— Ну что скажешь?
— Не знаю, что сказать, — признался честно. — Чувствую себя пока пустым.
— Свято место пусто не бывает, — улыбнулся он. — Так у нас говорят. Ты просто выложился сейчас.
— Раньше не было такого чувства, — признался я честно.
— И это тоже хорошо. Значит, в моем распоряжении твое лучшее творение на сегодняшний день.
Я кивнул:
— До встречи, мистер Ривз.
— До завтра, Киан.
Я направился к лифтам, прислушиваясь к своим шагам.
Завтра я покажу свое лицо… Ощущения были противоречивыми. С одной стороны — выйду из привычной тени. С другой — мне было все равно. Я обнаружил, что мне просто делиться тем, что получилось запечатлеть на камеру. Я не считал это своим. Или чем-то, за что меня следовало как-то превозносить. Ривз говорил о коммерческой съемке, о работе над заказами, и я обещал попробовать. А это было еще страшнее, потому что "видеть" на заказ еще не приходилось. Я всегда предлагал то, что явилось мне в кадре. Но и здесь я принял вызов. Необязательно ведь принимать чужую форму, тем более людям нужно было именно свежее мнение и другой взгляд.
Когда зазвонил мобильный, я покачал головой, но все равно улыбнулся:
— Не спишь, — ответил, усаживаясь на сиденье такси.
— Я видела. Это так… так здорово, Киан! — Слышал, Лали не просто улыбается — скорее всего, расхаживает перед окном туда-сюда, не в силах сдержать эмоции.
— Все ты.
— Договоришься, — фыркнула она. — Я поверю.
— Давно пора. Пятнадцать минут, и я буду с тобой.
— Жду!
Мы сняли квартиру недалеко от галереи, чтобы быть ближе друг к другу. Илай уже ползал вовсю и требовал все больше времени. Даром, что не оборачивался, развивался даже быстрее оборотня. А меня разрывало на части, когда приходилось оставлять их одних. И сколько Лали ни убеждала, что Смиртон — не пустошь, для меня этот мир был таким же чужим. Пока. Но я определенно дам ему шанс. Просто она еще не знала.
Лали сделала шаг назад, когда я появился на пороге, и улыбнулась:
— Ну как ты?
— Странно. Счастлив. — И я шагнул к ней, сцапал и прижал к себе. Мне не нравилось, как пах этот город. Но Лали была рядом, чтобы вернуть мне мой мир, когда бы я к нему ни потянулся. — Как вечер?
— Илай переползает гостиную от угла до угла за четыре минуты двадцать секунд, — гордо доложила она. — А у меня появилась идея снять о тебе документальный фильм…
Я отстранился и заглянул ей в лицо, щурясь.
— Люди хотят знать, кто ты, — взволновано заговорила она. — Рекламная кампания Ривза в сети и в городе вызывает интерес…
Она говорила, а я видел, как горят ее глаза, слышал, как бьется сердце и учащается дыхание. Вся рекламная кампания выставки была построена на ее фотографиях. В городе расклеили плакаты с ними и даже разместили их на больших щитах. Ривз мастерски заставил людей задаваться вопросом, что такого он готовится сказать своей новой выставкой.
— Мне кажется, или ты вдруг обнаружила совсем другой интерес в своей жизни?
— Не кажется. Мне это все жутко интересно, — кивнула она.
— Думал, станешь моим соавтором. — Я взялся за пуговицы рубашки.
— Эти фотографии у меня вышли спонтанно, — направилась она следом на кухню. — А чтобы работать с камерой на твоем уровне нужно много учебы и практики.
— У тебя вся жизнь впереди, — улыбнулся я, оглядывая гостиную.
Илай спал в кроватке у окна. Невесомые шторы колыхались от сквозняка, а ночное небо сыпало снегом. Определенно, в таком виде этот город был вполне приемлем.
— Знаешь, это было так странно обнаружить, что я могу все поменять, — воодушевленно продолжала она. А мне было приятно замечать, что мы не виделись день, и у нее накопилось много всего мне сказать. Зверю нравилось, что его женщина нуждалась в нем. Мы были счастливы оба как никогда. — Выучиться на кого-то еще, заняться чем-то другим. И признать, что ошиблась с первой профессией.
— Ух ты, — вздернул я бровь. — Чай будешь?
