Лечение продолжалось немногим более шести недель (три раза в неделю), когда доктор Райнхарт, следуя своему Божественному откровению, полученному в ходе Исследования терпимости к аморальности, проводимого Райнхартом и Феллони, решил начать дайс-терапию. Он приступил к ней со спокойным достоинством, которым знаменовался весь этот этап его жизни.
— Не снимай лифчик, Арлин, я хочу поговорить с тобой о чем-то важном.
— А это не может подождать?
— Нет. — Он вынул два новых серебряных игральных кубика, с пылу с жару, с фабрики в Такско, Мексика, и положил их на стол. Он попросил миссис Экштейн сесть у стола.
— Что это, Люки?
— Кости.
— Понятно.
— Мы начинаем дайс-терапию.
— Дайс-терапию?
Доктор Райнхарт очень доходчиво объяснил практику и теорию бросания кубиков для выбора действий. Миссис Экштейн слушала очень внимательно, хоть и постоянно ерзала на своем стуле. Когда стало ясно, что он закончил, она какое-то время помолчала, а потом тяжело вздохнула.
— Но я все равно не понимаю зачем, — сказала она. — Ты говоришь, я могу позволить Жребию решать, будем мы трахаться сегодня утром или нет. Думаю, это глупо. Я хочу трахаться. Ты хочешь трахаться. Зачем впутывать сюда кости?
— Потому что отдельные части твоей личности не хотят трахаться. Какая-то небольшая часть твоей личности хочет меня ударить, или хочет убежать назад к Джейку, или хочет поговорить со мной о психоанализе. Но этим частям не разрешается проявлять себя. Ты подавляешь их, потому что большая часть твоей личности хочет трахаться.
— Если это незначительные части моей личности, пусть незначительными и остаются.
Доктор Райнхарт откинулся на стуле и вздохнул. Вынул трубку и начал ее набивать. Взял один из серебряных кубиков, потряс его в руке и бросил на стол. Потом нахмурился.
— Я расскажу тебе, как родился Бог: о рождении Человека Жребия.
После чего доктор Райнхарт поведал слегка отредактированную историю своего открытия Жребия и первоначального изнасилования миссис Экштейн. Он заключил:
— Если бы я не дал маленькой части моей личности шанс быть выбранной Жребием, мы бы сейчас здесь не сидели.
— Ты дал мне только один шанс из шести?
— Да. Всё дело в том, что я дал меньшей части своего «я» шанс быть услышанным.
— Только один шанс из шести?
— Мы никогда не сможем стать полноценными людьми, пока не разовьем все важные аспекты своей личности.
— Только одна шестая твоей личности меня хотела?
— Арлин, это была историческая случайность. Мы говорим о теории. Разве ты не видишь, как следование Жребию открывает нам новые сферы жизни?
— Я чувствую себя использованной.
— Если бы я соблазнил тебя из бесчувственной похоти, ты была бы довольна. А я позволил вмешаться случаю, и поэтому ты чувствуешь себя использованной.
— И тебе всегда хочется использовать кубики? Ты никогда не испытываешь сопротивления?
— Конечно, не всегда, но я пытаюсь это преодолеть.
Доктор Райнхарт и миссис Экштейн смотрели друг на друга целую минуту, доктор Райнхарт со смущенной улыбкой, а миссис Экштейн с благоговейным ужасом. Наконец она вынесла приговор.
— Ты ненормальный, — сказала она.
— Без сомнения. Смотри, я покажу тебе, как это работает. Я записываю два или, скажем, три варианта. Единица или двойка означают, что мы продолжим этот разговор, тройка или четверка означают, что мы закончим сеанс прямо сейчас и каждый позволит Жребию решить, чем еще мы можем заняться в следующие сорок минут. Пятерка и…
— А пятерка или шестерка означают, что мы трахнемся.
— Ладно, согласен.
Доктор Райнхарт подал кость миссис Экштейн. Она решительно потрясла ее в ладонях несколько секунд и спросила:
— А мне не надо бормотать какую-нибудь ерунду, когда я это делаю?
— Ты можешь сказать просто: «Не моя воля, Жребий, но Твоя да будет исполнена».
— Выбери, чтобы мы хорошо потрахались, Жребий, — сказала она и бросила кубик на стол. Выпала пятерка.
— Мне больше не хочется трахаться, — сказала она, но, увидев хмурое лицо доктора Райнхарта, улыбнулась и подумала, что начинает понимать достоинства дайс-жизни. Но прежде чем она смогла позволить большей части своей личности заняться делом, доктор Райнхарт заговорил.
