Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Главное в его смерти — жертва. Каков смысл этой жертвы? Вчера в Новой Деревне, когда люди с НТВ брали у меня интервью и потом какие‑то малые его остатки дали по телевидению, я говорил о том, что отец Александр своей смертью отвратил огромную опасность от России. Ведь сначала поступили только некоторые смутные известия, а потом было вполне подтверждено, что именно в сентябре 90–го года готовился тот самый военно–фашистский переворот, который потом был достаточно неудачно проведен в августе 91–го. А вот если бы он состоялся в сентябре 90–го, он имел бы все шансы на успех.
Я говорю об этом с такой уверенностью, потому что если вы откроете книгу Александра Лебедя «За державу обидно…», вы найдете там весьма интересные факты. Лебедь пишет, что 8 сентября 90–го года воздушно–десантные войска получили приказ совершить бросок на Москву, и 9 сентября они это сделали. Под Москвой были сосредоточены все воздушно–десантные дивизии — с танками, артиллерией, полным боекомплектом и т. д. 10 сентября утром они должны были вступить в Москву, но их несколько попридержали.
А потом, 10 сентября вечером, почему‑то этот приказ отменили, ничего не объясняя. Переворот был отложен. Я думаю, что это у них сорвалось, и причина этого срыва — отец Александр (если рассматривать это событие в провиденциальном, мистическом плане).
Если бы переворот удался, мы безусловно вернулись бы в тоталитарное прошлое — с большой кровью, с широчайшими репрессиями. Гибель отца Александра предотвратила абсолютно реальный откат России назад, я в этом убежден. Полагаю, что он закрыл собой Россию в первый же день переворота. Я не утверждаю, что у его кончины только такой смысл, но что этот аспект чрезвычайно важен — я в этом уверен.
Хочу прочесть вам, что писал об отце Александре известный французский проповедник Жан Ванье: «Господь посылает Своих пророков, чтобы показать нам путь, чтобы направить наши жизни. Господь посылает Своих пророков, и его пророки возвращаются к нему.
Могу представить себе боль, которую пережили многие из вас, когда услышали, что отец Александр убит, и убит таким жестоким способом.
Но я думаю, что есть тайна в его жизни и есть тайна в его смерти. И теперь, когда он возвращается к Богу, происходит то, что каждый из нас, на своем малом пути, становится Александром Менем. Каждый — на своем собственном пути… "
Отец Александр говорил нам, что христианство — духовный поток, огонь, и, естественно, этот поток должен иметь берега. Эти берега — обряд, ритуал. Он необходим, но он должен знать свое место, он не должен заслонять главное в христианстве — дух. Это прежде всего дух любви, который объединяет всех. И если в Церкви буква становится над духом, то дух покидает ее.
Вот отец Александр жил духом. Он горел любовью. Он был генератором духовной энергии, и мы все от него подзаряжались. Он был человеком легким, стремительным, быстрым, и это проявлялось во всем буквально. Вот, например, поет хор новодеревенский «Отче наш», поет медленно, очень растянуто:
О–о-отче на–а-а–ш,Иже еси на небесе–е-е–ех…
Отец Александр этого не выдерживает — он выходит, протягивает руку к молящимся и продолжает в очень быстром, энергичном, необычайно бодром темпе:
Да святится имя Твое,Да приидет Царствие Твое,Да будет воля Твоя…
И на этих словах он всегда крестился. А крестился он потому, что для него это были не просто слова: это был закон его жизни. Закон нашей жизни, по крайней мере большинства из нас, —<<Да будет воля моя», а он жил по закону «Да будет воля Твоя». И вот он, человек, одаренный свыше всеми возможными талантами, подчинил свою волю воле Творца, подчинил осознанно и радостно.
Только что вышел последний, 9–й номер журнала «Истина и жизнь». Там есть замечательные письма отца Александра. Это письма моей сестре — я о них недавно говорил по радио. Но часть из них не опубликована, и я хотел бы привести оттуда небольшой отрывок. Вот что он писал ей: «Признаки верного направления: если вы чувствуете, что Он рядом, что Он во всем, что Он ждет, любит, благословляет, испытывает (опять‑таки любя), то значит всё идет в нужном направлении. В малом Бог. Рядом. Во всём. Это даст Вам сил перенести все трудности нашего короткого пути, где главное — крест (а крест есть страдание, помноженное на радость отдачи).
Обнимаю. Благодарю. Молюсь.
Ваш протоиерей Александр Мень».
И еще он писал: «Всё как чудо, как сон, как увлекательная драма Божиих судеб».
Он сам был чудом. Мы, кто знал его, можем свидетельствовать об этом. Я думаю, что это совершенно замечательная формула: «Крест есть страдание, помноженное на радость отдачи». Нам надо нести свой крест так же, как нес его отец Александр, потому что у нас перед глазами пример этого человека, пример, которому, в меру наших сил, все мы можем следовать.