— Да, буду, — уселась она за стол. — Ужин остынет… подогреть?
— Не отвлекайся, — подхватил я тарелку. — Продолжай.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Меня вдохновил этот твой мистер Ривз. И даже если он общается со мной только потому, что я — мать твоего ребенка, я у него могу поучиться, пока мы сотрудничаем…
Я поморщился, но не сразу понял, что именно цапнуло слух больше.
— Ривз не из тех, кто будет делать то, что не считает нужным, Лали, — мягко перебил ее, заваривая чай. — Твои фотографии вдохновили меня на серию, а его — на выставку. Ты помогла мне войти в этот мир сразу с острой и актуальной темой, а не использовать свои старые работы.
— Они не старые, — бросилась защищать меня она. — Они из другого мира. Но они не менее актуальны…
— Может, — согласно кивнул. — Но я бы не хотел назад.
Во всех смыслах.
Она удивленно на меня посмотрела, а я залюбовался. Как ребенок — большие глаза, приоткрытый рот… Надо таскать камеру постоянно на себе, чтобы не пропустить вот это все.
— Правда? Не хочешь в Климптон?
— Нет. И не только из-за вас, — предупредил ее сомнения. — Просто не хочу.
У меня тоже были свои открытия. Мне казалось, я искренне жил суровой природой. И только в Смиртоне понял — не жил, а выживал. Теперь все. Я хотел жить.
— Хорошо, — пожала она плечами, немного ошарашенная услышанным.
А я знал — боялась моей просьбы вернуться в Климптон.
Мы помолчали немного. И тишина эта был такая уютная, расслабленная. Тихо сопел сын, ворчала кофеварка, вздыхала задумчиво Лали, сосредоточенно кусая губы. И все это медленно вытесняло из памяти вой метели, обжигающий легкие воздух и страх темной воды, сдавливающей тело… Каждый раз как в последний.
— Так… что ты думаешь про документальный фильм? — выдернула она меня из воспоминаний.
— Только если ты будешь его снимать, — улыбнулся я и подхватил чашку с кофе.
И снова она удивленно заморгала, растерянно хмурясь:
— Но как же я… — начала было, но глаза азартно заблестели.
Кажется, кто-то пойдет учиться в академию документального кино.
— Так же, как сделала кадр со штанами на перилах. Чем проще будет кадр, тем интересней его будет смотреть. Вылизанные постановочные съемки немного бездушны. Как думаешь?
Лали закусила азартно губы. А я уже знал, с каким фильмом она будет поступать на факультет.
— Ты выйдешь за меня?
Вышло так же спонтанно, как и ее порыв со съемкой следов в снегу. И только тут я понял, что меня так покоробило в ее фразе. «Мать моего ребенка». Но она ведь гораздо большее…
— Замуж? — прошептала.
— Да.
— И не дать шанса твоему фан-клубу помечтать о тебе? — усмехнулась она вдруг хитро.
Теперь была моя очередь растерянно моргать:
— Что?
— Это человеческие штучки — побегать за известным загадочным красавчиком… Делаю ставку, что твой сайт не выдержит и первой минуты после твоей пресс-конференции.
— Вот как? — усмехнулся я. — И тогда ты за меня выйдешь?
— Я просто выйду.
— Вот так бы сразу.
Мы посмотрели друг на друга, улыбаясь.
— А как ты себе видишь свадьбу? — хитро прищурилась она.
— А ты?
— Понятия не имею, — закатила она глаза, беззастенчиво делая вид, что это правда.
— Тогда в субботу подсмотрим…
— Хорошо.
Она пересела мне на колени и прижалась всем телом:
— Я хотела за тебя замуж, — прошептала на ухо.
— Надо было сказать…
— Я бы сказала. Только позже… Весной тебя устроит?
— Устроит.
— Хочу, чтобы вишня цвела…
— Хорошо…
Наш шепот становился все более невесомым, и, кажется, уже неважно было, что именно мы говорим. А говорили еще долго — о планах, о свадьбе, о завтрашнем дне…
Когда она уснула, я поймал себя на ощущении, что мне стало пусто без ее голоса, и тогда я поспешил принять душ и вернуться к ней под бок, чтобы оставить эту пустоту позади… Да, зыбкая почва, как снег-пухляк. Да, становилось страшно потерять ее. До смерти страшно. Но оно того стоило.