— Теперь мы можем бросить Жребий, чтобы определить, как мы будем заниматься любовью.
Она заколебалась.
— Что? — сказала она.
— Есть бессчетное множество способов совершить половой акт; каждый из этих способов привлекателен для разных частей наших личностей. Нужно, чтобы решение принял Жребий.
— Понятно.
— Прежде всего, кто из нас будет сексуальным агрессором, я или ты? Если Жребий скажет нечет…
— Погоди. Я начинаю понимать эту игру. Я тоже хочу играть.
— Вперед.
Миссис Экштейн взяла оба кубика и сказала:
— Единица означает, что мы займемся любовью тем странным способом, который тебе вроде бы нравится.
— Прекрасно.
— Двойка означает, что я лягу, а ты будешь работать руками, ртом и Джоцни Яблочным Семечком[94] над каждой частью моего тела, пока я больше не смогу этого выносить и не потребую чего-нибудь другого. Тройка…
— Или лучше мы опять бросим Жребий.
— Тройка… Дай подумать: ты играешь с моей грудью пять минут.
— Дальше.
Миссис Экштейн поколебалась, а потом ее лицо медленно расплылось в улыбке.
— Мы должны всегда давать решать Жребию, так? — спросила она.
— Верно.
— Но мы контролируем варианты.
— Очень хорошо.
Она улыбалась счастливо, будто ребенок, который только что научился читать.
— Если выпадет четверка, пятерка или шестерка, это значит, что мы должны попробовать сделать ребенка.
— Что?! — сказал доктор Райнхарт.
— Я вынула ту резиновую пробку, которую Джейк велел доктору в меня вставить, и думаю, у меня только что была овуляция. Я читала книгу, и там рассказывалось о двух лучших позах, чтобы сделать ребенка.
— Понятно. Арлин, я…
— Мне бросать?
— Подожди.
— Чего?
— Я… я думаю.
— Дай мне кубики.
— Я полагаю, что ты немного передернула с шансами, — сказал доктор Райнхарт со своей привычной профессиональной невозмутимостью. — Давай так: если это шестерка, мы будем пробовать одну сексуальную позу за другой, следуя списку из шести поз, который мы составим. Две минуты на каждую. Пусть оргазмы случаются, когда придется.
— Но четверка и пятерка всё равно означают, что мы делаем ребенка?
— Да.
— Хорошо. Бросаю?
— Давай.
Миссис Экштейн бросила кубик. Выпала четверка.
— Ах-х, — сказал доктор Райнхарт.
— Ура! — сказала миссис Экштейн.
— А что это за две позы, которые рекомендуют медики? — с некоторым раздражением спросил доктор Райнхарт.
— Я покажу. У кого будет больше оргазмов, тот выиграл.
— Выиграл что?
— Не знаю. Пару кубиков.
— Понятно.
— Почему мы не начали эту терапию раньше? — спросила миссис Экштейн. Она быстро раздевалась.
— Ты понимаешь, — сказал доктор, не спеша готовя себя к операции, — что после того, как мы один раз займемся любовью, мы должны опять проконсультироваться со Жребием.
— Конечно, конечно, иди сюда, — сказала миссис Экштейн, и вскоре усердно занялась с доктором Райнхартом интенсивной дайс-терапией. В 11 утра доктор Райнхарт позвонил секретарю, чтобы сообщить, что, поскольку этим утром он проводит особенно глубокое исследование и поскольку его работа может принести долгосрочные плоды, необходимо отменить сеанс с мистером Дженкинсом, дабы он и миссис Экштейн могли продолжить работу.
В полдень миссис Экштейн, сияя, покинула кабинет доктора. История дайс-терапии началась.
31
Профессор Орвилл Богглз из Йеля попробовал ее пройти; Арлин Экштейн нашла ее эффективной; Терри Трейси с ее помощью вновь обрела Бога; пациент Джозеф Специо из больницы Квинсборо думал, что это заговор, имеющий целью довести его до безумия: дайс-терапия медленно, но уверенно, без ведома моей жены и коллег, набирала силу; но «Великий колумбийский копуляционный беспредел» достиг кульминации и сошел на нет. Две девушки из колледжа Барнарда[95], которые поодиночке получили инструкции вступить друг с другом в лесбийскую связь, пожаловались своему декану, и та быстро принялась за расследование. Хоть я и заверил ее, что мы с доктором Феллони — добросовестные профессионалы, члены Американской медицинской ассоциации, состоим в республиканской партии и находимся не более чем в умеренной оппозиции к войне во Вьетнаме, она, тем не менее, сочла эксперимент «подозрительно скандальным», и я его прекратил.