22 января 1998 г.[45]
Сегодня день рождения отца Александра Меня. Сегодня ему 63 года. В последние годы жизни он начал стремительно седеть и стал еще больше похож на библейского пророка. Он и жил так же стремительно, каким‑то образом уплотнял время, спрессовывал каждую минуту. Он за последние годы своей жизни сделал столько, сколько не сделал ни один человек в наше время — не только в России, я убежден в этом. Он знал, что смерть рядом, за углом, и торопился. Он говорил: «Я чувствую себя подобно стреле, которую долго держали на натянутой тетиве».
Когда я его видел в последний раз, за несколько дней до смерти, меня поразило, что он находится как бы в двух измерениях одновременно, что он и рядом со мной и не рядом. Внешне он общался со мной как обычно: отвечал на мои вопросы, говорил то, что мне важно было услышать, на прощанье, как всегда, обнял, поцеловал, — может быть, крепче, чем всегда. Но я видел, что он как‑то отрешен, что он сосредоточен на какой‑то важной мысли, что он весь внутри, на глубине. Я уверен, что он знал, что скоро произойдет, но не хотел об этом говорить.
Я говорил уже в этом зале, что я и при жизни считал его святым. Не только считал — просто знал, что так оно и есть, и его смерть — смерть мученика и апостола — лишь подтвердила это. Но одно дело знать внутри себя, а другое дело — когда это становится очевидным для всех или, во всяком случае, для многих. По церковной традиции, человека канонизируют как святого при двух, по крайней мере, условиях: когда есть народное почитание и когда происходят исцеления, совершаемые им после физической смерти по молитве тех, кто к нему обращается. Народное почитание есть. Что касается исцелений, они тоже есть: я знаю такие случаи, знаю, какова сила обращения к нему по собственному опыту. Известно об исцелениях не только мне. Но об этом пока не написано, официально это как бы не существует.
Но вот появилось удивительное свидетельство, о котором надо бы знать всем. Недавно об этом сообщила газета «Русская мысль»[46]. Очень далеко от нас, на другой стороне земного шара, в Венесуэле, жил человек по имени Карлос Торрес. Он уехал в Италию, чтобы изучать теологию и стал там священником. Это был крепкий, здоровый, жизнерадостный человек, физически очень сильный. Но вот он заболел. Заболел тяжело: у него был рак — опухоль на шее. Делали всё возможное: операции, химиотерапию, облучение. Ничего не помогло. Болезнь охватила всё тело, не осталось органа, где не было бы метастазов.
А теперь я вам прочту это свидетельство. «В 1995 году у него (отца Карлоса. — В. И.) повысилась температура. Врачи считали, что всё кончено: не стоит уже мучить пациента лечением, лучше дать ему угаснуть, испытывая как можно меньше боли. Но ему еще очень хотелось жить, и он молился о том, чтобы жизнь была ему дарована, хотя это и казалось невозможным. Он прекрасно понимал, что с точки зрения врачей всё кончено, и тут, как он сам рассказывает, ему стало страшно. В горе и страхе он обратился к отцу Александру Меню, моля его заступиться перед Господом и вымолить для него исцеление». Исцеление наступило, поразив всех врачей, которые в его истории болезни записали коротко и просто: «Полное выздоровление».
«А почему именно к отцу Александру Меню вы обратились? — спрашивает интервьюировавший отца Карлоса итальянский журналист. — И что вы вообще о нем знали, вы, католический священник, латиноамериканец, такой, казалось бы, далекий во всех отношениях?
Ответ. Я знал, что он — мученик за Христа. Его убили за его христианскую веру. Всю свою жизнь он был свидетелем. Он свидетельствовал о Боге в мире, где была провозглашена ненависть к Богу. Он жил, зная, что каждый день может стать последним днем жизни. Его преследовали, ему угрожали, его унижали и оскорбляли. И всё это он переносил не жалуясь, потому что любил Бога. И в конце концов его убили. Я считаю его святым, и к нему я обратился, моля о заступничестве. Я не имел счастья знать его при жизни, но прочитал про него всё, что было написано на доступных мне языках. Мне кажется также, что он стал как бы символом, надеждой той катакомбной Церкви, Церкви мучеников, которая в 90–е годы вновь получила возможность свободно молиться. Мне кажется также, что фактически он стал духовным главой Русской Православной Церкви. После 70 лет атеистического коммунизма он первым по–настоящему заговорил о Боге, о Христе. За это его и ненавидели все его прежние враги, за это и убили.
- Технологии изменения сознания в деструктивных культах - Тимоти Лири - Прочая документальная литература
- XX век. Исповеди: судьба науки и ученых в России - Владимир Губарев - Прочая документальная литература
- О, Иерусалим! - Ларри Коллинз - Прочая документальная литература
- Пулеметы России. Шквальный огонь - Семен Федосеев - Прочая документальная литература
- Воспоминания - Елеазар елетинский - Прочая документальная литература