Сразу после завтрака на пороге возник Рэм:
— Я получил твое сообщение, — прошел он в гостиную. — Сегодня в четыре заседание. Найрон будет давать показания.
Я перевела взгляд на Рэма, услышав фамилию бывшего жениха:
— Пол Найрон?
— Он притащил на базу Киана, — кивнул Рэм. — И теперь есть версия о его истинных причинах.
— Пока просто предположение, — объяснил мне Киан. — Но у твоего отца есть шанс получить более мягкий приговор по факту принятого им решения.
— Я хотела бы с вами, — встрепенулась я, но тут же осеклась.
— Я бы тебя и не оставил, — кивнул Киан.
— Но Илай только из больницы, — начала возражать я. — Вдруг что-то случится?
— Ничего не случится, — он проникновенно посмотрел на меня. — Илай абсолютно здоров. Все, что ему нужно, у тебя есть.
Рэм с Кианом переглянулись, и правящий постановил:
— Через час заеду за вами.
***
Илай мирно проспал почти весь путь через лес, хотя я переживала, что ребенку будет неудобно в машине. Но нервничала я напрасно. Большую часть дороги он провел у папы на коленях, а ко мне переходил только подкрепиться и уснуть. Когда мы остановились перекусить на полпути в каком-то охотничьем домике у дороги, Киан быстро пообедал, забрал сына и пошел его выгуливать на свежем воздухе — судебное заседание было назначено на вечер, — мне же было приказано плотно поесть.
Мы остались с Рэмом одни в теплом уютном зале с большим камином. Хозяин — седой мужчина-оборотень — коротко доложил Рэму о последних сводках с границы и ушел в кухню готовить мне чай.
А я думала о семье… Хотелось молиться всем известным богам, чтобы отца оправдали. Я никогда не думала просить Рэма о смягчении его позиции, потому что это было его условием помощи мне — дать ему осудить людей за совершенное на базе. Но теперь взгляд то и дело возвращался к суровому профилю правящего. Он вызывал немое восхищение. В мире, где так тяжело найти общую почву для примирения двух непохожих народов, он умудрялся стоять на этой почве твердо и бескомпромиссно.
— А если вы докажете, что Пол зачем-то наврал отцу — это примется судом за смягчающее обстоятельство? — осторожно спросила я, когда он отставил чашку с кофе.
— Я буду требовать снятия обвинений, если Киан заявит о том, что не имеет претензий к твоему отцу, — ответил Рэм, и сердце взволновано застучало в груди. — Убийство людей — серьезное обвинение. И, если принять во внимание то, что оборотня не убили, а лишь взяли под контроль за предполагаемые массовые убийства, твой отец действовал адекватно ситуации. А вот тот, кто заставил его так думать, совершил, вероятно, не одно убийство… Я сказал Киану, что раследование уже ведется в этом направлении, и к моменту сегодняшнего слушания, скорее всего, у нас уже будут признания.
— Так сегодня все может закончиться? — ошарашено выдохнула я.
— Для каждого по-разному, но да, скорее всего.
Я выдохнула, откидываясь на спинку кресла, а Рэм усмехнулся:
— Ешь. Медвежью солидарность никто не отменял — пока я тут за старшего.
Я улыбнулась и вернулась к своей тарелке, хотя взгляд постоянно цеплялся за окна, мимо которых то и дело прогуливался Киан с сыном.
Новости так обрадовали, что леший вдруг дернул поинтересоваться:
— А если бы у тебя вдруг родился не оборотень?
— Я задумался об этом, когда узнал про вашего, — пожал плечами Рэм. — Не могу допустить даже мысли…
— Почему? — удивленно моргнула я. Не ожидала от него.
— Мне не понять того, что понимает он… — кивнул в сторону окон.
— Да почему? Что такого?
— Я не могу этого принять. Не знаю… Мне было бы очень тяжело.
— Мне кажется, ты себя недооцениваешь, — покачала головой с сомнением.
— Я не знаю, что делать с таким ребенком.
— Думаю, Вика бы тебе объяснила. Сначала. А потом бы ты все понял.
