– Какие такие свои дела, во время войны?! – рявкнул Творимир.
Волод прекрасно понимал своего отца – чувствовал то же, что и он. И тоже зло, громко крикнул:
– Когда тебя спрашивают – быстро отвечай!.. Не хочешь?!.. Ну так – снимай капюшон!..
– Я человек мирный. Родных решил проведать!..
– А мне кажется – лазутчик! – стараясь подражать манерам отца, крикнул Волод. – А ну, сдернете с него покрывало. Если морда не понравиться – тут и повесим, да еще кишки выпотрошим!..
Несколько молодчиков с готовностью запрыгнули на телегу. Сорвали с возчика капюшон…
Это была молодая, очень красивая девушка.
Волод растерялся, но все ж крикнул:
– А мордашка–то понравилась! Но все равно не отпустим!.. Тебе с нами понравится!..
Молодчики дружно захохотали, и кто–то уже нетерпеливо (истомились, видать), стаскивал штаны. Но один мужичина, желая выслужиться, истово ударил себя в грудь, и крикнул:
– Так сначала нашему начальнику это сладенькое дадим, а?! – он обернулся к Творимиру и Володу и, сладострастно ухмыляясь, низко поклонилась.
Творимира трясло. Это была та самая дева–птица. Двадцать пять лет они не виделись, почти уже забылось… И вдруг Творимир, страшный, с выпученными, мученическими глазами, обернулся к Володу, и сильно сжал его за плечи:
– Сын… Озеро… Помнишь?!.. Я ее предал тогда!.. В лед был вморожен… Но она с неба сошла… Ее тела, по моему желанию, сложились – образовали этот мир…
И Володу было не до веселья. Он действительно вспоминал озеро. Часто наведывался этот сон: замок, Три Сестры, предательство, впустую прожитая жизнь, гробница, пришествие весны… Удивительный это был сон: помимо озера наваливалось еще бессчетное множество воспоминаний: и Земля, и бытие художником. Одним словом, во снах Волод–младший был и Творимиром и Володом–старшим. Просыпаясь, он не знал, кто он на самом деле: Творимир–Волод–старший, которому сниться, что он озлобленный мальчишка Волод–младший; или, все–таки, этот Волод–младший, который ничего, кроме войны не видел…
– Отец – я помню! Но это бредовый сон – не более того! Он что – и тебе сниться?!
По темному, изрытому шрамами лицу Творимира катились крупные капли пота. Он все время смахивал их, и бормотал:
– Бредовый сон?.. Да, пожалуй, так и есть. Есть только эта война и служение Царю. Больше ничего нет, и никогда не было!..
Несколько молодчиков удерживали девушку, желающий выслужиться спрашивал:
– Ну так – вы первыми, да? Прямо тут, под тележкой! А ваша супруга ничего не узнает!.. Будьте уверены!..
Ясный лик девушки был спокойный, и только глубокая, горькая печаль в ее очах. Она говорила тихо:
– Я ехала к своей матушке. На этой войне она потеряла двоих сынов – теперь она совсем старенькая, слабенькая, седая. И я – последнее, что у нее осталось.
Стоявший рядом молодчик сильно ударил ее ладонью по щеке, рявкнул:
– Заткнись!.. Сыны–то, небось в Гробополе погибли? Ась?!
Голос ее оставался таким же тихим и спокойным:
– Ведь все мы люди. Грызться за кость и псы могут. Насекомые друг друга жалят, куски друг у друга рвут. А мы люди. Мы любить друг друга должны.
– Заткнись! – еще один удар по щеке.
– Сейчас полюбим! – усмехнулся другой. – Все по очереди. Мало не покажется!
– Довольно! – не своим голосом прохрипел Творимир.
Молодчики кланялись, осведомлялись:
– Ну так что – первыми изволите?
– Нет. Сегодня я не в духе.
– Отец, отец. – испуганно зашептал Волод (а он никогда прежде не шептал).
– Ну, что тебе?
– Может… отпустить ее?
Глубокие морщины разрезали по лбу Творимира, сдавленным голосом он прохрипел:
– Нет – никак нельзя. Они будут очень злы. Им нужно расслабление. Или устроят драку в лагере. Меня могут снять с должности. Я, со своим отрядом, итак уже на плохом счету… Ну, вот скажи – ты думаешь о военной карьере?..
Волод сжал кулаки, прохрипел:
– Ну, конечно, отец…
– Так что – терпи!..
С девушки начали срывать одежды. В ее руках блеснул нож. На нее навалились – вывернули руки. Несколько раз ударили.
– Стерва – убить хотела! Ну, будет тебе любовь!..
С безграничном спокойствием отвечала она:
– Вы итак уже мертвы. Сейчас свершиться еще один грех. К сожалению, причиной этого греха стану я. Я хотела лишить себя жизни. Ради бога, простите, что не смогла…
Ее непонятные, добрые слова раздражали. И вот рот девушки перетянут жгутом, узлами скручены руки и ноги – так поволокли ее под телегу… Грязные, потные, заползали туда по двое, по трое – но их было слишком много.
Тянулись часы…
Творимир и Волод сидели в стороне – ничего не говорили, ни о чем не думали.
Подошел пьяный, раскрасневшийся мужик и начал ругаться:
– А че мне первым не дали? Нас еще много, а девка ужо кончается!.. Совсем ее замяли!.. Забили! А мне что?! А?! От нее уже как от свиньи несет! Вся в синяках, дура! Все бабы дуры! Мне на что такая свинья?! И другие все так думают! Надо е кончать!
– Надо кончать. – прошептал, глядя прямо перед собой Творимир. – Вам нужно расслабление. Ну вот и кончайте. Поскорее только.
Но он уже знал, что «поскорее» не выйдет.
Волод обернулся к отцу, и страстно спрашивал:
– А ведь, правда – про озеро – только сон? Есть только служение Царю, осада Гробополя, и… военная карьера?
– Ну, да…
– А этой птицей не стоит себе голову забивать! Все это – бред!
– Ну, да…
– Мы, истинные воины, должны думать только о войне, о нашем Великом деле. И не расслабляться на всякие непонятные, ненужные чувства.
– Ну, да…
– Эта девка – она только мешает. Не было бы ее, так все бы прошло легче. А с ней – беда. Надо ее поскорее раздавить, и продолжать наше дело.
– Ну, да…
– Так что мы правильно поступили, и нечего здесь терзаться.
– Ну, да…
Слышались сильные удары по живой плоти – и Волод, не глядя в сторону телеги, все говорил, а Творимир отвечал бесцветное: «Ну, да…»
Но все же они обернулись и видели. Уже сильно избитую, кровоточащую девушку вытащили на поводке, и валяли в грязи, сильно били ногами, и мочились на нее, и втаптывали в грязевые лужи. Ревели:
– У–у, шлюха!.. На еще!.. Еще!.. Вы только поглядите, какая она уродина!.. Гадина!.. Да она на крысу похожа! Крыса! Крыса!.. Бей!.. Бей!.. Уже не шевелиться!.. А теперь мечами ее!.. Тычь! А–ХА–ХА!.. Дергается еще!.. Сильнее тычь! А–А–А! Застонала!.. Тычь!.. Кровищи то!.. Крыса! Крыса!..
Ни Творимир ни Волод, так и не остановили происходящее.
Когда вернулись в лагерь, пили больше обычного, а на следующий день разразился затяжной, тяжелый бой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});