…Как его мать.
Мы замолчали на время, давая шанс тишине, как Киан просил. Тихо трещал огонь в камине, умилительно причмокивал и сопел Илай на груди, и меня понемногу заполняло пониманием: все же людям иногда надо быть больше зверями и жить в моменте… Ведь все, наконец, хорошо. Нужно просто дать этому шанс.
— Мне очень жаль твоих родителей, — прошептала я.
И вздохнула полной грудью. Илай даже сосок выпустил и удивленно квакнул, собираясь расстроиться, но не успел — у него тоже все быстро наладилось.
— Мне тоже. — Киан медленно поднялся. — Чай будешь?
— Да.
— У тебя получается, — похвалил он, соблазнительно оскалившись, и направился в кухню.
***
Мы говорили непривычно много. Лали расслаблялась, и мне становилось легче самому. Я чувствовал не только ребенка. Ее тоже. Когда она рассказывала про детство, учебу в колледже и работу, я видел, что на самом деле ею двигало восхищение отцом. Она хотела быть рядом, достойной его открытий и его мира. И становилось понятно, что без него ее мир неполный. Она страдала не только из-за тяжелой беременности и постоянной угрозы потери ребенка. Ей тяжело давалось его отсутствие в ее жизни. И то, что он вернулся и принял моего ребенка, говорило о том, что и для него Лали была важнее.
Когда Лали с Илаем уснули на диване, я подбросил дров в камин и огляделся. Мне нравился этот мир. Пожалуй, если у нас появится медвежонок, ему тоже будет тут лучше. Никаких волков и угроз…
Я достал из сумки ноутбук и прошел за стол. Мне не раз предлагали встречу с несколькими издательскими агентствами, но я даже не обращал внимания на такие предложения. Да, раньше было проще быть особенным — никто со мной не конкурировал в области географии моих фотографий. Но доказать, что я могу быть уникальным на любой территории — это ли не вызов? Фотографов, которые бы рискнули бегать по дикой местности, все равно мало. А интерес к загадочному миру за стеной всегда будет большим. Ведущие информационные агентства нуждались в тех, кто мог позволить себе такие риски.
Я еще не знаю этот мир. Но так даже интереснее.
У меня заняло около часа найти письма и разослать ответные предложения. На большинство ответили в течение пяти минут. К полуночи на почте лежало три приглашения в Смиртон, одно — в Дефорест. Просматривая входящие, я вдруг зацепился еще одно письмо с приглашением встретиться прямо в Климптоне. Не в моих правилах было встречаться с кем-то лично, и я не ответил. Потом пришло еще одно письмо. Мне предлагали встретиться и за хорошие деньги открыть координаты одного снимка, сделанного на Данорском плато в черных пещерах…
Черные пещеры образованы за счет давления, под которым временами прорывается из недр нефть. Это происходит в основном летом, когда льды на плато двигаются. Зимой все это живописно замерзает, но остается опасным местом для долгого присутствия.
Предложение было идиотским, и я забыл о письмах. Теперь же все это слишком хорошо вставало в ряд с тем, что произошло позже. Волк-хозяин приюта мог продать информацию обо мне любому так же, как и Рэму, когда тот меня искал. Да, чтобы связать меня и известного фотографа, нужно было потрудиться, но я не исключал, что этот пьянчуга мог и технику у меня в рюкзаке заметить — я не особо прятался от него. Недооценил. А перекладывать технику в прицеп где-то в снегах было чистым убийством оборудования.
Но если отец Лали не имел отношения к идее заполучить от меня стратегическую информацию, тогда кто? Нужно будет поговорить с Арджиевым. Если отец Лали не виноват, то и нести ответственность за все, что произошло, он не должен. Какая-то более амбициозная сволочь скрывалась среди его людей, мечтавших разрабатывать недра Севера. Да и с себя подозрения не мешало бы снять. Такая односторонняя презумпция невиновности никак не способствует деловым и прочим отношениям. А мне еще с людьми работать…
Сын еле слышно завозился, и я закрыл крышку ноутбука. Сопение Илая разбудило Лали, и она сонно взглянула на меня:
— Который час?
— Самое время осмотреть спальню, — усмехнулся я и подхватил ее с ребенком на руки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Комнатка оказалась небольшой.
