, но не на него. Он замахал ей руками, даже закричал. Ее уже нет… Вскоре потух муторный свет. Шатаясь от усталости, Творимир одним глотком поглотил настойку, и тут навалился сон…
Разбужен был звоном. Поплелся на долбление. Вернулся вечером. Вновь стоял у окна. В этот раз она вообще не подошла к окну…
На душе Творимира была боль. Он шептал:
– Оказался здесь совсем один. Точнее – есть она. Но она не хочет со мной общаться. Не обращает на меня внимания. Но почему? Ведь я жду ее. Мне больно…
Ответа не было. И до рассвета, борясь с бредовым сном, он провел у окна. Но она так и не подошла…
И на следующий день он делал тоже, что и накануне. Также истомился. Слушал брань широкоплечего, и сам орал на него.
Вернулся – вновь стоял у окна и ждал. Она подошла на пару минут – затем нырнула назад, и это уже на всю ночь.
Так проходили дни. Сначала Творимир еще пытался их считать, но они были столь же однообразны, как и подъезды – Творимир сбился со счета. Он еще несколько раз пытался бежать – истомленный, всегда возвращался к себе…
В этой жизни не было выходных, не было праздников. Раз заведенный порядок затягивал в серую карусель, отуплял. И все, что в этой жизни имело хоть какой, самому Творимиру непонятный смысл – это те минуты, когда дева подходила к окну. Он знал, что она его не замечает, но хоть глянуть на нее – уже счастье.
Так как большую часть времени у окна он проводил в ожидании, то, невольно изучил и жильцов соседнего дома. Прямо против него жил необъятный толстяк, который каждый вечер по часу медленно–медленно прохаживался от окна к дальней стене, и чесал свое оттопыренное, волосатое брюхо. Выше носились тощие, ущербные дети, и вопила на них больная мать…
Он пытался выходить на работу раньше, он и после работы караулил ее у подъезда. Так ни разу и не увидел вблизи, и в подъезд ее проникнуть не удалось.
* * *
В тяжкой веренице будней случилось страшное изменение.
Накануне Творимир крайне истомился на работе, а потому выстоял у окна не более получаса… Из бредового сна выдернул сильный грохот с улицы. Бросился к окну, и тут заскрежетал по стеклу пальцами – едва не завопил.
Соседний дом рушился!
Выбежал на лестницу. Там уже монотонно переговаривались соседи. Рванул на улицу, но перехватили сильные руки:
– Куда?! Вот ведь шиз! Убьется, а потом отвечай за него! Не знаешь что ли – соседний дом из–за ветхости сносят.
– А жильцы его как же?
– И жильцов вместе с домом сносят! – засмеялся сосед.
– Что?! Да как же так можно!
– Выселяют их конечно! Шуток не понимает… Хе!
– Куда выселяют?!
– А кто их знает! Кого куда!..
Еще несколько минут грохотало, и тряслись стены. Затем все вышли на улицу. Вместо соседнего дома высилась уродливая каменная груда – уже суетились среди камней человечки – куда–то эти камни уносили.
В тот день Творимир не пошел на работу: он метался – пытался узнать, куда переселились жильцы снесенного дома. Расспрашивал многих – одни отвечали, что не знают, иные бранились – и это все…
В поздний, темный час вернулся к себе. И тут только понял, что ни еды, ни питья нет. Если бы у него было зеркало, то в отражении увидел бы унылую, серую мумию, в бесформенном рванье.
Долго–долго Творимир ходил по комнате, и наконец, утомленный, повалился на кровать…
В полумраке послышались шаги. Кто–то медленно прохаживался от стены к окну, и усиленно чесал свое оттопыренное волосатое брюхо. Творимир вскочил, пригляделся, и узнал – это был жилец противоположной ему квартиры, снесенного дома.
– Эй! – окликнул его Творимир.
Но толстяк не обращал на него никакого внимания. Тогда Творимир подбежал, и помахал перед ним руками – ничего не изменилось. Рука Творимира прошла через голову толстяка так же легко, как через воздух.
– А–а, призрак! – изрек Творимир.
Толстяк продолжал ходить от стены к стене, и чесать свое пузо…
Творимир вновь повалился на кровать, но конечно не мог заснуть – глядел то на призрака, то в потолок, то в окно, за которым была лишь темно–серая мгла.
И вдруг его осенило – он вновь на ногах. Он говорил:
– Я почти уверен: призраки живших в снесенном доме переселились сюда. И, если толстяк жил в квартире напротив; то, соответственно, двумя этажами выше должен появиться ЕЕ призрак…
И вот он выбежал из квартиры – спотыкаясь, падая, устремился вверх по лестнице. Преодолел два этажа и застучал в замшелую дверь.
Никто не отвечал. Творимир забарабанил сильнее.
– Откройте! Немедленно! Я требую!
Тут дверь заскрежетала, и Творимир отшатнулся от сильного смрада. Что–то гнило, причем долго.
Раздался ядовитый, безумный старческий голос–скрип:
– Кто требует?.. Ты требуешь?.. А–а–а – ну, я преподам тебе хороший урок.
Творимир всматривался в проем, но там было слишком темно, чтобы разглядеть говорившего. И Творимир стал оправдываться:
– Видите ли. Это очень важно для меня… Самое важное в этой жизни, понимаете?.. И я очень устал…
– Чего надо от меня, а?!
– Всего лишь побыть в вашей комнате недолго. Хотя бы час!
– А больше ты ничего не хочешь?
Дверь начала закрываться, но Творимир успел выставить руку – надавил. И тут нечто железное сильно перехватило его запястье.
В лицо дыхнуло нестерпимым смрадом:
– Так зачем тебе это? А–а–а?
– Здесь должен быть образ… девы…
– Здесь нет никаких образов, никаких дев! Только я!
– Но позвольте мне взглянуть!
– Взглянуть? А, пожалуй, позволю. Но вот чего – будет тебе одно условие. Но я тебе его попозже скажу, а ты пока взгляни.
И железная длань потащила Творимира за дверь. Размерами эта комнатка ничем не отличалась от комнатки Творимира, но стены ее покрывал красный мох, который шевелился, и шипел. Мутно–блеклое свеченье грязнило из–под потолка, и в нем Творимир разглядел жильца.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});