Его слова взбудоражили. Очевидно, что жизненный опыт у всех свой и каждый поступает по-своему. Но я отчего-то была уверена, что Рэм бы принял любые обстоятельства, лишь бы сохранить семью. Так же, как и Киан. А признаться в страхе мне — так это стоит только большего уважения.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Расслабься, у тебя шанса практически нет, — покачала я головой.
— Я уже знаю. — И он напряженно на меня глянул, а я едва не прыснула.
Удивительно, что Джастис его успокоил, а не воспользовался случаем потрепать давнему конкуренту нервы.
— А Джастис уже уехал? — вырвалось у меня.
— Утром.
Вот и все. Наши дорожки с этим мужчиной окончательно разошлись.
Но я все равно буду его помнить. И то, что он сделал для меня с Илаем — тоже.
***
Я узнал его сразу, как увидел за решеткой в зале суда. И это удивительно, потому что я не помнил ни черта с момента выстрела и до того, как пришел в себя. Этот самый Пол Найрон собственноручно стрелял в меня дважды на пустоши. Сейчас он стоял за решеткой в черном костюме и с красным злющим лицом.
Но другой тип, которого я тоже смутно помнил, сидел рядом с совсем иными эмоциями. Он едва не хватался за голову от отчаяния. Значит, умелец Арджиева уже дожал главных виновников. Осталось только вбить финальный гвоздь в крышку их гроба.
Присутствующие притихли, когда адвокат Арджиева представил меня и попросил пройти на место для дачи показаний и взял клятву говорить только правду.
— Следствию стало известно, что вы готовы раскрыть ваш творческий псевдоним для помощи в деле.
— Да. Я Адам Нолдридж.
— Можете доказать?
— В пользование вашей экспертной группы предоставлены исходные кадры известных работ.
Следствие быстро сопоставит данные кадров с оборудованием.
— Расскажите, что произошло и как вы попали на базу, — попросил адвокат.
Я коротко рассказал свою версию событий, упомянув электронные письма и предложения неизвестного. Также высказал предположение, что именно Найрон вел за мной охоту, чтобы получить информацию о черных пещерах.
— Есть ли у вас предположение, откуда Пол Найрон мог сопоставить ваши работы с личностью? Ведь до этого момента вы успешно работали под псевдонимом.
— Так же, как и мистер Арджиев. Предложи он смотрителю приюта больше водки за информацию — узнал бы все, — спокойно отвечал я. — А спокойно работал, потому что желающих пробежаться по моим следам в снегу не находилось.
— Вы были неосторожны в общении со смотрителем базы?
— Думал, что осторожен. Но недооценил его находчивость.
Тут подумалось, что хорошо, что не нашел время его прикопать под елкой. Ублюдок может понадобиться следствию.
— На данный момент мистер Данар Кулхари допрошен, Ваша Честь, — поднялся незнакомый мне тип, сидящий рядом с Рэмом. — Он припомнил и Пола Найрона, и подчиненных мистера Арджиева.
Кажется, закапывать смотрителя не будет нужды — он сопьется сам от полученного гонорара за допрос. Адвокат Найрона сидел тихо напротив и даже не пытался возражать. Только Найрона это не устраивало:
— Этот полоумный смотритель вдруг стал более надежным свидетелем, чем ученые? — повысил он голос. — Только в суде, проплаченом Арджиевом, может быть такое!
Но возмущения ему не помогли. Когда он узнал, что его сообщник признался во всем, едва не убил и его собственноручно. Охранникам пришлось надеть на Найрона наручники. Тут надо было видеть лицо отца Лали. Мистер Спенсер сидел в качестве свидетеля на стороне защиты. И я всерьез опасался за его состояние, когда подельник рассказывал все в надежде на смягчение приговора. Часть рассказа о том, как они порешили несогласных с планом, Спенсер пережил особенно тяжело. Я видел, как Лали пересела с Илаем к отцу.
К концу показаний Найрон притих. Но когда его вывели из камеры и поставили перед судьей, он нацепил на лицо презрительный оскал:
— Вы все тут — трусы, — процедил. — Я был готов жертвовать собой в этих лютых условиях, лишь бы человечество могло встать с колен. Но вам всем удобно униженно ползать перед этими зверьми.
— Ублюдок! — не выдержал Спенсер, подскакивая. — Я доверял тебе! Как ты мог?! Как мог убить ребят?! Я верил тебе!