— Ух ты, — тихо вздохнула Лали при виде детской кроватки рядом с большой. — Нира… как она это все успела?
— А Рэм разрешает ей встречаться с человеком? — опустил ее на кровать.
— От тебя ничего не скрыть, — сонно прошептала она.
— К счастью, — и я огляделся. — Хоть тут котом не пахнет.
Лали закатила глаза и покачала головой, меняя тему:
— Рэм беспокоится за сестру. Говорит, что рядом с ребенком-оборотнем должен быть оборотень-отец… что человека недостаточно… — Она вдруг испуганно раскрыла глаза и метнулась взглядом к моему лицу. — Прости…
— Он прав. Хоть и звучит жестоко… — И я опустился рядом.
Лали прижала к себе Илая и подлезла ко мне сбоку, прижимаясь. Я сгреб ее в объятья и поцеловал в висок. Шелк ее волос скользнул по носу, и я улыбнулся:
— Я бы не хотел другого отца. А от белоглазых меня бы никто не спас…
Показалось, ей смириться было тяжелее, чем мне. Но у меня на это было пятнадцать лет ненависти. Я уложил ее с собой на кровать, обнимая разом обоих. Илай вскоре снова занялся самым главным делом — повис на маминой груди, а я улегся удобнее и не мог оторваться, наблюдая, как пыхтит и трудится, помогая себе ножками… Такой крохотный, но уже такой сильный. Но еще более завораживающим зрелищем казалась его мама. В груди задрожало тихое довольное рычание, и она настороженно покосилась на меня.
— Тш, все хорошо, — погладил ее по плечу. — Медведь доволен…
— Ааа… — усмехнулась она. — А он тоже не расстроен, что медвежонок у него впопыхах не вышел?
— Как мы заговорили, — оскалился я. Захотелось аккуратно укусить дерзкую самку за аппетитное округлое бедро. — Скажем так, мы договорились, что следующего будем делать с чувством и без спешки…
Лали сжалась на это мое обещание, но я ничем помочь ей не мог. Обещать, что дам выбор? Не дам. Она — моя женщина.
— Но мы же это обсудим? — выдохнула она.
Илай уснул, и я осторожно потащил ее с постели к себе в руки.
— Обсудим, — усмехнулся.
Не мог ничего поделать — хотелось окунуть ее с головой в ее принадлежность мне. Я — не уступчивый кот, который обтер каждый угол в ее доме, но так и не решился ни на что. К счастью для него.
Она обхватила меня за шею, когда подхватил ее под попу и понес в гостиную. Для начала надо перебить запах на диване — не выбрасывать же мебель.
Лали вздохнула особенно трогательно, когда потянул с нее футболку.
— Ты бы знала, как ты пахнешь, — прорычал , тяжело дыша.
Видел — мое желание ее пугает. И старался как мог не испугать еще больше. Но зверю было мало… И я выпустил его устанавливать свои правила и проверять границы на прочность. Уж слишком много здесь желающих отобрать у меня время с моей женщиной, и так будет и дальше. Как жаль, что потратил столько впустую, запугивая ее на базе…
Теперь же это все было невозможно терпеть — ее оголенная грудь, когда кормит сына, дразнит и провоцирует забыть, что зверь теперь не на первом месте. Каждый ее вздох, взгляд и невинное движение пальцев, заправляющих прядь за ухо, стекались каплями в чашу моего терпения. Я не буду тонуть в ней один…
То, как подхватил ее и усадил сверху, показалось резким. Пальцы на ее шее сжались чуть сильней нежного, и я влетел своими губами в ее, жмурясь. Прикосновение к чувствительной груди Лали встретила стоном, и я зарычал в ее рот, совершенно теряя голову. Я хватал губами все, что подворачивалось — скулы, шею, ключицу… Вкус молока разлился по языку, когда обхватил ее сосок губами. Член стал колом, голова закружилась, и по ушам ударило ее вскриком, когда с жадностью ворвался в нее на сухую. Черт! Как же все неправильно… Но лишь на два жадных вдоха. А потом по телу разлилась волна благодарности, когда Лали обхватила за шею и прильнула к ней губами, рвано дыша.
— Прости…
— Замолчи…
И все. И все двери открыты — врывайся в любую. Душа, сердце, тело — ничего не нужно забирать, оно все и так мое…